Владимир Петров-Одинец - Нечаянный колдун

• Название: Нечаянный колдун
• Автор: Владимир Петров-Одинец
• Жанр: Научная Фантастика

Врач санитарной авиации, чудом уцелевший в катастрофе, попадает под воздействие загадочного поля, которое генерируется древним артефактом — Золотой бабой. Полученные им способности вызывают интерес спецслужб. Начинается работа на «контору», в ходе которой способности врача развиваются, но желание продолжать работу в таком ключе — уменьшается с каждым днём. Подозревая, что «контора» его незаметно зомбировала, врач зреет для бунта. Внезапно активизируется неприятель, и врач отправляется за границу на разовое, но ответственное задание…

---

Так младший кам воспринял помощь верхнего духа, усердно мчащего временного хозяина к чертогам Ульгена. И бубен-тунгур, верный конь, отбивал ритм галопа под пальцами хозяина без единого сбоя, приближаясь к седьмым вратам. Но помешали! И Тегенюр с сожалением повернул назад. Рассмотреть близких пришельцев, оценить силу, вычислить мощь! Быстрее, быстрее! Родовой реликвии может угрожать опасность, если чужой почует ее. И, судя по цвету джулы, один причастен к магии. Значит, представлял опасность.

Разведав основное, младший кам вернулся в тело, за которым присматривала небольшая часть сознания. Здесь, у священной горы Кызыл-таг, у алтаря Небесного марала, удивительная для непосвященных способность камов-шаманов находиться сразу в двух местах — в теле и в любом из трех сущих Миров, была невероятно сильна. Для Тегенюра, во всяком случае. Поэтому он успел внимательно рассмотреть чужака. И, даже вернувшись из транса и целиком войдя в собственное тело, он помнил — жесткое, острое сознание принадлежало женщине. Злой женщине. Но, по счастью, очень слабой шаманке.

5

После обеда Дик схватил бензопилу и топор.

— Ты куда?

— Внутрь пойду. Моё право, — отмахнулся тот от Егора.

Но начальник экспедиции был дока. Ответственности за иностранную часть экспедиции с него никто не снимал, а беззащитным «козлом отпущения» он становиться не собирался. Обеспечить достаточное оправдание — несложно, если умеешь манипулировать людьми. Ну-ка, американец, покажи свой строптивый нрав, да при свидетелях:

— Кроме права, у тебя есть еще и обязанности. Сначала вырубим весь подлесок вдоль стен, расчистим вход, потом уже начнется твое личное время…

Дик послушно «повелся» на подначку:

— Я не обязан подчиняться тебе! Финансирование экспедиции, это моя собственная заслуга, так что командуй своими, и вот этими, — кивок на подружек, — если им нравится! Парни, кто со мной?

Все отмолчались, Венди и Сэнди синхронно показали оттопыренные средние пальцы, после чего Дик гордо направился к просвету в стене. Загудела мотопила, сметая кустарник и жидкие стволики. Тайга остановилась метрах в ста от стен, выбросив десант жидких елочек в заболоченный осинник. Лагерь разбит компромиссно — между тайгой и скитом. Егор с Диком сегодня расчистили широкую просеку к стене, и полосу вдоль нее, до скалы. Подлесок из облепихи, волчьей ягоды, калины, малинового непролаза на бугорках и смородины — в углублениях, неопрятным валом лежал обочь.

Дик, остервенело размахивая пилой, делал узенький проход, что оказалось ошибкой. Сталкивать спиленные стволики, а особенно, кусты, стало некуда. Они загораживали проход, путались под ногами, и злили все сильнее, сильнее, сильнее, пока зажатая в пропиле пила не захлебнулась. Не помня себя от бешенства, Дик заорал нечто гневное, ругательное, выплескивая накопившуюся злость.

От скита пришел ответный крик, точно повторивший конец его ругательства. Эхо? Так близко? Дик прислушался. Звон крупных комаров, штурмовавших пропитанную репеллентом сетку, свисавшую со шляпы, заглушал все, кроме дыхания.

Впереди, метрах в двух, уже виднелся воротный проем. А за ним, как в глубине сцены, стояла задником разновысокая растительность. Вертикальные катеты живых осинок, гипотенузы умерших, замшелые и поросшие белым древесным грибом — упавших наземь… Безмолвные бледнозеленые кроны с вкраплениями осенних листьев… Высокие травянистые кочки… Сумеречный оттенок воздуха, вследствие тени от горы — добавлял пейзажу театральности, нарочитости, наполнял ожиданием, что из кулисы выскочит некто, чтобы испугать или прикинуться напуганным, как Братец Кролик…

Дыхание успокоилось. Дик начал выдирать пилу из захвата. Деревце не отпускало. Он вернулся на несколько шагов, поднял топор, рубанул, как учил Егор. Острый клин металла рассек стволик до земли. Косой разруб соскользнул вниз, ствол дрогнул, медленно перегнулся в месте распила. Крона поползла из дружеского окружения вниз, разлохмаченная древесина раскрылась, выронила пилу. Осинка словно опустилась на колени. Прощальный шорох, как вздох, и у ног Дика распростерлось упрямое дерево.

