Лев Прозоров - Я сам себе дружина!

• Название: Я сам себе дружина!
• Автор: Лев Прозоров
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9955-0517-4

Он рожден с благословения Бога войн и наречен в честь отцовского меча. Он убил первого врага в девять лет, а в четырнадцать – прошел Перуново посвящение и надел воинскую гривну. Он с молоком матери впитал ненависть к проклятому хазарскому игу и готов отдать жизнь за освобождение родной земли от «коганых». Если придется, он в одиночку примет бой против сотни степняков, бросив в лицо смерти: «Я сам себе дружина!» Но, слава Перуну, он уже не один – против Хазарского каганата поднимается вся Русь, и Мечеслав по прозвищу Дружина принимает присягу князю Святославу, встав под алый стяг со знаком разящего Сокола и солнечной Яргой-коловратом, священным символом Бога Правды и Чести…

Долгожданный новый роман ведущего историка Язы-ческой Руси! Русские дружины против «коганых» орд. Славянские волхвы против хазарских рэбе и греческих попов. Прямые, как Правда, русские мечи против кривых сабель. Языческая Ярга против хищной хазарской звезды. Светлые боги против кровавого «Чуда-Юда». Слава Перуну!

---

Спины в плащах расступились, и в открывшиеся промежутки видны стали волчьи трупы – взъерошенные серые груды на поалевшем снегу – не одна дюжина… и даже не две. Остатки стаи опрометью неслись на левый берег, к устью впадавшей в большую реку Меньшицы.

– Куда ж они так заторопились, а? – раздался с высокого берега звонкий голос из самой середины строя стрельцов. – Свадьбам волчьим вроде еще не скоро срок.

Говоривший был молод. То есть, на взгляд Мечеслава он был одним из «больших», но он понимал уже, что этот большой младше отца или вуя Кромегостя, хоть и заметно старше, скажем, Истомы. Усов у него толком не было – так, топорщащаяся на пухловатой еще верхней губе, под вздернутым носом, прозрачная пшеничная поросль.

– Не думал, что скажу это, но – рад видеть тебя, Лихобор сын Бранибора, – медленно проговорил вуй Кромегость. Он глядел на спасителя своего отряда снизу вверх, чуть наклонив голову влево.

– Не могу ответить тебе тем же, Кривонос, – голос стоявшего на берегу звучал так весело, что Мечеслав не сразу понял, что тот сказал. Лица спутников Кромегостя закоченели. Те, кто стоял на берегу рядом с Лихобором, не торопились опускать луки, и стрелы лежали на тетивах.

– Меня называют Кромегостем, – голос вуя помрачнел.

Лихобор подался вперед, даже наклонился, словно собирался поведать вождю Кромегостю что-то тайное. Он по-прежнему улыбался, а чтобы обратить внимание на выражение глаз, Мечеслав был еще мал.

– Я стою на своем берегу, Кривонос. И на нем я решаю, кого и как мне называть, – сказал он, доверительно понизив голос. – А вот скажи, сделай милость, что тут делаешь ты?

– Я не на твоей земле, Лихобор, – отвечал вуй Кромегость; говорил он спокойно, но даже Мечеславу стало вдруг будоражаще ясно, что мирно они с этими людьми не разойдутся. – Я стою на льду реки, а она ничья.

– И поэтому ты со своими людьми стоишь, Кривонос, а не лежишь вместе с этими, – Лихобор кивнул на меховые груды, из которых неподвижно торчали пернатые древки – по стреле на зверя, стрелки Лихобора били один раз и не промахивались. – Но ты подошел вплотную к моему берегу и за это тебе придется ответить.

Кромегость шумно вздохнул:

– Назначай день и место, вождь Лихобор. Сегодня мне недосуг меряться с тобой силами – надо засветло довести до моего гнезда сестрича-пасынка.

