Светлана Ягупова - Твой образ (сборник)

• Название: Твой образ (сборник)
• Автор: Светлана Ягупова
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 1990
• ISBN: 5-235-00856-1

В книгу украинской писательницы вошли три повести, написанные в жанре социально-психологической фантастики. Внимание автора направлено на земной духовный космос. Обыденная реальность замешивается на фантастике не с развлекательной целью и не с замыслом чем-то изумить читателя, а для того, чтобы заново взглянуть на вечные ценности и проблемы нравственности.

---

В зале было интимно, уютно. Низко опущенная над столиком лампа как бы изолировала их от всех. Они сидели, пили крымский белый мускат. Некторов читал наизусть ее стихи и вел себя так же галантно, как и в былые времена.

— Вы, конечно, слышали об уникальной операции доктора Косовского? — вдруг спросила Верочка.

— Слышал, — насторожился он.

Верочка оглянулась по сторонам, придвинулась к нему и доверительно сообщила:

— Сногсшибательная история. Хотите, расскажу подробности? Только все это пока в секрете.

«Отчего же болтаешь?» — подумал он и заинтересованно приготовился слушать.

С минуту Ватагина сидела молча, сдвинув к переносице выщипанные бровки и задумчиво постукивая длинными розовыми ноготками по столу. Потом отхлебнула глоточек вина и рассмеялась:

— Мне иногда кажется, что Некторов — ну тот, чей мозг пересадили в другое тело, — нарочно подстроил эту историю. Ну как бы подшутил над всеми, чтобы доказать что-то свое.

— Хороши шуточки! — возмутился он.

— Ты его не знаешь, он способен на все. Я очень любила его. Целых три года! Обычно это у меня длится год-полтора, а тут — три года! Отличный был парень, но таких страстей, конечно, не стоил.

— Это почему? — обиделся он.

Она взглянула на него лукаво, насмешливо, и сердце его заколотилось — уж не догадывается ли, кто он? «Да нет, показалось», — успокоил себя.

— Слишком Некторов был очарован собой.

«Не ты ли подбавляла мне этого очарования своими стишатами?» — чуть не взорвался он и сказал:

— Наверное, были тому причины.

— О да! Видел бы ты его: красавец! К тому же умен, талантлив. Но чего-то в нем не хватало. Как в борще, куда забыли положить морковку или капусту.

— Однако образность у тебя не изящная.

— Да-да, как в борще, — жестко повторила она.

— А теперь надо надеяться, в нем все ингредиенты? — усмехнулся он, вставая. С легкой тревогой пригласил ее на танец.

Как и в прежние времена, она прижималась к нему с трогательной самоотдачей. Так же взволнованно узились ее и без того маленькие глаза, а волосы глубокой черноты бойко летали по плечам.

«Вот тебе и на, — думал он разочарованно, — выходит, ей все равно кого обнимать — цветущего красавца или плешивого коротышку». И тут же охватывала радость — если и для нее, и для Тоши он по-прежнему интересен, значит, есть в нем нечто, могущее нравиться независимо от его внешности?

Порою из притемненного зала с пятнами столиков ему чудился чей-то внимательный взгляд. Но кто и откуда рассматривает его, не мог уловить. Весь вечер они беседовали о поэзии, об общих знакомых, а потом Верочка почему-то длинно и горячо рассуждала о том, что право на любовь вовсе не дается ни внешностью, ни возрастом — каждый достоин этого чувства.

Давно ему не было так хорошо. Чуть приглушенная многоголосица зала, музыка эстрадного оркестра — все это после больничной тишины будоражило, приподымало, и, разгоряченный вином и Верочкиными словами, он порой забывал, кто он и что с ним. Но потом вдруг стало обидно за себя прежнего — слишком ласково смотрели Верочкины глазки-шарики на него, нового поклонника.

Он расплачивался с официанткой, когда Ватагина куда-то улизнула. Стал искать ее и нашел в другом конце зала с какими-то девушками. Одна была в очках и пристально смотрела в его сторону. Лицо другой он не разглядел — она сидела спиной к нему, но что-то знакомое почудилось в абрисе ее плеч, головы.

Тут Верочка прервала беседу и поспешила к нему.

На улице их остановили ее друзья. Минут семь болтали ни о чем, и только распрощались, как он увидел Октябреву. Она выходила из ресторана с очкастой девушкой. Это с ними разговаривала Ватагина. Он понял, что его разыграли. Настроение вмиг испортилось. Было досадно и неловко.

Верочка стушевалась, потянула его за руку, но он отстранился.

— Не сердись, — пробормотала она. — Мы хотели тебе помочь.

Он неприязненно взглянул на нее, подождал, пока Октябрева поравняется с ними.

— Мой личный детектив неосмотрителен, — сказал он. — В следующий раз советую гримироваться под официантку.

