Виталий Закруткин - Сотворение мира

• Название: Сотворение мира
• Автор: Виталий Закруткин
• Издательство: Военное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1986

Вторая книга романа Виталия Закруткина «Сотворение мира» посвящена трудному и сложному десятилетию в истории Советского государства — 30-м годам. На примере затерянной в глуши деревни Огнищанки писатель показывает разные судьбы своих героев — крестьян-земледельцев.

Книга рассчитана на массового читателя.

---

Расстегнув дубленый кожушок и сунув руки в карманы, Андрей шел рядом с Виктором, ждал, что он скажет.

— Так вот, рыжий мой друг, — задумчиво проговорил Виктор, отводя взгляд от товарища, — зря ты сохнешь по Еле: она из молодых, да ранняя, барышню из себя строит, ей не нужны такие увальни, как мы с тобой.

— Это я уже слышал, — буркнул Андрей.

Виктор взял его под руку:

— На днях к Рясным, Елиным соседям, приехал из города сын, студент. Такой, знаешь, кавалер в черной шинели. Его зовут Костей, и учится он на инженера — не то в политехническом, не то в технологическом…

— Ну и что же? — спросил Андрей, чувствуя, как у него отливает кровь от лица и сжимается сердце.

— Позавчера Костя Рясный познакомился с Елей. Они но соседству живут. Не знаю, как там получилось: не то Еля прибежала зачем-то к Рясным, не то этот городской кавалер зашел к Солодовым. — Искоса глянув на Андрея, Виктор проговорил быстро и грубо: — Дурак ты, Андрюшка, последний дурак! Понятно? Сейчас Елька с Костей в больничном саду гуляют. Взялись за ручки и прохаживаются по дорожке. Я их видел, когда шел к тебе.

Откусив и выплюнув кончик папиросы, Андрей сказал глухо:

— Что ж… пойдем полюбуемся…

И пока они шли по окраине села, Андрей с болью вспоминал все, что было связано с Елей: первую встречу в школе, прогулку в лесу, подаренный Елей ландыш… Да, он не нравился ей, этой красивой, избалованной девчонке. Разве могла она оценить его глубокую отроческую влюбленность, его полное радости и робости чувство, если все вокруг искали ее расположения, преклонялись перед ней, уверяли ее в том, что лучше ее нет никого на свете?

— Вот они, — мотнул головой Виктор, — имею честь представить.

Андрей увидел их — высокого юношу в длинной шинели с барашковым воротником и Елю. Одетая в синее пальто и серую вязаную шапочку, Еля шла по снеговой дорожке, весело улыбаясь, размахивая шарфиком, поскрипывая сапожками с короткими голенищами, над которыми были видны обтянутые светлыми чулками колени. Должно быть, студент рассказывал Еле что-то смешное, она звонко смеялась, отмахивалась шарфиком, и ее лицо с ярким румянцем во всю щеку, с чуть удлиненным ртом и ясными главами сияло молодой радостью и торжеством.

— Видал? — коротко бросил Виктор.

— Пойдем им навстречу, — сквозь зубы проговорил Андрей.

Тень высокого забора скрывала товарищей, и Еля не сразу увидела их, хотя прошла совсем близко, потряхивая вплетенным в косичку лиловым бантом.

Не дожидаясь Виктора, Андрей пошел следом и, когда Еля обернулась, сказал отрывисто:

— Здравствуйте! Я, кажется, помешал?

Незнакомый студент посмотрел на него, удивленно подняв бровь, а Еля густо покраснела, затеребила шарфик.

— Нет, зачем же? Вы не помешали. Знакомьтесь.

— Спасибо, но, кажется, я все же помешал вам, — загораживая дорогу, сказал Андрей.

— Да нет, что вы! — смутилась девочка. — Мы гуляли, и Костя рассказывал…

— Мне безразлично, что вам рассказывал Костя, — грубо перебил Андрей, — мне на это наплевать! Я знаю только одно: если люди мне мешают, я честно говорю им об этом…

Круто повернувшись и не обращая внимания на Виктора, Андрей зашагал прочь. Любовь и ненависть боролись в нем, он шел все быстрее, не оглядываясь, и ему казалось, что теперь он перестанет жить, потому что самое дорогое безвозвратно ушло из его жизни…

С этого вечера Андрей стал избегать Ели. Хотя Виктор сказал ему, что Еля плакала от незаслуженной обиды, что она не встречалась больше с Костей и тот уехал из Пустополья, не понимая, что, собственно, произошло, — Андрей только рукой махнул:

— Пожалуйста, не напоминай мне о Еле, хватит…

До изнеможения сидел он над книгами, носил воду, рубил дрова, рисовал Тае цветы для вышивки, а после обеда запирался в кабинете природоведения и работал до глубокой ночи. Чем дальше шло время, тем отчетливее обнаруживался в Андрее перелом от отрочества к юности. Голос его окреп, слегка огрубел, движения стали тверже. Самое же главное, что занимало теперь Андрея, были мысли о жизни, и эти мысли, пугающие его своей значительностью, овладевали им все сильнее.

