Роман Лерони - Багряный лес

• Название: Багряный лес
• Автор: Роман Лерони
• Жанр: Ужасы и Мистика

Герой оказывается втянутым в конфликт двух весьма влиятельных людей. С одной стороны физик-ядерщик, учёный с мировым именем, имеющим в своём арсенале неуёмное желание мести за гибель собственного сына, а также профессиональные знания и свитый из горя эгоизм, которому совершенно нет никакого дела ни до собственной судьбы, ни до судьбы целого мира. Он готов абсолютно на всё, чтобы удовлетворить свою безумную страсть. С другой — молодой да ранний политик, государственный чиновник, глава силового ведомства. В своём желании сохранить приобретённые статус, богатство и влияние, а также уничтожить «тени прошлого», этот человек не стесняется использовать собственный пост и доступные государственные ресурсы. И между этими «молотом и наковальней» незавидная судьба главного героя, чья собственная трагедия, под невыносимым давлением странных, порой совершенно мистических обстоятельств и событий, вынуждает его стать на сторону одной из противоборствующих сторон. Жизнь подводит его к этому важному, но скудному выбору, вынуждает его участвовать в игре, где единственной ставкой в любом случае будет жизнь. Каким будет его выбор? Или он примет условия третьей стороны, не имеющей ничего общего с настоящим миром, кроме абсолютного влияния на него? Как далеко может человек зайти в своей мести? Что может быть ужаснее неудержимой страсти к справедливости? Кем ты станешь, когда месть будет удовлетворена? Насколько убийственно твоё негодование? Какова она — сладка, горяча ли, несдержанна или просто отвратительна, эта месть роковой демон, испепеляющий душу?..

---

Было проставлено число, и запись на этом заканчивалась. Аббат еще раз перечитал написанное, но уже с большим вниманием. Теперь его интересовали ошибки и описки, допущенные летописцем. Он не мог допустить, чтобы будущие поколения смеялись над безграмотностью львовских иноков, хотя последние не только знали грамоту и счет, но и укрепляли Веру тем, что занимались просветительской работой, обучая грамоте детей богатых горожан. По поводу последнего еще совсем недавно было много недовольства со стороны высшего духовенства Земли Польской, но Ватикан стал на защиту идей, поднятых в Львовском аббатстве: "…это станет силой Веры истинной. И следует не только Львовскому аббатству заниматься просветительством. Если это станет повсеместным подвигом служителей Церкви, тогда больше разума и веры прибудет в умы прихожан, а вместе с этим укрепятся власть и богатства государственные. Нет ничего важнее для духовенства, чем укрепление власти монархов, которым служим, так как их силой укрепляется и власть наша…" — писал в аббатства Папа.

Он был прав. Сила Церкви в грозные времена, наполненные суровыми испытаниями, основывалась не только на реакции Инквизиции, но и на просвещении народа. Обилие костров со сжигаемыми на них еретиками говорило, скорее, о слабости, чем о могуществе Церкви. Репрессии могли породить только страх и временную покорность, но не уважение. Власть основанная на страхе подобна вальяжному сидению на пороховой бочке с зажженным фитилем.

Аббат открыл вторую книгу и пролистал ее до того места, где было озаглавлено красными чернилами:

"Допросы мужа, гражданина львовского, известного лекаря, профессора Римского университета, Гастольского, учиненные над ним святым Советом Инквизиции Львовского аббатства.

Допрос вели, — продолжалось на странице, — анахореты[1] Львовского аббатства, члены Трибунала святой Инквизиции в составе: брата Реща, брата Амиро и брата Злацкого.

Председательствовал брат Злацкий.

Всего дней допроса было 7.

Испытуемый не содержался в казематах Львовского Арсенала и на все допросы являлся добровольно, по первому объявлению, без принуждения со стороны городской стражи.

Злацкий: Профессор, Гастольский — это Ваше имя?

Гастольский: Сейчас мое. Сорок лет будет. От роду мне будет 76 лет. До возраста зрелого мужа звался Олексой Забрудой. Я из места Гастополя, что на земле соседней, Окрайной. Родился в семье купца.

Злацкий: Правду говорят, что Вы служили у русского царя?

Гастольский: Правду. Был у царя на службе сразу после окончания Римского университета. Состоял при его войске: участвовал в кампаниях как лекарь, и людей русских, образованных, наукам медицинским обучал. Царь за это платил.

Злацкий: И при короле Австрийском?

Гастольский: И при Австрийском, и при Польском. Также был у них при войске на врачебной практике.

Злацкий: Король наш за Вас поручается. Вам известно об этом?

Гастольский: Нет, неизвестно. Знакомство с влиятельными лицами — это польза всегда большая, но я, из-за различных жизненных обстоятельств, не поддерживаю связь с монаршим двором, что было бы крайне полезно.

Злацкий: Это верно. Если Вам об этом неизвестно, считаю своим долгом передать Вам для прочтения ту часть королевского послания, которая адресована Вам.

Гастольский: Благодарю, святой отец.

Гастольский читает письмо короля.

Гастольский: Еще раз благодарю. Это хороший подарок к данному событию.

