Юрий Смолич - Ревет и стонет Днепр широкий

• Название: Ревет и стонет Днепр широкий
• Автор: Юрий Смолич
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1966

Роман Юрия Смолича «Ревет и стонет Днепр широкий» посвящен главным событиям второй половины 1917 года - первого года революции. Автор широко показывает сложное переплетение социальных отношений того времени и на этом фоне раскрывает судьбы героев.

Продолжение книги «Мир хижинам, война дворцам».

---

Но шаги Саша внимательно отсчитывал. Дренажники дали точный счет: тысяча шагов — и выход.

Девятьсот… девятьсот пятьдесят…

Фу!.. У Саши уже кружилась голова. Фонарик он на всякий случай погасил и теперь двигался в темноте на ощупь…

Непременно, непременно Саша пробьется на Подол, свяжется с подольскими, потребует, чтобы они сконцентрировали все свои силы для удара в этом направлении — на Печерск, на соединение с «Арсеналом», и тогда все вместе они устоят и против войск, наступающих из центра, и против Петлюры с «черными гайдамаками» — из–за Днепра…

Девятьсот девяносто… Тысяча.

И верно, впереди точно посветлело, забрезжило. Снег! Саша увидел снег — у выхода из штольни возле водокачки! И мелькали на снегу отблески зарева заднепровских пожаров…

А в это время, воспользовавшись темнотой, наконец окутавшей подступы к «Арсеналу», переулками и дворами, прилегающими к его стенам с запада, — потихоньку продвигались Иван Брыль и Максим Колиберда.

Иван Антонович и Максим Родионович все–таки решили идти в «Арсенал».

Там ведь были свои: все арсенальцы — как на работе. Что ж это получается — все там, а они снова отдельно? Нет, они должны быть со всеми!

Собственно, старики не обсуждали между собой этого вопроса. Они только поглядывали друг на друга хмуро, даже сердито, и молчали. Но за четверть века побратимства они отлично научились понимать друг друга и без слов. Они молча встали, молча взяли шапки, молча и пошли.

И брели теперь тоже молча. Только все посматривали друг на друга. Впотьмах они не видели этих взглядов, но знали, что поглядывают и — как именно: сердито, гневно.

К тому ж у Ивана с Максимом, старых родителей, было в «Арсенале» еще и дело к их непутевому сыну, Даниле, Данилке, Даньку: маленькая Тося благополучно разрешилась от бремени! И явился на свет сын. Надо ж было сообщить такую радостную новость! Правда, сперва было возник спор: как назвать новорожденного? Ивану хотелось бы — Иван, но из вежливости он, само собой, предложил назвать Максимом. Максиму до смерти хотелось — Максим, но он тоже, само собой, предложил назвать Иваном. В конце концов порешили: пускай будет Данько, Данилка, Данила — в честь молодого отца. Непутевый, известно, архаровец, а все–таки… героически воюет сейчас за дело рабочего класса. Можно сделать уступку…

Иван с Максимом пробирались украдкой. За спиной у них были мешки — собрали все, что удалось наскрести в чуланах у Брылей и Колиберды: немного пшена, немного картошки, десяток луковиц. Особо — специально для Данилки — мамы передали хвост селедки и окаменелый бублик: приберегли еще от рождества. От Тоси несли слова: возвращайся живой, Данилка, муж!.. И в лоскутке — пучок волосенок. С маковки младенчика. Родился с чубчиком. Казак!.. Пускай молодой отец подержит меж пальцев, поглядит — будет знать, что сын у него есть. Все ж таки в бою, не ровен час…

А Саша Горовиц наконец выбрался на поверхность.

Вокруг лежали снега… Напротив, за Днепром, подымалось зарево. Багряное и злое. Он вдохнул — глубоко, свободно — морозный, даже колкий воздух и едва не задохнулся: закружилась голова.

Карабин был за спиной.

Кустами Саша пополз вниз, к тропинке, ведущей на Набережную.

Старался как можно тише, но морозный снег все–таки поскрипывал, шуршал, хрустел под ногами.

И вдруг раздалось из–за кустов:

— Кто? Эй! Стой!

Другой голос откликнулся лениво, равнодушно:

— Да брось… Пускай… Пробирается кто–то… домой… Сотни их тут вот так пробираются… Пускай идет…

Теперь Саша уже видел людей. Два поближе, сразу за кустами. Немного дальше — еще кучка. Патруль! Они приглядывались к фигуре, вдруг вынырнувшей из снегов, из зарослей Провала. Сотни киевлян вот так пробирались сейчас из одного района города в другой: домой, или из дому, или еще по кому–нибудь неотложному делу. Патрули пропускали их. Возможно, пропустили бы и Сашу.

Но тот же голос, что Саша услышал первым, вдруг крикнул:

— Эге! Да он с винтовкой!.. Тревога!

И сразу в морозной тишине защелкали затворы.

Саша сорвал карабин с плеча. Раненая рука заболела от резкого движения.

— Стой! Руки вверх!

Саша щелкнул предохранителем и выстрелил первый.

