Владимир Круковер - Исполнение желаний

• Название: Исполнение желаний
• Автор: Владимир Круковер
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

Я не собираюсь убеждать читателя в подлинности фактов. Допускаю, что существуют и засекреченные свидетельства моих «подвигов», так что книга прольет на них дополнительный свет, только света этого будет недостаточно для секретных сотрудников, имеющих к ним секретный доступ.

 А попасть к ним в лапы для уточнения я не боюсь, так как Материализатор на запястье правой руки делает меня неуязвимым в любых обстоятельствах.

Я, честно говоря, давно уже ничего не боюсь.

---

В армии мой товарищ поднял полутонный сейф, упавший ему на ногу.

Сложнее было с волком. Но я сам совсем недавно общался с животными, командовал ими, как хотел, смотрел на мир их глазами. Правда, я умел отключать сознание от связи с ними. Может, она просто была в постоянной связи с этим дряхлым волком, и он постоянно давил на ее сознание. Смерть прервала эту связь, освободила ее мозг.

Контакт с этой девчонкой не проходил для меня бесследно. Я был в постоянном напряжении и в то же время как-то размяк, «одомашнился», не думал о том, что деньги летят слишком быстро, а новых взять негде, с том, что в «Одинокий дневник», вместо блоков об армии, тюрьме, редакциях, идут записи о текущем времени, об этой девчонке, совершенно не представляющие интереса для моей будущей книги. Да и о новом паспорте перестал заботиться, только лишь переклеил фотографию на старом. А Серый Генерал не исчез, он сидел где-то в центре паутины, сидел и, наверняка, думал обо мне, плел свои сети дальше, пытался меня нащупать.

В постоянном самоконтроле я чувствовал, как спадает с меня шелуха уголовщины, обнажая не сгнившее еще ядро мечтательного мальчишки, которому не суждено стать взрослым даже в облике матерого афериста. Полоса отчуждения лежала между мной и обществом всегда, но сейчас в океане одиночества нашелся эфемерный островок, где я становился самим собой. Изменились даже речь, повадки, сон перестал быть только необходимостью, но стал и удовольствием, книги опять заставляли переживать.

Мне не было скучно в этом микромире, где были только я, она и выдумки писателей. Но вся эта идиллия уводила меня к пропасти. Где-то в душе я тосковал по замкнутой ясности следственных камер.

И тут приехал хозяин. Вырвался на денек-другой, совместил служебное с личным.

Я как раз сибаритствовал на диване с томиком Бабеля, когда он открыл дверь своим ключом.

— Где Маша? — спросил он, едва поздоровавшись.

— Во дворе играет.

— Как играет? Одна?

— Почему одна? С ребятами.

Он был заметно удивлен.

— Что вы мне говорите? С какими ребятами?

— С обыкновенными, дворовыми, соседскими.

Он нервно закурил.

Хлопнула дверь, в комнату ворвалась Маша.

— Дай десять рублей, мы на видики сходим.

— Поздоровайся, — упрекнул я.

— Здравствуйте, дядя, — обернулась она, — вы извините, меня ждут ребята… Ой, папа!

Я ушел на кухню.

А вечером он удивительно быстро опьянел, тыкал в шпроты вилкой и плакался, хая жену, потом вскидывался, кричал восторженно:

— Нет, не может быть, я наверное, сплю, я же сам ее к врачам водил лучшим, она же дебильной росла Маша, иди сюда!

Приходила Маша, он лез к ней с неумелыми ласками, Маша терпеливо говорила:

— Папа, ты сегодня пьяный. Я лучше пойду, у меня там книжка недочитанная.

— Не признает отца, не радуется его приезду, — он обращался ко мне, оставляя за мной старшинство в собственном доме…

Haконец он угомонился, лег спать. Я прибрал стол, заварил чай. На кухню зашла Маша, молча забралась ко мне на колени.

— Он скоро уедет, да? Ты сделай так, чтобы он поскорее уехал…

— Маша! — укоризненно посмотрел я на нее и пересадил на табурет. — Ведь он твой отец, как ты можешь так говорить? Он любит твою мать, любит, по-своему, тебя. Ты должна понять его, пожалеть иногда… А сейчас он в командировке, через несколько дней уедет. Ты уж не обижай его, ладно?

Я говорил и опять сам себе удивлялся. Ведь она не моя дочь, я совсем ее не знаю и, возможно, своими словами я отнюдь не способствую их сближению. Отец постоянно в отъезде, конечно, любит свою дочь, но когда ему было налаживать с нею взаимоотношения, если они месяцами не виделись?

Утром этот большой, неуверенный в себе человек вдруг заявил:

— Не поеду сегодня в контору, проведем весь день вместе!

Произнося это, он обращался к дочери, а смотрел на меня. И мне ничего не оставалось, кроме как сказать:

— Конечно, погуляйте с Машей… Ты, Маша, надень синий костюм, на улице прохладно. А я полежу, почитаю. Что-то ревматизм прихватил.

Выпроводив их, я врезал стакан коньяку и уехал в Домодедово.

