Захар Прилепин - Восьмёрка

• Название: Восьмёрка
• Автор: Захар Прилепин
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-41086-4

«Восьмёрка» — новая книга повестей Захара Прилепина. Его герой вырос из пацанских историй, но не стал ни представителем офисного планктона, ни успешным бизнесменом. Он честно делает свою работу — немодную и плохооплачиваемую, но любимую, — много думает и мечтает о небогатой тихой жизни — какой жили его родители…

Кто он — маргинал или герой нашего времени?

---

— Слышь, служивый, Буц хочет с тобой поговорить, — сказал он.

Мне показалось, что моё сердце на две секунды встало.

Потом сам собою у меня открылся рот, и я совсем не своим, очень спокойным голосом произнёс:

— А я-то не хочу.

Не зарежут же они меня посреди бела дня.

Один из трёх меня прихватил за руку, но я сразу вырвал рукав, цыкнув:

— Ну-ка, ты, бля!…

Я сделал шаг к дороге с одной мыслью: надо срочно тормознуть тачку и свалить — ну, не бегать же мне от них бегом по улице.

В пяти метрах от меня стояла тонированная иномарка — но заглушенная, с выключенными габаритами… едва я сделал случайный шаг мимо неё, салон ожил, фары вспыхнули, заднее правое стекло опустилось и появилось лицо Буца.

— Чё ты как маленький? — спросил он, улыбаясь. — Сядь в машину-то на минутку… Сядь, сядь. Хотели бы тебя пришить — пришили бы уже.

Он открыл дверь и подвинулся в глубь салона.

«Сядешь в салон — будешь дурак, — подумал я. — Не сядешь — подумают, что трус, посмеются».

Естественно, сел.

— Отъедь, — сказал Буц водителю. — Чего мы на дороге…

Рядом с водителем сидел ещё один, лица его я, естественно, не видел, только затылок, плечо, небритую шею.

«Ну, всё», — подумал я, вдохнув и выдохнув через нос.

…хотя дверь была рядом — можно выпрыгнуть. Выпрыгнуть? Или покататься ещё?

Я покрутил головой, за нами пристроилась вишнёвая «девятка», куда уселись эти трое, тормознувшие меня. Эта «девятка» — она ж стояла возле моего дома, когда я выходил! Я там все машины знаю, поэтому обратил внимание…

Иномарка проехала сто метров и встала возле Гланькиного дома.

— Был тут? — спросил Буц.

— Где, в «Универсаме»? — спросил я, улыбаясь.

Гланькин дом соседствовал с магазином.

Улыбка у меня получилась совсем натуральная.

Буц облизнул губы и замолчал, скучно и устало глядя куда-то в окно.

Я тоже с удовольствием помолчал. Когда говорил — всё опасался как бы зубы не лязгнули или голос не сорвался.

— Не у тебя Аглая? — спросил он ещё раз.

Я цыкнул воздухом между передних зубов и скривил ещё одну усмешку в ответ. Сказать «не у меня» — похоже на оправдание. Сказать «у меня» — зачем? чего нарываться-то?

— Я так и знал, что не у тебя, — подумал вслух Буц. — Хули ей с мусорком делать… Если только в совок собрать, — здесь Буц захихикал, довольный своей шуткой, и на бритом затылке водителя обнаружилась довольная жировая морщина: улыбался он, запрокидывая башку, всем небритым своим лицом — но получалось, что и затылком тоже.

— Тебе чего надо-то? — спросил я Буца. — Покатать меня решил?

— Чего ты, девочка, тебя катать? — спросил он.

«Два — ноль в его пользу», — подумал я и тут же, как будто это он у меня в машине, а не я у него, на два тона выше, раздельно произнеся каждое слово, поинтересовался:

— Хули ты борзеешь?

Стало тихо, как будто кто-то выключил внутри салона звук. Снаружи ходят люди, шелестят троллейбусы, хлопают подъездные двери — а тут глубоководный покой. Того и гляди редкая узкая рыба беззвучно проплывёт у лица.

Сидевший на переднем сиденье начал медленно, с ужасным скрипом кожаных сидений, поворачиваться в мою сторону, и я, наконец, увидел его скулу, нос и один побелевший от бешенства глаз…

— А вот скажи, — поинтересовался Буц, и тон у него был такой, что сидевший впереди сначала застыл на секунду, а потом вернулся в исходное положенье, — …отчего вы в форме такие страшные… а без формы — я тебя даже разглядеть не могу?

Ответ мне придумывать не пришлось, потому что к машине спешно подошёл какой-то тип. Сидевший впереди сразу выскочил на улицу, уступив этому типу место.

— Здравствуй, Буц, — сказал тип, усевшись. Голос типа звучал, словно он набил рот газетой, прожевал её, но не выплюнул и не проглотил, а так и сидел с этим мерзотным и кислым жевком у щеки.

Тип обернулся к нам. Губы его были отвратительны и огромны.

«Может, капот случайно упал на лицо», — пошутил я сам для себя.

Кто это так ему зарядил, интересно. Лыков, поди.

— Посмотри на мальчика, — сказал Буц.

Тип посмотрел на меня. Глаз у него тоже почти не наблюдалось — то ли и тут Лыков постарался, то ли от рождения такая беда, — ковырнули раз под бычьей бровкой гвоздиком, ковырнули под другой, и ходи, парень. Главное, не щурься, а то упадёшь в темноте.

