Вэнс Палмер - 40 австралийских новелл

• Название: 40 австралийских новелл
• Автор: Вэнс Палмер
• Издательство: Издательство иностранной литературы
• Жанр: Современная проза
• Год: 1957

---

В день субботней выставки я всегда бывал в саду, и в девять часов Изабел подошла к тому месту, где я бесцельно копался в зарослях сорняков.

— Доброе утро, Джонстон.

— Доброе утро, мисс Изабел.

Она ждала. Она хотела, чтобы я заговорил первым, но я решил на этот раз принудить ее к откровенности. Поздоровавшись, я опустил голову и продолжал работать. Противно было смотреть на ее грязные башмаки и спущенные чулки в четырех футах от моего лица.

— Вы видели георгины? — спросила она наконец, потому что молчание становилось неловким.

— Да, видел. Они их хорошо отделали.

— Их нельзя спасти, не так ли?

— Нельзя. Раньше чем через год там и курослепа не вырастишь.

— Я понимаю. — С минуту она молчала. — Джонстон, мы должны… я хочу… — голос ее прервался.

Я выпрямился и, когда увидел ее лицо, почувствовал жалость к ней. Бедняга! Она была комком нервов. Она пыталась что‑то сказать мне, но лишь беззвучно кривила губы. Ее загрубевшие пальцы теребили приколотую к вороту старинную камею. Злость моя улетучилась. «Так или иначе, тебя ждет сумасшедший дом», — подумал я. Самое лучшее, что могли сделать для сестер мы с Иганом, — это ускорить события.

— У нас на дорожке возле дома завелась какая‑то нечисть, — сказал я, многозначительно понизив голос. — Надо бы ее опрыскать ядом…

Усталые глаза Изабел просветлели, и это подтвердило мои самые мрачные подозрения. Они загорелись, словно глаза маленькой девочки, которой пообещали новую куклу.

— Что вам для этого понадобится, Джонстон?

— Четыре литра жидкости и садовый насос, — важно за. явил я. — Вы сможете заказать их сегодня?

— Я позвоню и закажу их немедленно.

— Если вы сумеете получить их вовремя, я вернусь и после чая все сделаю. — Мне было любопытно, осталось ли в ней хоть сколько‑нибудь гордости или совести, и я прибавил: — В темноте будет удобнее…

Она даже не улыбнулась.

— Спасибо, Джонстон. Конечно, я заплачу вам. Такие вещи тоже требуют большого старания.

Такие вещи требуют старания!

В тот вечер я входил в калитку Элизии со странным чувством. Никогда раньше я не бывал здесь после наступления темноты и был поражен — настолько мне все казалось незнакомым. Лунный серп и звезды освещали дорожки, я знал до дюйма расположение каждой клумбы, каждого куста, и все‑таки они стали другими. Я чувствовал себя браконьером или преступником. Ни дуновенья ветерка. В темных уголках затаились невидимые существа, из угрюмых кустов на меня смотрели горящие глаза. Я тихо ступал по усыпанной гравием дорожке, но мне казалось, что я произвожу ужасный шум. Ночная «работа'», видимо, расстроила мои нервы, потому что я помню, как с каждым шагом мне становилось все страшнее и страшнее. Я напряженно ждал, что вот сейчас раздастся дикий крик и поднимется тревога. В конце концов, я был преступником, я шел убивать. Чувство вины и неминуемой беды еще больше возросло, когда, миновав темный фасад дома, я увидел свет в окошке сарая для инструментов.

Изабел оставила там зажженный фонарь; на скамейке лежал новый садовый насос и четыре полных галлона яда.

Окно кухни тоже светилось, но моя хозяйка не вышла ко мне. Мне вдруг захотелось постучаться в дверь кухни, притвориться, что мне нужна горячая вода, чтобы развести яд, и этим сделать Изабел более активной соучастницей моего преступления. Но, подумав, я решил пощадить ее. Кроме того, я хотел дать последнюю возможность ей и Терезе хоть теперь остановить оргию разрушения. До сих пор не совершалось таких страшных, непоправимых разрушений, — может быть, в этот последний час сестры наконец опомнятся.

Именно поэтому я употребил только один галлон яда. И сейчас я могу поклясться, что Тереза, стоя у своего дома, наблюдала за всей операцией. Дом Терезы, как и Элизия, был погружен в темноту, но время от времени я видел, как по белевшим доскам веранды скользила черная тень. Если бы она вдруг вскинула руки и побежала через газон ко мне, я бы, без сомнения, бросил насос и до самого моего дома мчался бы во весь дух. Мне все время хотелось удрать, так мне было жутко.

Но никто не помешал мне, и я продолжал делать свое страшное дело. Стоя на ящике возле забора, я старательно направил шланг на длинную грядку хризантем, что шла вдоль большого газона. Над газоном и лавандовым бордюром у дорожки, выстланной глазированной плиткой, я тоже xopoшo поработал. В темноте я не мог ничего разглядеть, но я ведь знал Авалон не хуже Элизии и гордился тем, что назавтра Иган найдет в моей работе ту же точность и ловкость, с какой он обрабатывал мою клумбу георгинов.

