Камиль Яшен - Хамза

• Название: Хамза
• Автор: Камиль Яшен
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1985

Роман. Пер. с узб. В. Осипова. - М.: Сов.писатель, 1985.

Камиль Яшен - выдающийся узбекский прозаик, драматург, лауреат Государственной премии, Герой Социалистического Труда - создал широкое полотно предреволюционных, революционных и первых лет после установления Советской власти в Узбекистане. Главный герой произведения - поэт, драматург и пламенный революционер Хамза Хаким-заде Ниязи, сердце, ум, талант которого были настежь распахнуты перед всеми страстями и бурями своего времени. Прослеженный от юности до зрелых лет, жизненный путь героя дан на фоне главных событий эпохи.

---

Вдалеке послышалось цоканье копыт. Бабушкин, Хамза и Степан быстро вошли в дом.

Цоканье становилось всё сильнее и сильнее. Из-за угла медленно начала поворачивать пролётка. В ней кроме кучера сидели два франтовато одетых и, видимо, крепко подвыпивших господина.

Улица по-прежнему была пустынна.

Бабушкин вдруг резко распахнул дверь и кинулся наперерез пролётке:

- Стой!!

Кучер натянул вожжи.

- Выходите! - направил Бабушкин револьвер на пассажиров.

- Что такое? В чем дело? - забормотали пьяные седоки, вылезая на мостовую. - Грабёж, что ли?.. Так бы и сказали... Но предупреждаем: денег ни копейки, только на извозчика. Всё пропито.

- Встаньте к стене! Степан, приведи жену!

Соколов вошёл в дом и через минуту вывел молодую женщину с ребёнком на руках. У Хамзы перехватило дыхание. "Неужели эта девочка, - с ужасом подумал он, - всё время, пока отец и мать отстреливались, была в этом же доме?"

- Садитесь все, - сказал Бабушкин. Он обернулся к высаженным: - За вами вернутся...

- К железнодорожным мастерским, - сказал кучеру Степан Соколов.

Жена Бабушкина сидела напротив Хамзы. Одной рукой она прижимала к себе дочку, в другой - продолжала крепко сжимать наган.

Декретом Кокандского Совдепа город был объявлен на военном положении, а железная дорога - на осадном.

Коканд разделился на две части. Одну занимали рабочие отряды и войска, оставшиеся верными Советской власти, другую - банды Эргаша и офицерские группы мухтариата.

Граница проходила по реке.

Начиная с тринадцатого февраля, в город одна за другой начали прибывать воинские части из Андижана, Скобелева, Ташкента, подчиняющиеся Совету Народных Комиссаров Туркестана.

Семнадцатого февраля автономисты запросили переговоров, которые ничего не дали.

Восемнадцатого в Коканд прибыл военный комиссар Туркестанского края Перфильев.

Девятнадцатого он предложил автономистам сложить оружие.

Мухтариат отказался.

Двадцатого февраля Перфильев отдал приказ о наступлении на районы старого города, занятые басмачами и офицерскими группами.

Хамза и Степан Соколов, избранные к тому времени в Кокандский ревком, пошли в бой в составе первой коммунистической роты.

Садыкджан-байвачча стрелял два дня. На третью ночь он примчался в имение вместе с Кара-Капланом. У них было с собой шесть лошадей.

Всё было кончено. Басмачи и офицеры ещё удерживали последние кварталы старого города, но всё было кончено. Надо было уходить.

- Берём только камни и золото, - захлёбываясь от волнения, бормотал Садыкджан, - половина твоя... Но ты не должен оставлять меня одного, Кара, ты слышишь?

Он был грязен, оборван, лицо и руки закопчены порохом. Он весь дрожал от нетерпения, страха и ещё от чего-то, чему пока не знал названия.

Кара-Каплан, закрыв один глаз, смотрел на байваччу. В последние дни он порвал с Эргашем, окончательно свихнувшимся от своего несостоявшегося ханства. Теперь он снова состоял при Садыкджане, который посулил ему богатую награду.

- Я бы сожрал чего-нибудь, - сказал Кара-Каплан, открывая глаз, - да и выпил бы...

- Сейчас, сейчас, - суетился байвачча.

Он принёс несколько бутылок коньяка и блюдо варёного мяса.

- Только не пей много, Кара... Нам надо торопиться. Лучше возьмём с собой...

- До утра время есть, ночью никто не воюет...

Он налил коньяк в две большие пиалы и бросил в каждую анашу.

- Ну, хозяин, за наш любимый мухтариат, чтоб ему гореть и на том, и на этом свете... За великого хана Эргаша, повелителя ишаков и баранов... Да не пропасть нам в расцвете йигитских лет!

Тут же налили по второй пиале и сразу выпили. Садыкджан почувствовал себя бодрее.

- А почему у вас в доме никого нет, хозяин?

- Все разбежались...

- А Зульфизар?

- Исчезла куда-то недели две назад...

"Была ещё Шахзода, - подумал Садыкджан, - но её, наверное, тоже уже нет здесь. Видно, старшие жены сжалились и взяли с собой в городской дом... Их всех выгонят оттуда, когда большевики займут весь город. Куда денутся мои бабы?.. А-а, да чёрт с ними со всеми! О них ли сейчас думать, о длинноволосых?.."

