Джудит Леннокс - Призрак былой любви

• Название: Призрак былой любви
• Автор: Джудит Леннокс
• Издательство: CЛOBO/SLOVO
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-387-00562-6

Молодая журналистка Ребекка Беннетт, находящаяся в сложном финансовом положении и еще не оправившаяся после разрыва со своим возлюбленным, берется за написание биографии известного общественного деятеля Тильды Франклин, чтобы реанимировать свою профессиональную карьеру и повысить самооценку. Но Ребекка не подозревала, что копание в прошлом Тильды станет для нее тяжелым испытанием. Невольно девушка оказывается втянутой в расследование детективной истории сорокалетней давности, которое может разрушить ее счастье и душевное спокойствие, по мере того как она приближается к разгадке таинственного убийства.

«Призрак былой любви» — роман гениальной рассказчицы Джудит Леннокс о трагической любви, тяжелых жизненных испытаниях, нравственном воскресении и смерти, который не оставит никого равнодушным.

---

Каждая комната хранила свои воспоминания, но ближе всего он к ней был, конечно, в гостиной на верхнем этаже. Стоя у большого окна, она слышала шепот голосов.

— Полагаю, это от входа. — Он показал на облезлую прогнившую входную дверь.

Тильда глянула на ключ, который дал ей Макс.

— Я забрал его сегодня днем у агента по торговле недвижимостью. Я покупаю Красный дом, Тильда. Оформление займет примерно месяца полтора, но ключ мне дали, так что можем посмотреть, что к чему.

— Ты покупаешь этот дом? — прошептала она.

— Для тебя. Я знаю, что тебе он нравится. Для нас, Тильда, если ты захочешь, чтобы мы были вместе.

Она не двигалась, не вставляла ключ в замочную скважину. Спросила только:

— Макс, а как же Сесиль?

— Сесиль? С Сесиль мы друзья. Она для меня просто очень хороший друг.

Он лгал.

— Сесиль была твоей любовницей, — возразила она.

В подтверждение ее слов он склонил голову, и она сказала сердито:

— Возвращайся к ней, Макс. Оставаться со мной из жалости не нужно.

Он взял с ее ладони ключ, вставил его в замок. Дверь скрипнула, паутина в щелях порвалась. В холле взметнулись вверх листья. Макс протянул ей руку.

— Пойдем смотреть?

Она помедлила пару секунд и вслед за ним вошла в дом. Комнаты были такие, какими она их себе представляла, — поблекшие, прекрасные, с каминами из золотистого камня; пол выложен стершейся плиткой.

— Сесиль по моей просьбе выставила на продажу автомастерскую, — сообщил Макс. — А утром я встречался с отцом, одолжил у него денег, чтобы внести залог за Красный дом. Цена вполне приемлемая: дом много лет пустовал, а сейчас мало кто покупает жилье с такой большой площадью. Мне придется много работать, но я уверен, нам удастся придать ему жилой вид. Ну, и когда он будет готов, ты заполнишь его детьми.

— Макс, — произнесла Тильда.

Они находилось в комнате с видом на палисадник. Широкое эркерное окно в каменной оправе было почти полностью затянуто ползучими растениями.

— Нашими детьми или твоими беспризорниками и сиротами. Это не важно. Ты их найдешь, Тильда, не сомневаюсь. У тебя это хорошо получается.

Она решительно покачала головой.

— Ничего у меня не получается, Макс. Я потеряла Эрика. Потеряла Кейтлин. Даже Ханна…

— Ханна поправится, — перебил он ее. — Ханна сильная. Что касается Эрика и Кейтлин, ты сделала все, что могла, Тильда. Никто не мог бы сделать больше.

— Я прекрасно помню твои слова, что ты сказал мне много лет назад в Лондоне. В твой день рождения. Тогда еще снег пошел. Помнишь? Ты сказал, что я обманываю себя. Что я пытаюсь налепить пластырь на слишком глубокую рану. Ты был прав, Макс. Теперь я это понимаю. Я думала, что смогу помочь Эрику, но у меня ничего не вышло.

— Я помню, что был тогда заносчив и самонадеян. Считал, что, кроме меня, никто больше не способен постичь всю глубину горя.

— Мне страшно, — прошептала Тильда.

Он обнял ее.

— Любить — это всегда риск. Любовь опасна.

И он поцеловал ее. Наконец, подняв голову, она увидела, что заходящее солнце окрасило сад в удивительные розовые и золотистые тона. И ей подумалось, что они наконец-то обрели свой дом.

И мало-помалу они стали приходить к ней. Брошенные дети, израненные душой и телом. Дети, которые никому не были нужны.

Первой появилась Джоан. Она поселилась в Красном доме в июле 1949 года, за несколько дней до свадьбы Рози и Ричарда. Джоан нашел Арчи, увидел, как она крадет еду с прилавка на рынке. Ей было всего двенадцать лет, а она уже успела сменить с полдюжины детских приютов. Тильда не хотела ее брать, собиралась, покачав головой, объяснить, что она пока не готова взять на свое попечение еще одного ребенка, но было в девочке нечто такое, что остановило ее. «Я попытаюсь», — сказала она, и в итоге нервная, неуклюжая Джоан, стоя рядом с ней в церкви, слушала, как Рози и Ричард приносят друг другу клятвы верности.