Мечеслав, слыша, что речь идет о нем, даже смутился, и ему вновь пришлось давить в себе порыв попятиться, а то и вовсе нырнуть за спину к угрюмо зыркавшему на Лихоборовичей Истоме. Но Лихобор и не повел глазами в сторону мальчишки, сегодня впервые севшего на коня.

– Знаешь, Кривонос, – сказал он всё тем же доверительным голосом. – А я ведь даже про тебя не слышал до нынешнего дня, чтобы ты прятался за мальцов.

«Я не малец!!» – рванулся было крикнуть Мечеслав, но Истома опустил руку ему на плечо, дернул назад. В разговор вождей не пристало вмешиваться и дружинникам, не то что отрокам.

Вуй Кромегость, не сдержавшись, плюнул на красный снег.

– Лихобор, – сказал он в тон доверительному голосу молодого вождя, наклонив голову к левому плечу. – А ты всегда такой храбрый или только когда стоишь на обрыве над чужой головой?

Лихобор запрокинул голову и радостно расхохотался.

– Давно бы так! – воскликнул он и, вытащив из-за спины дубинку, съехал вниз по крутому берегу – совсем так, как мальчишки в родном городце Мечеслава съезжали со склонов крыш. Все еще смеясь, поднялся, отряхнул плащ, сделал несколько шагов, покачнувшись, заметил с легким удивлением: «Ого, скользко!» Так мог бы идти навстречу им кто-нибудь из старших братьев Мечеслава, казалось, он сейчас нагнется, зачерпнет ладонью снег и примется катать снежок – запустить им в Кромегостя.

Только в правой руке вместо снежка покачивалась булава, топорщась гранеными шипами навершия.

Вуй Кромегость отцепил колчан и налуч, передав их стоявшему рядом, рогатину еще раньше принял у вождя подошедший Барма. Дубинка у него была с каменным, а не бронзовым навершием – яблоко из красного гранита с шестью пропиленными вдоль бороздами. Вокруг левой руки он одним плавным и быстрым движением обернул полу плаща.

Вожди сходились неторопливо, каждым шагом пробуя неверный лед. С сухим стуком скрестились две булавы.

– Слушай, – почти дружелюбно произнес Лихобор, пока они, скрестив оружие, оказались лицом к лицу. – Можно, я приберу твоих овдовевших баб? А то неладно будет оставлять женщин без защитника в такую пору.

Он вдруг резко убрал булаву в сторону и тем же движением хлестнул, разворачиваясь, краем плаща навстречу лицу Кромегостя. Тот сумел уйти от просвистевшего у щеки войлочного подола – и по льду они разъехались порядочно.

– Вряд ли, – проговорил вождь Кромегость, снова подбираясь к соседу-сопернику на расстояние удара. – Моим женщинам не слишком нравятся сопляки…

– Впрочем, что я! – отозвался тот, двигаясь навстречу; не отозвался, продолжил, будто противник не говорил ничего. – Уж если они прожили как-то рядом с тобою, Кривонос, без тебя они и подавно не пропадут!

Бойцы сошлись, успели дважды ударить друг дружку булавами и оба загасили удар, поймав на полу плаща, прежде чем скользящие по льду пошевни развезли их в стороны вновь.

– Одного я боюсь, – с паром выдохнул Кромегость, разворачиваясь к недругу.

– О да, – на сей раз Лихобор и впрямь откликнулся на его слова довольным смешком. – Я верю, Кривонос, сейчас ты и впрямь боишься одного!

Дышал он, однако, не легче старшего поединщика, а лицом покраснел так же.

Со стороны могло бы показаться смешным, как они, упираясь краями ступней, косолапя, рванулись друг к другу, но сторонних тут не было, а свои смотрели не на ноги – на лица и руки. Смешного не видел никто.

– Боюсь, что твой длинный язык сболтнет что-нибудь, за что придется все же оторвать твою пустую голову!

Лихобор, зарычав, стегнул подолом по булаве противника. Кромегость успел ее отдернуть – но не увернуться от удара медноголовой булавы сверху вниз. Только и смог – шатнуться вправо, подставляя оружию соперника не голову, а плечо.

