Юрий Смолич - Мир хижинам, война дворцам

• Название: Мир хижинам, война дворцам
• Автор: Юрий Смолич
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1966

Первая книга дилогии украинского писателя Юрия Смолича, роман «Мир хижинам, война дворцам», посвящена революционным событиям 1917 года на Украине и за ее пределами, в частности и Петрограде.

Содержание книги охватывает период с Февральской революции до исторических июльских дней. На фоне общественных событий раскрываются судьбы героев романа — и среди них целого ряда лиц исторических, выведенных автором под их собственными именами.

Ю. Смолич использует и разрабатывает в книге огромный фактический материал, который в ряде случаев до сих пор широко не публиковался.

Вторая книга — «Ревет и стонет Днепр широкий» — посвящена борьбе за установление советской власти на Украине.

---

— Верно! — сразу откликнулся Боженко. — Это и я хотел сказать. Отказываюсь от слова.

На эти слова зал откликнулся одобрительным шумом, и Пятаков напрасно звонил в колокольчик.

Особенно шумела небольшая группа большевиков–студентов. Кроме Лии Штерн и Леонида Пятакова в нее входили еще Лаврентий Картвелишвили, Ян Гамарник, Довнар–Запольский, а также Виталий Примаков. Примаков, правда, студентом не был, так как попал в ссылку еще из шестого класса черниговской гимназии. Но, вернувшись в прошлом месяце из Сибири, он сразу принялся готовиться к эстернату на аттестат зрелости и уже приобрел себе новенькую студенческую фуражку. Пламенный оратор, он работал постоянным агитатором при городском комитете.

Студенты сидели тесным кружком — кроме Горовицa, находившегося в президиуме, — и на все реагировали громче, чем следовало бы, с шумным мальчишеским задором.

— Го–ло–со–вать — скандировали они, притопывая ногами.

Кружка студентов держался и Владимир Затонский — преподаватель химии в Политехникуме. Он сам окончил тот же Политехникум незадолго до войны и не отошел еще от студенческой корпорации. Как многие студенты, Затонский носил бороду, — борода у него росла густая, до самых глаз; одет он был в военную форму: мобилизованный в армию, Затонский служил в инженерной части Киевского округа.

Навести порядок Пятакову так и не удалось — с раздражением он отшвырнул колокольчик. Но шум оборвала женщина, сидевшая с ним рядом, в президиуме, одетая в английскую кофточку с высоким воротником и мужским галстуком. Это была Евгения Богдановна Бош, лидер киевских социал–демократов еще с довоенного подполья; недавно она одновременно с Пятаковым возвратилась из эмиграции. Киевские большевики избрали ее руководителем областной партийной организации.

— Товарищи! — гневно крикнула Бош. — Призываю вас к порядку!..

Пятаков воспользовался минутой тишины:

— Ты кончил, товарищ Иванов?

— Теперь мое слово! — снова подбежал к трибуне Боженко. — Я уже давно записался! Моя очередь!

— Я еще не закончил, — сказал Иванов. — Сядь, пожалуйста, Василий Назарович!

Возмущенно пожимая плечами, Боженко вернулся на место.

— В таком случае поторопись, товарищ Иванов. Ораторов записалось много, а время — позднее. Дело нe в том, есть ли патроны, а в том: нужно ли вообще вооружать народ?..

— Нужно! — крикнул Примаков.

— Нужно — нужно — нужно! — проскандировали студенты.

Но Пятаков все же закончил свою мысль:

— Революция развивается мирным путем. Мы призываем кончать войну, а сами возьмем меч в руки?.. Это опасный эксперимент, он только напугает обывателя и отвратит от нас симпатии демократических групп.

— Обывателя не мешает и припугнуть! — снова с места возразил Примаков. — А если отшатнутся меньшевики и кадеты — то и слава богу! Тогда и вы перестанете талдычить о едином фронте с ними!..

— Преждевременно! — выкрикнул Пятаков.

Он застегнул пиджак на все пуговицы, хотя в зале было нестерпимо душно, и поправил пенсне на носу.

— В нашей стране еще не завершена революция буржуазная. К социалистической революции страна не готова. Пролетариата у нас мало, да и тот слаб, раздроблен на несколько партий. Консолидация и международная солидарность пролетариев всех стран — вот наша задача. А без привлечения сил буржуазии мы сегодня еще не сумеем руководить промышленностью. Особенно сейчас, во время войны и военной разрухи…

Он продолжал бы говорить, но с каждой его фразой шум в зале усиливался. Леонид Пятаков кричал: «Оппортунизм! Солдат Королевич: «Меньшевистские теории!» Примаков перекрывал всех: «Мало вам Ленин всыпал на Апрельской конференции!..»

Лаврентий Картвелишвили с места держал целую речь:

— Я предлагаю перенести обсуждение на заводы, прямо на собрания рабочих! Пусть пролетариат поведет нас за собой, если мы, партия пролетариата, не умеем пойти в авангарде! Пролетариат за вооружение — в этом можете быть уверены!

