Златослава Каменкович - Его уже не ждали

• Название: Его уже не ждали
• Автор: Златослава Каменкович
• Издательство: Книжно-журнальное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1963

Роман о борьбе трудящихся за свои права в конце XIX века. А еще он о любви и верности, подлости и предательстве, о тяжелых испытаниях, которые выпали на долю героев книги.

За революционную деятельность Ярослав Руденко был осужден к сибирской каторге. Через годы он возвращается во Львов, чтобы посетить могилу любимой жены Анны. Однако оказалось, что Анна жива, вышла замуж и исчезла из города.

---

— Гай — отважный человек, — в раздумье проронил Сокол. — Человек дела и подвига. Вероятно, у него есть основание тревожиться.

Сокол подошел ближе к Шецкому и так, чтобы не услышал никто, прошептал:

— Я не успел сказать Гаю. У меня есть все основания не доверять Стахуру. Сейчас такой момент… Знаете, змея не с голоду кусает. Надо немедленно предостеречь Гая. Всякое может случиться.

— Пока можно пройти на Стрелецкую площадь, постараюсь увидеться с Кузьмой.

И Шецкий, опустив глаза, выбежал из комнаты.

Глава восемнадцатая БАРРИКАДЫ

Во дворе перед дворцом наместника стояла карета. Запряженные цугом, вытанцовывали белые лошади. На карете громоздились чемоданы и баулы. Вокруг гарцевал эскорт гонведов. Ожидали графиню и ее сына, которые уезжали в Карлсбад, где отдыхал наместник.

Спустя полчаса, когда карета с фамильными гербами графов Понинских приближалась к вокзалу, начальник гарнизона получил приказ: всех гонведов отправить к ратуше и на Стрелецкую площадь, окружить Краковское предместье, закрыть все заставы, крестьян в город не пускать!

Вскоре под барабанную дробь, печатая шаг, к баррикаде на Стрелецкой площади подходили солдаты-усачи.

— По местам! — скомандовал Гай.

Обер-лейтенант в белых перчатках и в каске со шпилем, остановившись неподалеку от баррикады, сложил руки рупором и крикнул:

— Расходитесь! Иначе будем стрелять!

И тогда возле красного флага на гребне баррикады появился студент Стефан. В наступившей на миг глубокой тишине он крикнул:

— Братья солдаты! В кого стрелять собираетесь? В таких же тружеников, как и вы сами, в своих товарищей, которые не хотят больше терпеть насилие и произвол. Вспомните свои голодающие семьи…

Обер-лейтенант прицелился в студента, но Стефан, не обращая на него внимания, с возрастающей силой продолжал:

— Власти стреляют в народ, а настоящих кровопийц и убийц прикрывают законами!

Грянул выстрел. Стефан без единого стона замертво упал на руки Ярослава.

Обер-лейтенант рассвирепел:

— Слушать мою команду! По бунтовщикам и изменникам — ого-онь!

Раздался нестройный залп. Баррикада ответила ураганом камней. Солдаты немного отступили.

Гай увидел еще совсем молоденького солдата, который бросил винтовку и побежал к баррикаде. Рабочие протянули ему руки, и солдат оказался среди них.

— Что ж ты сделал, парень? — крикнул солдату Казимир. — Зачем винтовку кинул? У нас, видишь, ни одной нема. Камнями воюем…

Кто бы мог подумать! Солдат-перебежчик оказался сыном Василя Омелько. Ярослав Калиновский в это время заделывал брешь в стене баррикады и не подозревал, что рядом — его молочный брат. Отец сразу узнал сына и бросился его обнимать.

— Солдат ты мой горемычный, — не утирая слез радости, приговаривал Василь. — Таки встретились, довелось… Во всех казармах искал, измучился. Нема, говорят, Сашка Омелько. А один офицер даже насмехался: «Иди, — говорит, — старый, иди, нечего тут вшей трусить».

— Не там ты сына искал, батьку! — крикнул кто-то из рабочих. — Честных людей тут, на баррикадах надо искать!

— Да хватит, отец… хватит… Люди ж смотрят, — смущенно оглядываясь, успокаивал отца Сашко.

— Гей, хлопче, — окликнул Казимира человек с окровавленной повязкой на голове, — Гая не видел?

— Там, — показал Казимир.

Раненый зашатался. Казимир подхватил его и повел.

Гай усадил человека с окровавленной повязкой на ящик. Какая-то женщина подала ему воды. Раненый жадно напился и через силу заговорил:

— Я с Краковской площади… Богдан Ясень ранен… Просит… Вам сейчас надо быть там… Через проходной двор Успенской церкви можно пройти на площадь Рынок, а там но Краковской улице…

— Я пойду, вам туда идти опасно, — сказал Ярослав.

— Мы пойдем вместе, — вмешался в разговор Стахур. — Ты, Кузьма, нужен здесь… Сейчас мы не имеем права рисковать своей жизнью.

Гай на мгновенье задумался, точно принимал какое-то важное решение.

— Хорошо, идите, друзья. Помните: наш долг — возглавить стихийно возникшие баррикады.

— Поспешим, каждая минута дорога! — Стахур взял за локоть Ярослава.

Они попрощались с товарищами и пошли.