«Зачем человек живет? — думал он, шагая по кабинету и торопливо, чтобы не застал Фаддей Зотович, куря папиросу. — Зачем жили мой прадед, дед, наш мерин Бой, которого отец продал на ярмарке, собака Кузя? Зачем живут тополя и черешни в нашем саду, инфузории, бациллы? Зачем я живу?» Он пытался найти ответ на эти вопросы, но ни книги, ни Фаддей Зотович, ни микроскоп, под которым шевелился, двигался, мерцал таинственный мир мельчайших существ, не могли объяснить Андрею, зачем он живет и что является целью человеческой жизни.

«Не может быть, чтоб человек жил просто так, без цели, как живут крапива или веслоногий рачок, — думал Андрей. — В отличие от рачка, у человека есть разум, и, значит, он может и должен знать цель своей жизни».

Когда Андрей рассказал Фаддею Зотовичу о своих мыслях и попросил объяснить, зачем живет человек, старик выколотил трубочку-носогрейку и проворчал:

— Рановато тебя стала тревожить эта штука. Твое дело — учиться, играть в снежки, закалять тело. А придет время — ты сам попробуешь разобраться во всем.

— Но вы-то разобрались? — спросил Андрей.

— Ишь ты, чего захотел! — усмехнулся учитель. — До этого надо доходить своим умом, это тебе не таблица умножения. — И, посерьезнев, заговорил тихо: — Над этим вопросом, молодой человек, люди бились веками. Одни говорили, что наше счастье в наслаждении, другие — в служении ближнему, третьи — в свободе, четвертые — в любви, пятые — в труде. Я же, грешным делом, пришел к выводу, что человеку нужны и труд, и любовь, и свобода, и наслаждение — словом, все доброе, что человек может получить на земле.

— А что для этого надо делать? — спросил Андрей.

Фаддей Зотович погладил ладонью небритую щеку, вздохнул:

— Ох, братец, сделать надо немало! Прежде всего надо стянуть с человека грязную ветошь и надеть на него чистую одежду. Надо избавить душу человеческую от подлости, от зависти, лжи, жестокости, лени. Надо разбить скорлупу эгоизма на человеке, а то он, этакий себялюбец, уверен в том, что его персона — центр вселенной. Надо, юный мой мыслитель, приучить нравственно изуродованного, искалеченного человека к мысли о том, что не только он, а все люди одинаково хотят жить, работать, любить. Ты думаешь, это легко, так себе, ерунда? Дескать, раз-два — и обновленный человек выскочил из купели с ангельскими крыльями? Нет, дорогой мой философ, тут перед нами — вернее, не перед нами, а перед тобой, потому что я уже поглядываю на кладбищенскую дорогу, а перед тобой все впереди, — долгий, мучительный, полный труда, страданий и радости процесс…

Старик обнял костлявыми руками колено, посмотрел на Андрея, закачался на табурете.

— Вот подрастешь немного, познакомься с тем, что пишет Ленин. Не читал? А ты почитай. Сильно пишет, остро, беспощадно. Для него, братец ты мой, путь к счастью людскому ясен, и нет у него ни сомнений, ни колебаний: надо, говорит, идти вперед — и никаких отступлений…

После разговора с Фаддеем Зотовичем Андрей взял в школе книгу Ленина «Пролетарская революция и ренегат Каутский». Весь вечер, уклоняясь от настойчивых расспросов Таи, он читал эту книгу, пытался понять ее, но понял только одно: Ленин зло развенчивает «водолея», «начетчика», «чернильного кули» Каутского, называет его «сикофантом буржуазии» и предателем.

— Что такое сикофант? — спросил Андрей у Марины.

Та подняла голову от тетрадей:

— Не знаю. Откуда ты взял это слово?

— В книжке попалось, — объяснил Андрей.

На следующий день он вернул книгу в библиотеку и решил, что ему рано читать такие серьезные книги. Однако даже это глубоко научное, еще не понятое Андреем произведение Ленина произвело на него незабываемое впечатление. Он подумал: «Фаддей Зотович прав, Ленин знает, куда надо идти…»

Классные занятия Андрей посещал аккуратно, не пропускал ни одного урока. Когда сидевшие с ним на задней парте Павел Юрасов и Гошка Комаров начинали дурачиться, мешали слушать, он незаметными пинками останавливал друзей, а на перемене говорил с досадой:

— Бросьте вы, честное слово! Из-за вас придется переходить на другую парту, ведете себя, как сосунки…

И вместе с тем Андрей умел буйствовать: затевал драки в школьном дворе, задирал девчонок, самозабвенно играл в футбол и не раз, к ужасу Марины и Таи, возвращался домой с разбитым носом или с багровым кровоподтеком на скуле.

Как-то в самый разгар футбольного состязания, когда мокрый от пота Андрей бегал за мячом по двору, его отозвала Клава Комарова.

— Чего тебе? — спросил Андрей, подхватив горсть набухшего, влажного снега и слизывая его с ладони.

— Очень умно! — покачала головой Клава. — Весь потный, а снег лижешь…