Рука его обвисла плетью, а сам Кромегость опустился на одно колено. Торжествующе закричал Лихобор, занося булаву для последнего, завершающего удара. Заорали его давно позабывшие про луки в руках стрельцы, и невольно вскрикнули люди Хотегоща. Но в следующее мгновение – шипастая булава еще не успела толком подняться – гранитный пернач Кромегостя вылетел из-под плаща и боднул раскрывшегося в ударе противника в подвздошье. Не как булава – а будто копье или нож.

Подавившись победным кличем, враз побурев лицом, Лихобор согнулся вдвое, почти лег животом на услужливо подставленное правое плечо старшего вятича. Тот же рывком выпрямился – а в следующее мгновение поскользнулся, Лихобор свалился ему за спину, а сам вождь Кромегость с маху сел и без того оглушенному противнику на грудь, выбивая из него остатки воздуха. Шипастая булава, крутясь, отъехала по льду в сторону, уткнувшись в мохнатый, в черном кровяном льду, волчий бок.

Теперь уже радостно завопили спутники Мечеслава, и негодующе – люди на обрыве. Один даже вскинул было лук, но стоявшие рядом ухватили его за руки, что-то горячо объясняя.

Кромегость стянул подол плаща с лица побежденного соперника. Тот был занят непростым делом – пытался снова обучиться дышать. Древко пернача Кромегостя, улегшееся поперек горла, не слишком способствовало этому занятию.

– Ну, говори, – предложил Кромегость. Лицо его из красного стало белым, но голос звучал твердо и ровно.

– Чего говорить-то? – попытался по-прежнему ухмыльнуться Лихобор – выходило еще скверней, чем дышать.

– Ну не пощады ж тебе просить. – У Кромегостя улыбка, хоть и перекошенная, вышла лучше. – Предлагай побратимство.

Лихобор рванулся – но Кромегость сидел на груди соперника неколебимо, как древний валун. Обе ватаги переминались в стороне с ноги на ногу, выжидая, чем закончат свои дела вожаки.

– Не дури, – тихо сказал Кромегость. – О роде, о сестрах своих подумай, недотепа. Принудишь сейчас тебя убить – с ними что будет?

Лихобор откинулся головой на лед и прикрыл глаза.

– Кромегость, сын Дивогостя из Хотегощ, – хрипло проговорил он. – Будь мне старшим братом, а я буду младшим…

Кромегость привычно наклонил голову к левому плечу, дернул щекой, выпрямляя шею.

– Лихобор, это должны слышать не одни Боги, – сказал он, глядя недавнему противнику в глаза.

Лихобор зажмурился, крепко сцепив зубы, вздохнул поглубже и повторил громко, почти крикнул:

– Будь мне старшим братом, а я буду меньшим!

Кромегость поднялся неловко, как-то кособоко.

– Будь мне младшим братом, а я буду старшим, – ответил он, засунул пернач за пояс и протянул руку новому побратиму.

Оба отряда, не сговариваясь, перевели дух. Одним не хотелось лишиться вождя, другим столь же мало улыбалось уходить по льду, оставляя за спиною лежащие на тетивах стрелы обозленных гибелью вожака соседей. Решение Кромегостя подошло всем. Разве только Мечеслав чувствовал себя чуток разочарованным – он надеялся увидеть, как отрубают те самые головы, что украшают частокол в городце. Впрочем, если подумать – голов таких же людей, как те, что жили в городце, на частоколе он не видал. Только звериные да чернявых бородатых южан. А встречные, хоть и вышло сперва с ними размирье, были такими же, как люди из его городца или из этих самых Хотегощ, куда они направлялись сейчас. Вятичи, подумал он. А еще были хазары и прочие племена, которые подчинялись их кагану – коганые. А еще были русы, с которыми дружил его дед. На свете жило гораздо больше людей, чем он до сих пор видел.