Герман Раушнинг - Говорит Гитлер. Зверь из бездны

• Название: Говорит Гитлер. Зверь из бездны
• Автор: Герман Раушнинг
• Жанр: Биографии и Мемуары

Интеллигентный и литературно одаренный Герман Раушнинг был, как ни странно, главой Данцигского сената и состоял в ближайшем окружении Гитлера. Разочаровавшись в нацизме, этот бывший сподвижник фюрера опубликовал в Лондоне книгу "Говорит Гитлер", которая почти полностью состоит из дословно воспроизведенных речей в узком круге посвященных — случай в практике тайных обществ редчайший, — и вслед за ней "Зверь из бездны", — название последней говорит само за себя. Впервые на русском. Лучшая возможность заглянуть, наконец-то, в самую сердцевину фашизма.

Герман Адольф Рейнгольд Раушнинг, нем. Hermann Adolf Reinhold Rauschning (1887 — 1982), немецкий политический деятель, музыкальный критик и писатель-политолог. В 1933/1934 являлся президентом сената Свободного города Данцига. В связи с трениями с нацистами был вынужден покинуть этот пост. С 1939 года проживал в США.

Герман Раушнинг был вхож в ближайшее окружение Гитлера. Разочаровавшись в нацизме, этот бывший сподвижник фюрера в 1940 году опубликовал в Лондоне книгу "Говорит Гитлер"(Hitler Speaks), которая почти полностью состоит из дословно воспроизведенных речей в узком круге посвященных — случай в практике тайных обществ редчайший, — и вслед за ней в 1941 году "Зверь из бездны" (The Beast from the Abyss), — название последней говорит само за себя. В своей книге Г.Раушнинг обличает антихристианское мировоззрение Гитлера и его слепую веру в магическую силу и оккультизм.

---

У меня есть одно тайное средство, — продолжал он, заметив мой скептицизм. — Я, конечно же, сделаю все возможное, чтобы не дать Англии и Франции сговориться между собой. Если мне удастся склонить на нашу сторону Англию и Италию, то первый этап нашей борьбы за власть пойдет очень легко. Вообще-то здесь нечего бояться: все эти запархатевшие демократические республики так же нежизнеспособны, как Франция или США. Моя задача — попытаться без конфликтов овладеть наследством этих разваливающихся империй. Но я не испугаюсь, если придется воевать с Англией. Я смогу сделать то, что недоделал Наполеон. Для нас не существует никаких островов. Я высажусь в Англии. Я буду уничтожать ее города обстрелами с материка. Англия еще не знает, насколько она уязвима".

"А если Англия и Франция объединятся с Россией?"

"Тогда мне просто придет конец. Если мы не сможем победить, мы погибнем — но мы захватим с собой полмира, и никто не будет радоваться победе над Германией. 1918-й больше не повторится. Мы не капитулируем".

Гитлер остановил и умерил свой пыл: "Но этого никогда не случится. Иначе я был бы просто неудачником, который зря занимает этот кабинет. Но даже в этом случае не стал бы оправдываться невезением. Удача приходит к тому, кто обладает волей и решительностью". Я возразил: по-моему, мировая война должна была научить немцев тому, что слишком крупные политические запросы могут сразу настроить против них все нации и лишить их союзников. Мне кажется, что единственный путь, доступный сейчас для Германии, состоит в том, чтобы постепенно ставить перед собой ограниченные цели и решать их политическими средствами без применения насилия.

Гитлер нетерпеливо возразил мне: "Если немецкий народ хочет быть глобальным народом, а не населением государства на европейском континенте — а он непременно должен стать глобальным народом, чтобы выстоять в борьбе, — то он должен требовать полного государственного суверенитета и независимости. Вы понимаете, что это значит? Неужели вы не видите, какие жестокие увечья наносят нам, второму по численности народу Европы, неприспособленность и теснота нашего жизненного пространства? Глобальный народ — это нация, которая независимо живет на своей территории и может постоять за себя с оружием в руках. Только такие нации суверенны в полном смысле этого слова. Таковы Россия, Соединенные Штаты, Англия — и это ни в коей мере не обусловлено природой занимаемых ими территорий. Такова — до определенной степени — Франция. Чем мы хуже них? Неужели есть на то Божья воля, чтобы мы, несмотря на трудолюбие, старательность, несмотря на нашу промышленность, наши военные способности, всегда оставались государством второго сорта, всегда плелись позади Англии, позади Франции, хоть мы и больше их обеих вместе взятых? Поэтому я и хочу создать для Германии такое жизненное пространство, чтобы мы могли защитить себя от любой военной коалиции. Конечно, в мирное время мы еще кое-как перебьемся. Но речь идет не об этом, а о свободе действий во время войны. На войне мы фатальным образом зависим от внешних сношений. Мы зависим от международного товарообмена, и к тому же у нас нет выхода к океану — это все время обрекает нас на роль политически несамостоятельного народа. Нам нужно пространство, которое сделает нас независимыми от любых политических раскладов, от любых альянсов. На востоке нам нужно господствовать до Кавказа или до Ирана включительно. На западе нам нужно французское побережье Атлантики. Нам нужны Фландрия и Голландия. И, прежде всего, нам нужна Швеция. Мы должны стать колониальной державой. Мы должны стать морской державой, хотя бы одного уровня с Англией. Потому что, чем выше военно-технические требования, тем большая материальная база требуется для независимости. Мы не можем, подобно Бисмарку, ограничиться национальными интересами. Мы будем править Европой — или мы снова распадемся на удельные княжества. Теперь вы понимаете, почему я не могу ограничивать себя ни на западе, ни на востоке?"