Ромка задумчиво провожал их глазами, как вдруг услышал слова человека с окровавленной повязкой:

— Вы бы только поглядели на жинку убитого Мартынчука… Стащила гонведа с лошади. Он, падлюка, девочку лет восьми саблей рубанул. Так, верите, Мартынчукова на глазах у всех задушила убийцу… Обезумела от горя… Кругом свистят пули, а она — ничего не боится. Отчаянная…

— Мама! — вздрогнул Ромка. — Ее же могут убить!

Рука Гая легла на плечо мальчика. Удержать Катрю мог только Ромка — мать его любила больше жизни. И Ромке нужно быть около нее.

— Вот что, Ромусь, догони Ярослава и Стахура. Пойдешь с ними на Краковскую… Побереги мать…

Ромка побежал. Встретил Антека и Давидку, которые тянули к баррикаде тяжелый ящик с камнями. Помог друзьям. А когда оглянулся, ни Ярослава, ни Стахура на площади не увидел. Ромка пустился их догонять. Миновал узкий переулок, вдоль стены бывшего королевского арсенала пересек Доминиканскую площадь и юркнул в ворота Успенской церкви.

Ярослав и Стахур вошли под темную арку проходного двора Успенской церкви. Приотстав от Ярослава, Стахур быстро огляделся. Никого. Поспешно достал из бокового кармана револьвер и выстрелил Ярославу в спину. Студент упал под окном часовни.

Спрятав револьвер, Стахур подбежал к своему спутнику, склонился над ним и участливо спросил:

— Что с вами?

— Меня ранили… Помогите…

— Я не оставлю вас, друг мой, — с предельной искренностью прозвучал голос Стахура.

Глаза Ярослава закрылись, голова поникла.

Стахур оглянулся… Ромка как раз вбежал под арку, но Стахур не заметил его. Приставил револьвер к затылку Ярослава и спустил курок…

Приглушенный выстрел отдался в ушах Ромки с такой силой, будто рядом прогремел пушечный залп. Мальчик на миг оглох и онемел от ужаса. Но, когда увидел, как Стахур, по-воровски оглянувшись, поднял Ярослава на руки и понес в ту сторону, где стоял Ромка, мальчик сорвался с места и, незамеченный, помчался назад на площадь, к баррикаде.

Ромка бежал, не замечая, как из-за Песковой горы надвигались тучи, как они сливались, густели. Издалека донесся раскат грома. Мальчик вздрогнул, но не остановился…

До площади оставалось не больше двухсот шагов. Неожиданно из калитки выскочил пикет полицейских.

— Взять! — приказал сержант.

— Ты куда? — схватил Ромку полицейский.

— Я… я… на… Ста… рый… Рынок! — задыхаясь от волнения и испуга, еле вымолвил Ромка.

— Я тебе покажу Рынок! — полицейский несколько раз ударил Ромку по голове и потащил к парадному.

— Пустите! Пустите! — вырывался мальчик.

Полицейский затащил Ромку в комнату какой-то квартиры. Вдоль стены сидело несколько мальчишек самого различного возраста. Среди них оказался Крыса и другие знакомые мальчишки.

Толстый сержант с бабьим лицом развалился в кресле. Уставившись на Ромку сонными глазами, он начал допрос:

— Не ты ли ошпарил нашего капитана?

— Какого капитана, прошу пана? Я ничего не знаю, отпустите меня домой…

— Отвечай, когда тебя спрашивают!

— Никакого капитана я не знаю! Пустите меня домой!

Пока продолжался допрос Ромки, Стахур успел принести на площадь свою жертву. Рабочие сомкнулись вокруг убитого Ярослава. Стояли неподвижно, с мрачными, гневными лицами.

— Я чудом уцелел, — скорбным голосом рассказывал Стахур. — Кольцо сомкнулось. Там пройти невозможно. Он еще был жив. Умер на моих руках, когда я его нес. Я любил его как сына. Лучше бы меня убили…

— Какого товарища потеряли! — в глубокой печали склонил седую голову Кузьма Гай. И две трудные мужские слезы покатились по лицу.

— На Краковскую площадь надо пройти во что бы то ни стало! Там сейчас льется кровь, — напомнил Стахур.

— Да, надо идти! — очнулся от оцепенения Гай. — Но как туда добраться?

Блуждающий взгляд Стахура сосредоточился и, казалось, остановился. Не сводя глаз с крышки люка, он вдруг воскликнул:

— Ой, какой я дурень! Старый осел! Как я мог забыть? — И он постучал ногой по чугунной крышке канализационного люка. — На Краковскую площадь пройдем по туннелю подземной речки.

— Люди! Кто знает подземный лабиринт? — громко спросил Гай.

— Я знаю! — вышел вперед болезненный с виду водопроводчик с воспаленными глазами. — Я проведу!

— Конечно, Павло Геник — старый крот! Он под землей как у себя дома. Проведет! — поддержал кто-то водопроводчика.

— Надо спешить, друже Кузьма, — заметно просветлело лицо Стахура. И он поднял крышку люка.

Почтальон пан Болеслав бессменно на протяжении тридцати лет доставлял письма в район Подзамче. Знали его здесь все — от старого до малого. С появлением этого никогда не унывающего, всегда старательно выбритого, с лихо закрученными усами, приветливого человека было связано не одно радостное или печальное известие. И если у кого-нибудь горе перехлестывало через край, у почтальона всегда находилось слово утешения, ласки. Случалось, письмо приносило в дом радость. Тогда пан Болеслав (никто не знал его фамилии) меткой шуткой придавал событию своеобразную светлую окраску.