Злацкий: Также считаю обязанным передать на словах вторую часть письма. Король просит быстрее разобраться в ситуации с Вами, и думает, что данный случай — это только злой вымысел, чье-то желание, от зависти или безумства, навредить Вам. Настоятельно просит не применять к Вам средств дознания и не содержать под стражей. Мы с готовностью и удовольствием выполняем его волю: профессор Гастольский, решением святого Совета Инквизиции Львовского аббатства к Вам не будут применены пытки и другие испытания, предусмотренные Трибуналом и его Уставом в подобных случаях. Также Совет определил, что не будет удерживать Вас в крепости в период следствия, если, со своей стороны, Вы будете являться сюда для дачи показаний по первому требованию. Как Вы поняли мои слова, испытуемый?

Гастольский: Я все прекрасно понял, святой отец, и в силах буду выполнить все требования Трибунала.

Злацкий: Приступаем к допросу. Профессор, Вы верующий человек?

Гастольский: Да. Крещен по рождению своими родителями и по православному обряду. Теперь по вероисповеданию принадлежу к римской католической Церкви. Присутствую на воскресных службах, исповедуюсь.

Злацкий: Не чувствуете ли при причастии или принятии каких-либо других святых даров волнения, страха? Не бывало ли у Вас так, что во время церковных служб, обрядов Вы теряли сознание, лишались рассудка: выли, кусались, лаяли, в бешенстве бросались на священников, били утварь, оскверняли святые дары?..

Гастольский: Волнения имею, но они никогда не носили описанных Вами особенностей. Мои переживания связаны с тем, что все святые вещи принадлежат тому, кто принял муки и смерть от людей и стал с Богом.

Злацкий: Нам известно, что Вы принимали участие в судовых делах над отступниками веры. Какова Ваша роль в этих событиях?

Гастольский: Если Высокому Трибуналу известно об этом, тогда ему известна и моя роль в них.

Злацкий: Отвечайте на вопрос, профессор!

Гастольский: По распоряжению аббата Рещецкого, главы Львовской святой Инквизиции, я должен был присутствовать на допросах и свидетельствовать перед Трибуналом о состоянии испытуемых, как врач.

Злацкий: Как часто Вы выполняли такие поручения?

Гастольский: Точно не помню, но, кажется, не чаще, чем раз в три месяца.

Злацкий: Всегда ли в Вашем присутствии к испытуемым применялись особые меры дознания?

Гастольский: При мне — всегда.

Злацкий: Что Вы чувствовали по отношению к испытуемым?

Гастольский: Я врач, и делал только свою работу.

Злацкий: Ни сострадания, ни участия, ни жалости, ни страха, ни ненависти?

Гастольский: Если врач во время своей работы начинает чувствовать к пациенту нечто подобное, он не будет лечить. Редко какое лечение сейчас безболезненное, но оно может и должно облегчить страдания и спасти жизнь человеку. Поэтому хороший врач, я уверен в этом, должен быть суров как к себе, так и к больному, иначе болезнь ожесточится, и человек умрет. Если же лекарь к пациенту испытывает ненависть, он убьет его. В работе врача не должны присутствовать ни личные чувства, ни слабость духа.

Злацкий: Если инквизитор причиняет боль испытуемому, он также является лекарем, но уже не тела, а души. Вы согласны с этим утверждением?

Гастольский: Я не компетентен в этой области, и не могу сказать ничего определенного.

Злацкий: Ответ нам понятен. Не было ли у Вас встреч с нечистым и его последователями?

Гастольский: Я не встречался с чем-нибудь подобным, святой отец. Мне известно, что такие случаи наблюдаются многими людьми. Но мне посчастливилось не видеть сношений с дьяволом, ведемских шабашей и превращений. Я не знаю, чем это объяснить. Возможно, это как-то связано с моей работой, которой как-то, все-таки, ближе вещи более реальные.

Злацкий: Касательно Вашей работы, профессор… Не оказывали ли Вы помощь ведьмам, например, свалившихся, по неопытности, с метлы во время полета?

Гастольский: Среди моих пациентов было немало женщин. Может быть, даже больше, чем мужчин, особенно, когда не было войны и походов, где мужи получают увечья гораздо чаще. Но среди женщин, как мне кажется, ведьм не было.

Злацкий: От чего Вы их лечили?

Гастольский: Пациентов, за всю мою многолетнюю практику, было многие тысячи. Я не в состоянии всех припомнить, а, тем более, их диагнозы. Но могу определенно сказать, что если это были травмы — думаю, что именно это Вас интересует, — то полученные, скорее, по причине неосторожного поведения…

Злацкий: Точнее.

Гастольский: Как я наблюдал, женщины по своей природе менее внимательны и осторожны, чем мужчины. Их травмы — это следствия попадания под экипажи, конников, падений с лестниц, просто падений, ожогов, что наиболее распространено при ведении домашнего хозяйства. Очень часто травмы женщинам наносят мужья, побоями. Обычно это закрытые переломы и синяки, реже — открытые переломы, иногда слепота, глухота, и совсем редко — помутнение рассудка или смерть.

Злацкий: Не значит ли это, что Вы утверждаете, что ведьм нет?

Гастольский: В своей жизни я всегда старался избегать утверждений, но это не всегда удавалось. Я говорил лишь о том, что видел. Может быть, кто-нибудь другой на моем месте, ради спасения собственной жизни, стал бы оговаривать других людей, определенно не зная их вины, но у меня еще достаточно ума и мужества, чтобы удержаться от подобной низости и не скатиться к такому страшному греху, как клевета. Если вдруг такое, не дай, Господь, произойдет, я лучше сам завершу свое жалкое существование.