Близнецов Люка и Тома обнаружили в запертой комнате вместе с их полоумной умирающей матерью. Они не говорили ни на каком языке, кроме того, что придумали сами, и когда Тильда впервые услышала о мальчиках, их собирались определить в приют для умственно отсталых. Огромный сад и большие просторные комнаты Красного дома вселяли в них ужас, и они из простыней и одеял соорудили для себя пещеру в углу спальни, где и ночевали, прижавшись друг к другу, первые две недели своего проживания в Красном доме.

Вскоре появились другие дети. Беременные девочки-подростки, слишком юные для материнства; мальчики, не раз попадавшие в полицию за ночные кражи со взломом и вандализм. Тех денег, что зарабатывал Макс, работая нештатным журналистом, едва хватало, чтобы всех прокормить.

Но родить еще одного ребенка (а она всегда мечтала о дочери) Тильда так и не смогла. Потеряв всякую надежду, она сидела у могилы Эрика и лила слезы, оплакивая сына, которого она потеряла, и дочь, которой у нее никогда не было и не будет. Потом взяла себя в руки и пошла в Красный дом, к своим детям.

В день похорон Дары было облачно, неугомонный ветер знаменовал смену времен года: лето кончалось, наступала осень. На короткой церемонии на церковном кладбище в Саутэме присутствовали не более полдесятка человек. Кейтлин я, конечно, знала. Пожилая женщина, стоявшая рядом с ней, видимо, была дочерью кухарки Джосси. Кто эти двое мужчин в деловых костюмах, что стоят чуть поодаль, под тисами, — может быть, полицейские? Бросив взгляд вокруг, его я нигде не увидела.

Когда на гроб посыпалась земля, я незаметно покинула кладбище и пошла по тропинке, тянувшейся от церкви к дамбе. Сучья деревьев с желтеющей листвой смыкались над головой, будто свод туннеля. Выйдя в открытое поле, я вспомнила свои ощущения, когда шла здесь с Чарльзом: я была отрезана от деревни, отделена от окружающего мира во времени и пространстве.

Поле уже вспахали. С востока надвигались тяжелые набухшие тучи. Прямо через борозды я зашагала к старому дому управляющего поместьем. На моих туфлях оседала черная пыль. Щеколда была сломана, калитка хлопала на ветру. По дорожке я дошла до входной двери. В тех местах, где штукатурка осыпалась со стен, в траве виднелись маленькие холмики цемента и каменной крошки. Тусклые окна не отражали свет, вздувшаяся краска на рамах настолько поблекла от непогоды, что я затруднялась определить ее первоначальный цвет.

Я постучала в дверь. Костяшки моих пальцев выбили из дерева глухой звук. С минуту я постояла, слушая шум ветра в листве ив. Глянув на дамбу, увидела, что то место на склоне береговой насыпи, где была обнаружена могила Дары Канавана, уже поросло травой. Я снова постучала и, нагнувшись к отверстию почтового ящика, крикнула Кита де Пейвли. Послышались шаркающие шаги, звяканье дверной цепочки.

— Да?

Полагаю, в лице убийцы мы ожидаем увидеть некое зло или отражение чувства вины. Но я в неширокой щели приоткрытой на несколько дюймов двери увидела лишь дряхлого и очень больного человека. Свистящее дыхание Кита де Пейвли, которое мне описывала Тильда, было больно слушать.

— Меня зовут Ребекка Беннетт, — громко представилась я. Сработало стереотипное мышление: если человек старый, значит, непременно глухой. — Я пишу биографию Тильды Франклин, и мне бы хотелось, с вашего позволения, побеседовать с вами.

— Тильды? — переспросил он. Светлые глаза с пожелтевшими белками сердито смотрели на меня.

Я сделала глубокий вдох.

— Я приехала в Саутэм на похороны мистера Канавана, и мне бы хотелось поговорить с вами о нем.

С минуту Кит де Пейвли стоял неподвижно, не произнося ни слова. Наконец открыл дверь и сказал:

— В таком случае проходите в дом.

Я приняла его приглашение. От смрада, ударившего мне в нос, мой бедный чувствительный желудок начал сокращаться. Затхлость, плесень, сырость, вонь нестираной одежды. Вслед за Китом я шла по серо-бурому коридору с отслаивающимися обоями и древней выцветшей темперой. У обшивочных панелей громоздились горы книг с разводами от мокрых пятен. В одном углу стояли сломанные зонты и грязные потрескавшиеся галоши. Это был один из тех домов, где целый месяц может гнить тело скончавшегося старого пенсионера, пока какой-нибудь прохожий не унюхает запах смерти, и тогда все испытывают коллективный стыд. И этот дом, и его владелец находились в процессе разложения.

Он привел меня в комнату в глубине дома. Опять стопки книг, кипы пожелтевших газет и журналов. На подносе бутылка молока, нарезанный батон белого хлеба, банка «Мармайта».[86] Очевидно, перед моим приходом он пил чай.

— Присаживайтесь, мисс Беннетт.

Я села, хотя предпочла бы постоять. В этом доме ни к чему не хотелось прикасаться, словно болезнь, дряхлость и давние преступления были заразительны.

Кит де Пейвли сел напротив меня. На нем были мешковатые твидовые брюки, рубашка без галстука и кардиган неопределенного горчичного цвета. Махрившийся воротник рубашки имел серовато-белый оттенок. Лицо было такого же цвета — посеревшее и полупрозрачное, будто из-под кожи просвечивали кости. Интересно, мучает ли его страх?