Я возразил, что все это может вылиться в элементарное насилие над естественным ходом событий. Зачем же добиваться насильственным путем того, чего можно достигнуть только путем сотрудничества? "А Англия, — завопил Гитлер мне в ответ, — Англия, сколотившая свою империю грабежом и воровством?! Разве она добивалась своего "путем сотрудничества, не прибегая к насилию?" Я ответил, что любая эпоха накладывает свой отпечаток, и я очень сомневаюсь, что сейчас можно достигнуть чего-либо теми же средствами, какими сто пятьдесят лет назад создавалась колониальная империя.

"Вы ошибаетесь, уважаемый господин! О, как вы ошибаетесь! Империи создаются мечом и обдуманным насилием, а не сотрудничеством — вот истина, которая пребудет вечно". Гитлер добавил, что уже давно замечал за мной неверные представления о политических силах. Все эти пацифистские мечтания — сплошной самообман. Мне следовало бы раз и навсегда запомнить, что все договоры и пакты не имеют никакого реального содержания. "Будущее Германии определяется не межгосударственными альянсами, а ее собственной мощью".

Я возразил, что Бисмарк не смог бы создать своей империи не создав таможенного союза. " А без военных побед в 1866-м и в 1870-м этот союз не добился бы ничего — как не добились ничего те болтуны, что собрались в 1848-м во франкфуртской церкви Святого Павла", — парировал Гитлер. Я ответил, что, в таком случае, можно было бы взять пример с нынешней Британской империи. Нам нужно заключить с государствами Центральной и Восточной Европы что-то вроде Вестминстерского пакта, который засвидетельствует их добровольный переход под протекторат Германии; по-моему, это соответствовало бы нашему положению и всему ходу будущего развития.

"Таким образом, — подытожил Гитлер, — вы считаете, что сегодняшнее состояние Британской империи может служить образцом того будущего, которое национал-социализм завоюет для Германии? О, нет! Сегодня в этой империи уже налицо признаки распада и необратимой деградации, потому что ей никогда не хватало смелости показать себя решительным хозяином собственных владений. Если они больше не в состоянии править с помощью насилия, если они стали слишком гуманны, чтобы повелевать, то их время прошло. Англии еще придется заплатить за свое малодушие. Оно будет стоить ей всех имперских земель. Но если старая держава еще может продержаться одно-два десятилетия без настоящего руководства, то новая империя не может возникнуть без железа и крови, без твердой воли и жестокого насилия".

Гитлер замолчал и некоторое время взволнованно ходил взад-вперед по своему кабинету.

"В центре я поставлю стальное ядро великой, скованной в неразделимое целое Германии. Австрия, Чехия и Моравия, Западная Польша. Блок из сотен миллионов человек, нерушимый, без трещин и без инородцев. Прочный фундамент нашего господства. Затем — Восточная Федерация. Польша, государства Прибалтики, Венгрия, балканские государства, Украина, Поволжье, Грузия. Федерация — но, конечно, не наши равноправные партнеры, а союз вспомогательных народов, без армий, без самостоятельной политики, без самостоятельной экономики. И никому не будет поблажек — даже тем, кому я симпатизирую. Даже Венгрию я не стану восстанавливать в ее прежних границах. Я не делаю различия между союзниками и противниками. Время малых государств прошло.

На западе будет то же самое, что и на востоке. Западная Федерация. Голландия, Фландрия, Северная Франкония. Северная Федерация. Дания, Швеция, Норвегия". И Гитлер вновь погрузился в описание своих видений.

"Теперь соотношения сил будут все время изменяться, — вернулся он наконец к прежней теме. — Но наступит определенный момент, и все станет работать на Германию. Никто не сможет сохранять нейтралитет. Нейтралы попадут в силовые поля великих держав. Великие державы притянут их к себе. Все это случится не сразу. Я буду двигаться шаг за шагом — но последовательно и непреклонно".

Преисполнившись беспредельного самолюбования, Гитлер принялся разглагольствовать о планах, которые были тем грандиознее, чем меньше существовало предпосылок для их реализации. В 1934-м эти планы казались просто безумными, но сейчас, в 1940-м, они уже близки к осуществлению. И не удивительно, что человек, сумевший воплотить в жизнь столько своих фантазий, теперь опьянен манией величия и ощущает себя богоподобным.

Нет никакого интереса описывать эти планы в подробностях. Частично они уже осуществились — я имею в виду присоединение Австрии и разгром Чехословакии. Частично они уступили место прямо противоположным решениям. Блицкриг, внезапное нападение, молниеносные переходы от Запада к Востоку, неожиданные атаки на севере, очевидно, до сих пор являются наиболее эффективными средствами борьбы. Сюда же можно отнести и моральное разложение противника с помощью изощренных методик психологической войны. При этом нелишне вспомнить, что фантазии Гитлера простирались на весь мир. Он хотел атаковать Англию во всех ее слабых местах, включая как Индию, так и Канаду. Он думал о захвате Швеции и Голландии. Последняя представлялась ему особо удобным и перспективным плацдармом для ведения воздушной и подводной войны против Англии. "Мы сможем пробиться к ее побережью менее чем за восемь часов", — говорил он со злорадством в голосе. И продолжал: быть может, сложится такое положение, что он не рискнет затеять большую войну. В этом случае он возьмет в заложники Голландию, Данию, Швейцарию, скандинавские государства. Он улучшит свои стратегические позиции и предложит врагам мир, но на определенных условиях. "Если им не понравятся эти условия, пусть попробуют выбить меня с моих плацдармов. В любом случае, они дорого заплатят за каждый свой удар".