Листья вокруг зашелестели разом, затрепетали, высказывая свое неодобрение, протест, или страх? Будто предупреждают, предостерегают от чего, сказать хотят, ан, языка не ведают, вот и трепещут, жестикулируя листьями, единственным подвижным органом растения… Сколько стоял он, зачарованно вслушиваясь в осиновый шум, кто знает? Очнулся, окликнутый Егором:

— Ну, что, баламут? Намаялся? Давай назад, завтра все вместе пойдем.

6

Похмельный шум в черепе гулко пульсировал, а свет сквозь веки воспринимался розовым. Матвеич открыл глаза. Обстановка незнакомая. Дышалось часто и со свистом. Понятно, откуда головная боль — углекислота вымылась из крови… Опустил веки, начал придерживать выдохи и вдохи, привычно перехватив приказы дыхательного центра. Вскоре голова очистилась от пульсации, одышка унялась.

На первый план вышло сдавление в районе живота. Он висел вниз головой. Вспомнил — ребятам надо помочь! Адреналиновая волна придала сил, рука рванула пряжку, а тело извернулось для приземления на дно, которым стал противоположный борт. Сознание восприняло боль в спине, в затылке, в плече и локте — но терпимую, и отодвинуло сигналы на второй план.

Фюзеляж, точнее, основная часть, лежал на боку, крыла не было, остатки другого торчали в небо. На корточках просунулся в кабину, посмотрел. Помогать некому. Кровь забрызгала весь пилотский отсек. Он не сможет достать ребят, чтобы похоронить, так их зажало. Скверно…

Слегка замутило. От увиденного? Или сотрясение мозга? Затылком его приложило неслабо, если сознание потерял… Кстати, сколько был в отключке? Отметить время перед падением хладнокровия не хватило, но тишина наступила в 10:42. Значит: минуты три, ну, чуть больше, они болтались в воздухе. Минут пять приходил в себя, а сейчас 11:15. Минут двадцать? Нет, вряд ли… Но все равно, неделю под капельницей, и таблетки пригоршнями…

Таблетки! Сумка! Где сумка? Она была на коленях, когда грохнулись!

Медицинская сумка-укладка нашлась под камнями, рядом с оторванным хвостом самолета. Пенопластовая крошка сыпалась из лопнувшего шва. Половина ампул погибла. Шприцы, вата и перчатки с бинтами не пострадали. Пинцеты, зажимы и шовный материал со скобками — целы.

Перекладывая лекарский скарб, врач приводил и мысли в порядок. Сейчас недели на две-три зарядит дождь, обложной, осенний. Самолет под облачностью не видно. Где упали? Никто не знает. Искать начнут по площади. Пока дадут разрешение вертолетам, да пока те сюда доберутся, и доберутся ли! Ждать поисковую группу — себе дороже. Ноги уцелели. Если по хребту пройти километров двадцать на запад, там спуск до приличного притока Шергеша, около семидесяти. Срубить плот, пара дней по воде и жилуха. На все, про все неделя с запасом. Без спешки.

Надо идти. Оставить записку с кроками, и вперед. Если найдут ребят, на вертушке его догонят в полчаса.

Приняв решение, начал собираться в путь. Через полчаса методичного осмотра нашлась двустволка 12 калибра. Коробка разномастных патронов набралась с трудом. Многие валялись глубоко меж валунов, недоступные руке. Зато отыскалась его собственная кепка. Топор оказался в ящике под сиденьем. Удобный, острый, плотницкий, на хорошем топорище, да еще и в чехле. Второй — тупой, ярко-красный и с клевцом на обушке. Явно с пожарного щита. Им прорубил перегородку. За сиденьем пилота нашлась сумка. Полпачки сахара, залитого водкой, пакет чая, помятые эмалированные кружки и тупой столовый нож. Последний его огорчил. Сменные лезвия скальпеля и декоративный японский ножичек для заточки карандашей — слабая замена настоящему ножу. Ладно, лучше такой, чем никакого.

На этом находки исчерпались. Пришла пора приспосабливаться к ситуации. Вместо фляжки снял бачок для питьевой воды. Для котелка пригодился отодранный лист обшивки. Расчертил его, согнул четыре угла по два навстречу, оставив квадратное дно. Усмехнулся: — «Оригами, однако!» Пропустил проволочную дужку сквозь сложенные углы.

Самая неприятная работа осталась напоследок. Забрался под сплющенную кабину, прикинул место, где врубаться, и вскрывал алюминий, пока не смог расшнуровать и стащить с ног первого пилота ботинки. Размер он помнил, подходящий, сорок третий.

«Прости, Алексеич, в моих кроссовках идти нельзя, подошва на правом оторвалась», — врач понимал, что разувает труп, однако извинился и за то, что забрал носки. Путь предстоял долгий, пеший.

Брезентовый лоскут шесть на четыре метра взял целиком, сделав подобие солдатской скатки. Толстенной капроновой веревки валялось метров двадцать — смотал, пригодится плот вязать. Нарисовал схему маршрута, описал происшествие, объяснил, почему уходит, что взял с собой. Засунул листок в уцелевший зажим перед пилотом, такой же листок положил на сиденье. Плотно примотал ремнем, вбил в сиденье клевец пожарного топора. Теперь точно увидят! Вышел, посидел минутку, поклонился ребятам, и двинулся вверх, на хребет.