Диана Хэгер - Рубин Рафаэля

• Название: Рубин Рафаэля
• Автор: Диана Хэгер
• Издательство: Амфора. ТИД Амфора
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2006
• ISBN: 5-367-0016-9

В основу романа американской писательницы легла драматическая история возлюбленной и музы великого Рафаэля – Маргариты Луги, известной миру как Форнарина.

В 2002 году, исследуя портрет Форнарины кисти Рафаэля, ученые обнаружили, что изначально руку прекрасной «Булочницы», возлюбленной и музы художника, украшало кольцо с рубином.

Позднее оно было спрятано под слоем краски. Кто это сделал и почему, история умалчивает. Однако воображение писателя способно дорисовать то, что скрыло от нас время…

Вечный город в трауре. Великий Рафаэль Санти умер в расцвете славы и упокоен в Пантеоне. А та, что дарила ему любовь и вдохновение, ищет приюта в монастыре, куда принимают раскаявшихся грешниц. Еще недавно Маргарита Лути, дочь пекаря из бедняцкого квартала Трастевере, внушала зависть знатным дамам. Теперь же она должна заплатить за убежище единственным, что у нее осталось, – рубиновым обручальным кольцом.

---

Она легко улыбнулась.

– Если это так, синьор, то считайте меня графиней.

Он сделал шаг вперед, страстно желая, чтобы она разделила сознание важности и неизбежности происходящего, которое его обуревало.

– Если вы так говорите, то я обязан вам поверить.

Вдруг чей-то голос выкрикнул имя художника, и магия неожиданной встречи развеялась. Женщина продолжала прижимать к груди мальчика с широко распахнутыми глазами, а Рафаэль обернулся на зов Джулио Романо, самого младшего своего помощника, который бежал к нему, с трудом переводя дыхание.

– Всего доброго, синьор Санти, – услышал он ее голос. По легкому оттенку иронии он понял, что она не поверила ни единому его слову.

Когда он снова повернулся к ней, она уже спешила за вереницей гуляющих в сторону Рима. Рафаэль устремился следом и почти догнал ее, но тут на плечо ему опустилась рука. Он резко развернулся, готовясь сбросить ее и преподать урок дерзкому юнцу.

– Господи! – Джулио задыхался. – Его Святейшество почти вышел из себя! Он отложил все свои дела, ожидая вас все утро! Я побежал вас искать, пока не случилось непоправимого!

Рафаэль бросил взгляд на склон холма, но незнакомка, его Мадонна, уже смешалась с толпой. Мгновение он колебался, одержимый желанием броситься вслед за ней, но Его Святейшество не простил бы ему такой вольности.

– Ты должен пойти туда! Я пойду к Папе, но ты должен отыскать молодую женщину в синем плаще с ребенком на руках! Узнай, где она живет! Не упусти ее!

Молодой человек улыбнулся, зная любовь учителя к красивым женщинам. Как много их переступало порог мастерской! Джулио кивнул наставнику и побежал вниз, к руинам величественного Рима, на стенах которого плясали бесформенные тени.

Стараясь избавиться от непонятного чувства, которое вызвал у нее странный мужчина с холма Джаниколо, Маргарита вошла в дверь под вывеской и снова оказалась в маленькой семейной пекарне на Виа Санта-Доротеа. Она поцеловала отца в толстую колючую щеку. Он стоял и вытирал руки о фартук, прикрывавший объемистый живот. Франческо Луги был грубоват и неотесан. Внешне он чем-то походил на лягушку-быка: широко расставленные зеленые глаза с коричневыми точками, мощная шея и большой рот. Воротник его рубашки побурел от пота. Он стоял широко расставив ноги. Пол был припорошен тонким слоем муки. От Франческо всегда пахло мукой и потом, сколько помнила Маргарита. Она откинула капюшон темно-синей накидки и осторожно поставила Маттео на пол. Ребенок сначала цеплялся за ее ноги, а потом пополз прочь. В тесной пекарне было душно от раскаленных печей, которые скрывались за муслиновой занавеской. Везде стояли ивовые корзины, полные свежего хлеба и булочек. Плотные сладкие ореховые хлебцы, воздушные круглые караваи с вымоченным в вине изюмом, кренделя сфрапполе и тающие во рту вафельки пиццелле, которые пекарь раздавал приглянувшимся ему детишкам. Прежде, когда в доме размещалась мастерская сапожника, стены были небесно-голубыми. Но то было давно, еще до того, как краска поблекла от невыносимого жара печей, муки и времени и стала понемногу сходить со штукатурки. За арочным дверным проемом виднелся маленький садик, разбитый на заднем дворе; там росли хилые овощи, с трудом пробиваясь сквозь пыль и сорняки, и развешенное на веревке белое белье развевалось на холодном ветру, в котором вновь не чувствовалось дождя.

– И где это была моя девочка, большая любительница прогулок? – ворчливо спросил булочник у своей младшей дочери. – Я-то думал, ты поможешь мне с баччо, а ты ушла гулять. Твоя сестра мне не помощница – опять больна!

– Папочка, Легация всегда чем-то больна, – ответила она с улыбкой и стянула теплую пиццелле с деревянного стола.