Толчея аэропорта успокоила меня. Я бродил по залу ожидания, наметанным глазом определяя своих возможных клиентов, затем посидел в буфете, съел порцию шампиньонов и ломтик ветчины, выпил банку пива. Делать больше здесь было нечего… Дома было тихо и скучно. Я слил остатки коньяку в стакан, залпом проглотил, закусывать не стал. Подумал, что так недолго и в запой уйти. В это время хлопнула входная дверь, в прихожке загалдели, засмеялись. Маша, забежав ко мне в комнату, встревожено замерла:

— Пригорюнился? Зачем пригорюнился? Ты не болеешь больше?

В проем дверей просунулся папаша. Он был уже заметно под шафе:

— Как вы себя чувствуете? Мы тут накупили всякой всячины, решили дома поужинать… Я хотел в цирк, а она — домой, домой. Ох, ревную!

И опять потянулся скучный вечер с застольем, беспорядочной едой и питьем, откуда-то возникли соседи, называли меня чародеем, на Машу глазели, как на диковинный экспонат. Она насупилась, и я увел ее спать.

— Ты почитай мне, ладно? — попросила она.

— Сперва вымой ноги холодной водой, переоденься в пижаму, потом позовешь…

Пока мы разговаривали, все смотрели на нас с умилением, что ужасно меня раздражало. Может, я в зонах только об этом и мечтал, что когда-нибудь и кому-нибудь придется советовать вымыть ноги перед сном и именно холодной водой. И еще рассказывать сказки про царевну и драконов.

И в этот вечер фантазия ударила из моих уст, хрустальным фонтаном. Я всегда умел сочинять разные байки, но выдумывать сказки экспромтом — это было со мной впервые. Я мгновенно сымпровизировал принца с авантюристскими замашками, одел его в темно-зеленый облегающий костюм с искоркой и отпустил его на поиски приключений. Целью, к которой устремился мой принц, был заброшенный замок на краю земли. Там происходят всякие чудеса, а какие именно — никто не знает. И никто оттуда не возвращается. Мой принц мужественно одолел трехголового дракона, пересек озеро с мертвой водой, смел на пути к цели стаю кикимор во главе с лешим, добрался до замка, прошел сквозь анфиладу комнат со всякими страхами и чудесами, а в самой последней узрел свой собственный облик в большом зеркале. Отражение так сильно потрясло его, что принц впал в меланхолию и вообще перестал куда-либо и к чему-либо стремиться. Так до сих пор и живет он около этого замка и раз водит кроликов, чтобы не умереть с голоду. Когда я закончил сказку, Маша шевельнулась. Высунув подбородок из-под одеяла, с минуту полежала молча, тихая, посерьезневшая, затем произнесла почти с материнской интонацией:

— Ты не беспокойся, все будет хорошо, я знаю.

Я посмотрел на нее потрясенно, а Маша, повернув голову чуть набок, сонно прикрыла глаза. Я вышел на кухню к гостям и стал с ними пить много и до мерзости жадно. Пьянел и понимал, что давно хотел этого — нажраться до одури. Движения собутыльников, обрывки их разговоров едва доходили до моего внимания и сознания, а потом и вовсе слились в беспрерывный и неясный шум… Очнулся я от прикосновения к вискам чего-то холодного. С трудом разлепил веки, и сквозь густую и болезненную пелену похмелья едва различил Машу. Она касалась моей головы ледяными ладонями, что-то речитативно произносила, но я не мог разобрать ни слова. Глаза болели, хотелось их снова закрыть, но какой-то непонятный страх удерживал меня от этого. Машино лицо медленно, словно проявляясь из-за призрачной пелены, стало приближаться ко мне. Затем лицо ее снова растворилось, остались отчетливыми только ее глаза, но со взглядом совершенно взрослой женщины — мудрой, многое понимающей. Поцелуй ее тоже был откровенно женским, но я чувствовал лишь бодрящую прохладу девчоночьих губ. Эта прохлада вдруг как-то внезапно разлилась по всему телу, и мне стало легко, спокойно, перестали болеть глаза, лопнули обручи, сжимавшие виски острой болью. Я потянулся к странному лицу, мне очень захотелось еще раз испытать исцеляющей прохлады ее губ и ладоней, но Маша отпрянула и по-матерински строго произнесла:

— Нельзя больше! Спи теперь!

Мне не хотелось спать, мне хотелось утвердить в теле эту ясность и легкость, но Машины ладони упреждающе стиснули мои виски:

— Спи, обязательно спи! Это хорошо — спать…

И я уснул!

Утром меня разбудил хозяин, смущенно предложил опохмелиться. Видно было, что ему неловко общаться со мной, его смущала моя свежесть после вчерашнего. Впрочем, меня она тоже смущала.

— Спасибо, я лучше кофе, — Я прошел в ванную, включил воду и вспомнил ночное происшествие. Если все приснилось, то почему нет похмелья? Я мылся и думал, думал и мылся, пока Маша не постучала и не спросила: не утонул ли я? Точь-в-точь, как я ее часто спрашивал.