Владимир Затонский протискивался к президиуму с листком бумаги в руках:

— Вот резолюция! Я набросал проект! Мы требуем осуществления решений Центрального Комитета!

Тут и Бош уже не могла навести порядок, хотя она поднялась и что–то страстно кричала взбудораженной аудитории.

Пятаков был главой организации — крупный партийный деятель старой закалки. Бош тоже пользовалась общим уважением: ее революционные заслуги были всем известны. Авторитет обоих в организации был бесспорен. Да и пути социалистической революции в России только–только начинались — еще неизвестно было, что готовит пролетарскому движению завтрашний или послезавтрашний день. Но молодой задор юных большевиков, которые только что пришли на смену поколениям революционеров, погибших на виселицах и в царских тюрьмах, их беззаветная готовность, если потребуется, отдать и свою жизнь за революцию, за ее взлелеянную в мечтах победу, — были все же сильнее, чем преклонение перед боевыми заслугами старших товарищей. И молодежь протестовала. Она была нетерпелива и непримирима: кто выступает против битвы, тот следовательно, против самой революции!

Шум на скамейках, где теснилась молодежь, не прекращался.

Пятаков добавил еще:

— Социалистическая революция в одной стране невозможна! Для нее придет пора, только тогда, когда вспыхнет восстание во всей Европе.

2

Пока в зале не унимался шум, Иванов хмуро наблюдал за Пятаковым.

Почти три месяца живет Пятаков в Киеве, возвратившись из эмиграции, — и на десятках партийных собраний, заседаний, совещаний буквально ни единого раза не сошлись они с Пятаковым во взглядах ни по одному вопросу.

Вспомнить хотя бы дискуссию об Апрельских ленинских тезисах.

Ленин призывал к братанию на фронте, как к действенному средству против войны: трудящиеся всех воюющих стран, одетые в солдатские шинели, должны вместе выступить против своих империалистических правительств.

A Пятаков разглагольствует, что братание — утопия, а к тому же — и анархия!

Ленин говорит о руководящей роли пролетариата в революции.

А Пятаков доказывает, что крестьяне не пойдут за пролетариатом.

Ленин выдвигает идею власти Советов.

А Пятаков: диктатура пролетариата сейчас невозможна.

Ленин предлагает не доверять Временному правительству, которое продолжает политику империалистической войны, тянет с конфискацией помещичьих земель и зажимает рабочие организации, потому что состоит из министров–капиталистов и соглашателей из мелкобуржуазных партий, пошедших на союз с буржуазией.

А Пятаков: трудящиеся еще не в состоянии утвердить свою власть; поэтому надо поддерживать Временное правительство, внося лишь коррективы в его деятельность. Свержение правительства равносильно захвату власти, a это, мол, противоречит мирному развитию революции, которое отстаивает сейчас партия.

Наконец, Ленин провозглашает марксистский принцип самоопределения наций, доказывая, что только право свободного отделения может привести нации бывшей Российской империи к свободному, не вынужденному, а значит, и наиболее крепкому интернациональному единению в борьбе за социализм.

А Пятаков толкует о каком–то надуманном «слиянии» наций — во имя торжества идей интернационализма; уверяет, что освободительное национальное движение уже сыграло якобы свою революционную роль еще во времена буржуазных революций против феодализма, а ныне, в условиях империализма, может играть только роль контрреволюционную, ибо действует, мол, лишь на руку национальной буржуазии.

Но ведь каждому, даже не теоретику марксизма, ясно, что в условиях бывшей Российской империи, где многие нации были угнетены царским империалистическим режимом, позиция Пятакова фактически продолжает царскую великодержавную политику, утверждая превосходство великороссов над остальными нациями, и, таким образом, — провоцирует национальную рознь, восстанавливает все нации против великороссов, толкает людей, стремящихся к национальному освобождению, под знамена буржуазии, подрывает пролетарскую интернациональную солидарность.

Используя свой авторитет руководителя организации, Пятаков сумел добиться того, что в Киеве почти до самой Апрельской конференции «повисли в воздухе» ленинские тезисы. Когда киевские большевики начали их горячо обсуждать, явно поддерживая ленинскую позицию, Пятаков, чтобы спасти свой престиж, хитро организовал позорную историю с Петровым–Савельевым.

Металлист Петров–Савельев, закаленный большевик, который после разгрома подпольной киевской большевистской организации осенью 1916 года сохранил ее остатки в трудном подполье, в первые дни революции возглавил переход к легальным формам работы, — горячо отстаивал тезисы Ленина. Савельев вместе с Пятаковым, сменившим его на посту руководителя организации, и был избран делегатом на Всероссийскую апрельскую конференцию большевиков в Петрограде. Тогда Пятаков, ссылаясь на то, что Савельев якобы нарушил партийный закон демократического централизма, выступив против принятой уже киевским комитетом «платформы», предложил отобрать у него делегатский мандат. Это Пятакову удалось провести, и на конференцию вместо Савельева послали Евгению Бош.