- Наливай ещё, Кара, и начнём собираться. Шкатулки с камнями и золотом положим вот в этот мешок, в этот - оружие, а сюда - продукты и одежду...

Но Кара-Каплан и не думал наливать. Выпучив глаза, он тупо и невидяще смотрел на байваччу. Из открытого рта потекла слюна.

"Анаша, - понял Садыкджан, - слишком сильная доза... Но я ещё ничего, на меня ещё не подействовало".

Он налил себе и выпил один. Кара-Каплан повалился на ковёр и захрапел.

"Так даже лучше, - подумал байвачча, - пойду брать золото один. А то он ещё стукнул бы меня чем-нибудь сзади и всё золото, все камни взял себе... Зачем я ему?"

Он поднялся, взял мешок, лампу и пошёл через весь дом к тому месту, где тайная лестница вела в ту часть подвала, о которой никто не знал.

В боковой кладовке стоял у стены большой шкаф. Байвачча отодвинул его - за шкафом была дверь. Достал висевший на груди ключ, открыл дверь, медленно начал спускаться вниз, светя себе поднятой вверх лампой...

Ещё одна дверь - и вот она, вырытая в земле святая святых Садыкджана, его личный сейф, куда он за долгие годы снёс много золота и драгоценностей...

Байвачча оглянулся. Что-то мелькнуло? Или показалось?.. Кара-Каплан?.. Нет, его лошадиный храп доносился через все комнаты даже сюда, в подземелье.

Он поставил лампу на земляной пол, опустился на четвереньки и быстро, по-собачьи, начал рыть руками землю - мягкую, податливую, много раз перекопанную, доставая неглубоко положенные шкатулки, которые он сам неоднократно перепрятывал здесь же, зарывая в разных местах и на разной глубине.

Золотые монеты. Кольца. Серьги. Ожерелья. Нитки жемчуга. Изумруды...

И вдруг байвачча почувствовал, что за ним кто-то стоит...

Паралич ударил в затылок, ладони и колени приросли к земле.

Он не мог шевельнуться, сердце покрылось льдом. Страх пополз за уши, к горлу подступила рвота.

Байвачча оглянулся...

Старый город горел.

Огонь хищно пожирал дома. Пламя гудело, хрустело, плясало над крышами неистовым, дьявольским хороводом. Улицы мерцали черно-красным, нереальным потусторонним свечением. Было светло и жутко.

Где-то трещали выстрелы, рассыпались пулемётные очереди, пробегали люди, проносились растерзанные всадники...

Сажа падала с неба на белую землю.

Старый город горел огромным непотухающим последним пожаром на земле.

Сзади стояла Шахзода. Глаза её были похожи на две гнойные раны. В руках она держала топор.

Взмахнула.

- А-а-а-а-а!! - закричал байвачча нечеловеческим голосом.

Кара-Каплан бешено настёгивал мчащуюся галопом лошадь.

К седлу его был приторочен мешок с драгоценностями Садыкджана.

...Его будто подкинул с места душераздирающий, жуткий крик. Сна как не было. Но он не мог встать.

Какая-то седая, страшная, с чёрным лицом старуха втащила в комнату байваччу. Лицо Садыкджана было разрублено пополам.

Старуха бросила на труп байваччи мешок. Посыпалось на пол золото, ожерелья...

Старуха подняла лампу и вылила на Садыкджана весь керосин. Потом поднесла к нему огонь.

Байвачча вспыхнул.

Старуха подняла голову. Глаза её слезились гноем. Это была Шахзода.

Кара-Каплана подбросило второй раз. Он кинулся к телу Садыкджана, схватил мешок... Старуха вцепилась ему в рукав.

И тогда он ударил её кинжалом в грудь.

Шахзода упала на труп байваччи, и одежда её, коснувшись разлитой на полу лужи керосина, мгновенно загорелась.

Кара-Каплан не помнил, как его вынесло к лошадям. Судорожным движением он оборвал поводья крайней, упал в седло...

Метров через пятьсот оглянулся - дом Садыкджана горел.

Первые жадные языки пламени, спрыгнув с окроплённых керосином тел двух последних его обитателей, нетерпеливо бежали по окнам, стенам, крыше...

А вдалеке пылал Коканд. Пожар, уничтожая старый город, полыхал до неба.

Через два дня, 24 февраля 1918 года, Кокандский мухтариат - призрачное порождение жалкой ненависти к истории кучки людей, пытавшихся остановить её неостановимое движение, - окончательно и навсегда прекратил своё существование.

Весной восемнадцатого года в Туркестане началось формирование первых регулярных частей Красной Армии. Степана Соколова, проявившего в последние дни кокандских событий решительность, смелость и боевую смекалку, назначили командиром большого отряда красногвардейцев. Отряд уходил на Закаспийский фронт. Вместе с отрядом, увозя с собой начало своей первой комедии "Автономия или мухтариат", ехал на фронт политработником и Хамза Ниязи.

Глава десятая. ДЕРЖАТЬСЯ ДО ПОСЛЕДНЕГО

1

Что было?

Лихорадка боёв, дороги через пустыню, красные кубики теплушек, вереницы эшелонов, разрушенные станции, сожжённые кишлаки, палящее солнце, безводье и пески, пески, пески - зыбучие, обжигающие, бесконечные...