Но уже гремели выстрелы — пять, десять, двадцать.

Неужели не пробьюсь?! Надо же, надо!.. Во что бы то ни стало — надо! Связь… чтоб вместе… чтоб победить…

Неизвестно сколько пуль впилось в Сашину грудь, голову, ноги.

Саша упал.

А они уже налетели. Штыки вонзились в Сашино — верно, уже неживое — тело. Лезвия шашек полоснули по плечам и голове — уже мертвого…

5

Двухколейная линия впереди — это был единственный путь на Киев… Пойти кружным путем, левым флангом — через Хмельник, на Бердичев и Житомир — вдвое дальше и в десять раз дольше: брести по зимнему снежному бездорожью с артиллерией, зарядными ящиками, обозом… Зайти с правого фланга — на Турбов, Погребище, к Белой Церкви — путь вдвое короче, но как раз тут, от Житомира и до самой Сквиры, пересекая железную дорогу на Киев, отрезая и подступы к Белой Церкви, стоял корпус заслона генерала Скоропадского: семьдесят тысяч штыков, бронепоезда на линии, каждое местечко — артиллерийский форт, в каждом поселке — пулеметные заставы.

Нет, идти на Киев можно только по железной дороге. В лоб! Мечом рассечь корпус надвое. И прорваться!.. Пускай сомкнутся сзади: придется тогда идти с боями вперед, а сзади тоже отбиваться.

За три года мировой войны такого на фронте не случалось. Но ведь теперь война гражданская, и фронт был повсюду.

В конце концов, Второй гвардейский тоже имел шестьдесят тысяч штыков — против семидесяти.

Но семьдесят тысяч заслона националистов стояли, вытянувшись сплошным фронтом, а шестьдесят тысяч наступающих — полками, батальонами, даже ротами — растеклись по всей Подолии: от речки Мурафы до верхнего течения Буга. Ведь это же они, гвардейцы Второго, стали оплотом борьбы за власть Советов на Подолии — создали между линией фронта и Киевом советский плацдарм. Они оказали немалую услугу делу победы революции на Украине, но как раз в этом и был сейчас источник трудностей: в ударном кулаке оставался разве что один Кексгольмский полк, ну, еще отдельные группы волынцев, артдивизион, конная разведка, подрывники… Пять–шесть тысяч от силы…

А депеши из Киева приходили одна за другой:

«Без вас не можем начать восстания… Не можем не начать восстания — ждем помощи… Восстание началось — перевес на стороне врага: поспешите!.. Держимся из последних сил… Не удержаться…»

Корпусный комитет решил: идти!

Жалким по сравнению с силами заслона «кулачком» пробиваться в лоб по железной дороге: Винница — Калиновка — Казатин — Попельня — Фастов. Одновременно ослаблять сопротивление противника, дезорганизуя его тылы и отрезая передовые позиции от главных сил.

Для этой цели гвардейцы решили создать ударные диверсионные группы — по двадцать — тридцать бойцов. Задача: взрывать железнодорожную линию за бронепоездами, прерывать связь или хотя бы поднимать панику…

Демьян Нечипорук вышел с первой ударной группой. Во мраке, в пургу, без дорог, по колено в снегу, по замерзшим кочкам пашни группа шла, чтобы отрезать Винницу, к ручью Десенка. За мостом — в полуверсте, ближе к Виннице — стояли бронепоезда: один, два, три. Железных громад не разглядеть, погашены и сигнальные фонари, но жар из топок бросает сквозь поддувала светлые пятна вниз, на заснеженные шпалы пути. Три мерцающих огненных пятна на насыпи — саженей двести одно от другого.

Демьян взобрался на насыпь ползком: в зубах шнур, в обеих руках «ладанки» с динамитом. Договорились так: когда взрыв раскатится эхом по долине — а в морозную ночь его услышат за десять и более верст, — группы слева и справа бросаются на полустанок за мостом. Полустанком надо завладеть или хотя бы поднять панику до самой Калиновки! А бронепоезда взять под Демьяновы пулеметы. Хорошо, если в панике удастся захватить. А нет — все равно они в эту сторону мертвы: колеи позади у них уже не будет… А тем временем «главные силы» ударят на отрезанную Винницу.

Демьян не раскапывал балласт под шпалами — земля промерзла слишком глубоко, он выгребал тесаком рыхлый гравий из–под самой рельсы. Двое помогали ему слева и справа. Потом сунули в углубление «ладанки»,

— Сматывайся! — приказал Демьян, тяжело дыша. Пар изо рта сразу оседал на борт шинели, на воротник, на усы густым игольчатым инеем.

Напарники покатились с насыпи вниз. Так катятся со снежных горок, играя, мальчишки — катышом, на боку. Через миг они уже вывалялись в снегу, как «снежные бабы»; еще миг — и живые катыши уже не распознать было в снежных сугробах сквозь пелену пурги. Но Демьян подождал еще несколько секунд: чтобы ребята успели отбежать хотя бы шагов на сорок, — шнур он нарочно отрезал короткий.