— Этого не было, — сказал тип, широко раскрывая губы: «Этаа не ыло!»

— Очкарик сказал, что он вас один уделал, — сказал Буц.

— Я уже говорил, что очкарик гонит, — промычал тип: «…а уже аарил шта ачарык онит!». Было заметно, что он хочет повысить голос и возмутиться — но раздавленные губы не позволяли.

Тип, скривившись, отвернулся. Похоже, у него и шея очень болела.

— Ну что, — сказал мне Буц. — Иди тогда, работай дальше, лови своих пьяниц… повезло тебе. Не зря я тебе утром велел помолиться. Бог — он и правда помогает. Даже таким, как ты.

Я не без удовольствия открыл дверь и вылез на белый свет.

Тот, что уступил переднее сиденье типу с разбитыми губами, задумчиво курил, стоя у меня на пути.

Он был среднего роста, худощав, но, сразу видно, ловкий, хлёсткий, быстрый. Несколько секунд смотрел мне в глаза с чуть заметной ухмылкой. Потом затянулся и выдул мне в лицо дым, некрасиво скривив губы.

Я шагнул в сторону и сказал:

— Попадёшься мне — я тебе болт в лоб вкручу.

— Ну вот — попался, — ответил он, раскрыв руки.

— Болт в гараже, — ответил я. — Прихвачу — вкручу. Подожди денёк.

Он засмеялся и стрельнул мне вслед бычком, попал куда-то в локоть, я сделал вид, что не заметил.

Братик и сестрёнка Шороха безмолвно рисовали карандашами, сидя на полу. Чистой бумаги у них не было, поэтому они пристраивали свои каляки-маляки по краям газетного листа.

Сам Шорох примостился на подоконнике. Грех стоял у дверей, проверяя, как работает новая щеколда. Лыков лежал на полу, с интересом разглядывая детские картинки. Потом взял красные и синие карандаши и разрисовал большое опухшее лицо первого президента.

— Сегодня застроим эту коблу, — резюмировал Лыков мой рассказ, выводя кровавый синяк.

Я только избежал упоминания о Гланьке. И про сигаретный бычок не упомянул: почему-то не хотелось. На локте образовалась маленькая дырочка — я всё время, выгнув руку, поглядывал на неё, и на душе моей было гадко.

Так и носил эту гадость внутри до самого вечера.

Вечером мы загрузились в лыковскую «восьмёрку» и, купив по дороге в ларьке одну пачку сигарет на четверых, подлетели к «Джоги».

— Есть их тачки, на которых тебя катали, глянь? — попросил меня Грех.

— Может, Буц на другой приедет, у него ж не одна, поди, — засомневался я, озираясь.

— Я знаю, на чём он ездит, — сказал Шорох. — На одной и той же. И номер знаю. Тачка иногда уезжает, пока он в кабаке сидит, — и потом возвращается за ним. Пойду гляну — может, он уже в клубе.

На стоянку к «Джоги» стремительно и бесшумно, как водомерки, подъезжали всё новые сияющие иномарки. Наша белая утлая лодчонка смотрелась тут скромновато.

Мы были по гражданке — собственно, вопрос идти в форме или нет, даже не обсуждался. Если ты в форме — на тебя никто руку не поднимет, это ясно. Ну и что за разборки тогда?

Выйдя из «Джоги», Шорох развёл руками: нету Буца, мол. Но тут же мимо клуба стремительно прокатила буцевская холёная красавица. И я её узнал — и Шорох тоже, опустив руки, с улыбкой проследил путь авто до того места на стоянке, которое странным образом никто не занимал.

Вышел Буц, с ним двое его ребят, одного я узнал — это его бычок попортил мою единственную весеннюю курточку, красивую, как у Буратино.

Гланьки не было — почему-то её появления я пугался больше всего.

Мы разобрали ещё по сигаретке из пачки и закурили.

Я всё время трогал пальцем правой руки дырку на локте — это поддерживало мою злобу в ровном кипении.

— В клубе будем разговаривать? — спросил Грех, жуя бычок.

— Не, в клубе разнимут сразу, — ответил Лыков спокойно, как будто не про себя говорил — это ж его будут разнимать, — а про кого-то третьего.

— Надо его выманить как-то, — сказал Грех, вынув бычок и осмотрев покусанный-перекусанный фильтр.

Буцевская машина, постояв у клуба три минуты, вздрогнула и, ловко вырулив со своего места, отбыла.

— А вот так и выманим, — сказал Лыков, что-то придумав.

Он завёл «восьмёрку», и через минуту мы стояли на буцевском месте.

Курившие на ступенях клуба малолетки начали пихать друг друга и кивать в нашу сторону: гляньте на полудурков. Кто-то из них сразу поспешил в клуб.

— Стуканут сейчас, — посмеялся Лыков. — А я уж думал, до утра придётся ждать, пока Буц домой не захочет…

Действительно, через три минуты появился тот самый, которому был обещан болт во лбу. Он поздоровался кое с кем из малолеток на ступеньках — всякий из них с очевидной гордостью вытягивал свою белую ладонь… кто-то в толпе малолеток заметно дрогнул плечом, шевельнул кистью, тоже желая поздороваться, но рукопожатием удостоили не всех.