Франческо шлепнул дочь по руке, будто пытаясь ей помешать, но это был ласковый жест, часть привычной игры, с помощью которой семейство Луги выражало любовь и нежность друг к другу. Пожалуй, эта игра была единственным способом выразить чувства, потому что Франческо Лути любое проявление эмоций почитал признаком слабости. Он все время напоминал дочерям, что мягкосердечие не приведет ни к чему хорошему. Маргарита понимала, что за этими словами кроется боль человека, женившегося по любви и всю жизнь тосковавшего по безвременно ушедшей любимой.

Маргарита снова легонько поцеловала отца в щеку, что всегда развеивало его гнев, и, погладив малыша по головке, прошла в глубь комнаты, одновременно снимая мокрый плащ. Зайдя за муслиновую занавеску, она увидела там сестру Легацию, которая замешивала в огромной глиняной миске тесто для новой порции хлебов.

– Говорила я ему, что ты вернешься, – любовно проворчала Летиция, не отрывая глаз от миски, – а он все равно волновался.

Летиция Перацци не волновалась из-за того, что сестра ходила куда-то вместе с ее сыном. Маттео был четвертым ребенком, родившимся у нее за очень короткий промежуток времени, и она радовалась каждой минутке, свободной от бесконечной заботы и кормления хныкающего малыша. Утро было чудесным, ее трехлетний Лука спал рядом с ней в дубовой колыбельке, а двое старших, Пьетро и Джакопо, ушли помогать своему отцу Донато на конюшнях Киджи.

Уборку конюшен и втирание масла в нарядные седла не назовешь чистой или почетной работой, как часто говаривал муж Легации, но тем не менее это позволяет заработать на сытный кусок хлеба. К тому же для него это была единственная возможность приблизиться к настоящему богатству и роскоши, хоть и чужому. Донато зарабатывал на пропитание и помогал Франческо содержать дом и пекарню. По его разумению, этого было вполне достаточно.

– Слушай, Маргарита, так ты можешь мне объяснить, почему опять где-то шаталась, вместо того чтобы разжигать печь для полуденных хлебов? Только не надо повторять того, что ты говорила в прошлый раз!

Маргарита провела пальцем по грубо выструганному столу, оставляя след на тонком слое муки.

– А ты поверишь, если я скажу тебе, что сегодня я повстречалась с самим Рафаэлем и он захотел писать с меня картину?

– Так-то ты уважаешь отца, который дает тебе одежду, чтобы прикрыть наготу, и пищу, чтобы утолить твой голод? И делает все это, несмотря на то что в твои годы ты уже давно должна быть замужем? – встрял в разговор отец.

Летиция засмеялась и опустила муслиновый лиф платья, обнажив розовый сосок на тяжелой груди. К нему тут же жадно прильнули губки маленького ангела, которого она держала у груди.

– Брось, папа. Неужели ты не видишь, что она пытается вызвать хотя бы тень улыбки на твоем лице? У вас обоих настали не слишком радостные времена.

– Ты мне можешь объяснить, в чем вообще радость жизни? А, Летиция? Если меня кто-нибудь спросит, что я об этом думаю, то я скажу, что это все сказки, которые дорого обходятся тому, кто в них верит.

Он переводил взгляд с одной взрослой дочери на другую, и тишину в доме нарушало только звонкое чмокание младенца. Обе дочери были похожи на своего отца и на умершую мать. Только черты лица Маргариты были тоньше, однако цветом волос и кожи она пошла в Луги. Кожа Летиции тоже была гладкой, но светлее, чем у младшей сестры, свои угольно-черные косы она обертывала вокруг головы венцом. На ней было бежевое платье из сурового полотна, белый передник и туфли из грубой кожи, какие носят жены пекарей. Маргарита донашивала одежду покойной матери. Потоньше и поизящнее, напоминание о мечтах прежней хозяйки, воплощенных в ткань и кружева. Эти вещи ей были впору. Иногда поздними вечерами, выпив лишнего, Франческо плакал, потому что младшая дочь мучила его сходством с матерью, невольно воскрешая в сердце Маргарита понимала, что за этими словами кроется боль человека, женившегося по любви и всю жизнь тосковавшего по безвременно ушедшей любимой.

Маргарита снова легонько поцеловала отца в щеку, что всегда развеивало его гнев, и, погладив малыша по головке, прошла в глубь комнаты, одновременно снимая мокрый плащ. Зайдя за муслиновую занавеску, она увидела там сестру Легацию, которая замешивала в огромной глиняной миске тесто для новой порции хлебов.

– Говорила я ему, что ты вернешься, – любовно проворчала Летиция, не отрывая глаз от миски, – а он все равно волновался.

Летиция Перацци не волновалась из-за того, что сестра ходила куда-то вместе с ее сыном. Маттео был четвертым ребенком, родившимся у нее за очень короткий промежуток времени, и она радовалась каждой минутке, свободной от бесконечной заботы и кормления хныкающего малыша. Утро было чудесным, ее трехлетний Лука спал рядом с ней в дубовой колыбельке, а двое старших, Пьетро и Джакопо, ушли помогать своему отцу Донато на конюшнях Киджи.

Уборку конюшен и втирание масла в нарядные седла не назовешь чистой или почетной работой, как часто говаривал муж Легации, но тем не менее это позволяет заработать на сытный кусок хлеба. К тому же для него это была единственная возможность приблизиться к настоящему богатству и роскоши, хоть и чужому. Донато зарабатывал на пропитание и помогал Франческо содержать дом и пекарню. По его разумению, этого было вполне достаточно.