И он нашел.

В воскресенье, исподтишка наблюдая за ним, я увидел, как он расчищал и вскапывал отравленную землю. Он делал это, как всегда, сосредоточенно и старательно, но блеск его суровых глаз не предвещал ничего доброго для Элизии, а ироническая усмешка на его лице говорила о том, что он прекрасно сознает бесполезность дальнейших усилий. В то утро я только однажды увидел Терезу. Она стояла на краю газона и смотрела на наш северный бордюр. Я хорошо видел ее лицо и легко прочитал ее мысли. Она обдумывала следующий удар, оценивала последствия, сравнивала Авалон с Элизией — ее рододендроны и наши пионы, дафнии и гардении, лириодендроны и джакаранду. Прямо напротив нее росла пышная камелия, вся усыпанная пухлыми бутонами. Из многих бутонов уже пробивались красные лепестки. Глаза Терезы долго, словно в раздумье, покоились на них, и я тут же записал камелию первой в список жертв следующей атаки.

А моя милая хозяйка была в прекрасном настроении. Она особенно приветливо поздоровалась со мной, подала мне свежий кекс к чаю и весь день расхаживала с такой самодовольной улыбкой, что мне захотелось на одну ночь поменяться с Иганом местами.

Рододендроны — пионы — дафнии — гардении — джакаранда — камелии…

* * *

Четыре недели спустя в запустении искалеченных газонов и изуродованных деревьев я прощался с Элизией. Изабел позволила мне почти восемь часов бессмысленно пробродить среди останков сада, а в пять часов положила конец комедии, сказав, что я должен искать другую работу.

Растрепанная, с пустым взглядом, она стояла посреди этого страшного сада — кладбища. Вид у нее был ужасный. Она силилась сохранить достоинство, и комок подступил у меня к горлу.

Слабо улыбнувшись, она протянула мне банкноту в фунт стерлингов и немного серебра.

— Ваше жалованье, Джонстон.

Я вопросительно смотрел на нее.

— Да, тут на десять шиллингов больше. На счастье… — . Изабел странно вздрогнула, у нее перехватило дыхание. Она бросила быстрый, испуганный взгляд по сторонам. «Этот погубленный сад будет преследовать тебя», — подумал я.

Я поблагодарил ее. Она все смотрела на меня, словно хотела о чем‑то спросить.

— Мне жаль, Джонстон. Я… Правда, бесполезно продолжать работу?

— Почему же, мисс Изабел? — безжалостно спросил я.

Она безнадежно махнула рукой.

— Здесь ничего нет — нет сада. Вам надо искать другое место.

Голос у нее стал жесткий, но мне это и было нужно. Я понимал: она стояла на краю бездны. Мне хотелось многое сказать ей, но, пока я собрался с мыслями, она рывком протянула мне руку не в силах продолжать разговор.

— До свидания, Джонстон. Вы… вы славный человек!

Судорожное рукопожатие, улыбка, заставившая мое сердце сжаться, блеснувшие на мгновенье слезы — и она ушла. Прежде чем я понял, что не сказал и слова прощанья, ее обтрепанная фигура исчезла в дверях дома.

Иган покинул Авалон двумя днями раньше. Мы были последними звеньями, связывавшими «небесных близнецов» с разумным миром. Придет время, и жизнь снова заявит о себе в обоих садах, но нас с Иганом там не будет. Выстоит только природа. И, верно, немало темных историй будут рассказывать о двух злобных старухах, доживающих свой век среди зарослей вьюнов и дикого плюща.

НОЧНАЯ СМЕНА (Перевод Б. Антоновича)

Зима. Восемь часов вечера.

На открытой площадке трамвая, идущего по Сент — Килда — роуд в северном направлении, сидят двое. Два портовых грузчика едут в Ярравилл — в ночную смену — на разгрузку сахара: один из них, тот, что постарше, по уши закутан в толстое пальто и сидит прямо, словно аршин проглотил, уставившись в дальний конец вагона. В его усталых

ГЛазах выражение невозмутимого спокойствия, какое 4acfo встречается у заядлых курильщиков трубки. Его спутник намного моложе; зажав руки между колен, он наклонился вперед, как бы любуясь этой дорогой, которая славится своей красотой.

— Холодно будет на палубе, Джо, — замечает молодой.

— Да, холодновато, Дик, — отвечает Джо. И оба опять замолкают.

На остановке Турэк — роуд сходит несколько пассажиров, но садится гораздо больше. Это главным образом, молодежь, направляющаяся на танцы и в театры. Гладко прилизанные головы и белые галстуки; прически, сделанные в парикмахерских на Коллинз — стрит, подведенные брови и накрашенные губы; отутюженные складки на брюках и начищенные до блеска туфли; шелковые платья и короткие жакетки. Людей набилось в трамвай столько, что некоторым приходится висеть на подножках. Воздух наполнили запахи духов.