7

Пухлощекий человек в зеркалах уже не отталкивал. Некторов сросся, слился с ним. Однако на смену вражде к своему телу пришло щемящее чувство жалости. Оно захлестнуло с такой силой, что на время вытеснило то, что зарождалось в нем к Октябревой. Кто знает, во что бы вылилась эта жалость, если бы не одно происшествие.

Некторов лежал и рассматривал бородулинскую фотофантазию «Превращение», когда стук каблучков в коридоре возвестил, что его мучительница будет сейчас здесь.

— Все модничаете? — буркнул он, заметив плиссировку на ее халате. — Еще бы нацепили на нос батистовую маску с кружевами. Между прочим, ваш курс уже закончил практику.

Октябрева протянула ему градусник.

— Я вам надоела?

— Очень!

— Благодарю. Вы мне тоже. — Она присела на теплобатарею, вынула из халата миниатюрный флакончик с лаком и стала подкрашивать ногти. — А не пора ли вам уходить из этой кельи? Косовский не решается предложить что-нибудь, надо бы и самому подумать о своем будущем.

— Профессор не был сегодня на обходе. Почему?

— У него неприятность.

— Кто-нибудь умер?

— Да. Обезьяна.

— Клеопатра?!

— Кажется.

Октябрева мельком взглянула на него и замерла. Лицо Некторова исказила гримаса ужаса. Он медленно встал. Градусник выскользнул из-под его руки и звякнул об пол.

— Что с вами! — Она бросилась к нему.

Он оцепенело смотрел куда-то мимо нее и беззвучно шевелил губами.

— Отчего она умерла? — наконец выговорил он.

— Неизвестно. Знаю только, что Косовский очень дорожил ею. — Догадка вдруг мелькнула в ее глазах, и она испуганно прикусила губу.

— Мне нужно побыть одному. — Он тяжело опустился на койку.

Она попятилась к двери и, мысленно ругая себя за болтливость, вышла.

Некторов судорожно притянул к себе подушку, зарылся в нее, будто скрываясь от незримой, подступившей вплотную угрозы. Неужели что-то упустили, и его срок отмерен какими-то жалкими месяцами? Да что там месяцы, в любую минуту и секунду может прерваться его связь с миром. Черная тяжесть навалится на него, придавит, расплющит, и уже не будет ничего. Ничего. Боже мой! Ему подарили способность дышать, двигаться, говорить, любить… А он валяется на этой койке и терзает себя никчемными, жалкими мудрствованиями. И ведь уже был по ту сторону, но свершилось чудо, а он до сих пор не понимал этого.

Как бы не веря, что он живой, встал, сделал несколько шагов, согнул руки в локтях, подпрыгнул, обвел глазами палату. Сердце колотилось сильно и болезненно. И эта неожиданная боль была тоже одним из компонентов его бытия, физическую полноту которого он никогда так остро не ощущал.

— Надо что-то делать, что-то делать, — забегал он по палате. Бросился к шкафу и стал поспешно одеваться.

Во дворе института наткнулся на служителя питомника, схватил его за плечи и встряхнул:

— Что с Клеопатрой? Отчего она умерла?

— Да ты кто такой? Да отпусти же! — Дядя Сеня вырвался из его объятий и сердито отряхнулся. — Она что тебе, тетка или бабушка, эта Клеопатра? Ходят тут всякие. Обожралась эта дура порчеными консервами, и все дела. Куда ж там, траур мировой устроили! Косовский аж почернел. А кто виноват? Уборщица. Это она угостила шимпанзе отравой. А меня, наверное, теперь уволят, — тоскливо сказал он.

— Консервы! — Некторов опять бросился к дяде Сене и поцеловал его в нос. — Консервы!

— Ты чего? — опешил служитель.

Консервы! Выходит, ему дана отсрочка на неопределенное время. Собственно говоря, у каждого подобная отсрочка, но многие считают, что они, если не вечны, то, по крайней мере, отмечены печатью долгожительства.

Манжурова сидела у микроскопа, когда он вошел. Подняла голову и опять уткнулась в микроскоп.

— Отчего умерла Клеопатра? — с ходу спросил он.

Не отрываясь от работы, Манжурова небрежно бросила:

— Порченые консервы. — Лицо ее было сосредоточенно скучным.

— Точно?

— Точно.

— Ясное море!

Ирина вздрогнула, обернулась.

— Ясное море! — повторил он весело. — Отчего ты такая кислая, Ирина? Отчего люди вообще часто хмурятся? Злятся? — и, не дав ей опомниться, выскочил из лаборатории.

Был обычный сентябрьский день с чадом машин и деловой кутерьмой. Некторов шел по улицам и смотрел вокруг глазами человека, который вдруг вынырнул из черной пропасти и вот оглушен, ослеплен и очарован хлынувшими на него звуками, красками, запахами.

— Я иду. Мои ноги твердо ступают по земле, воздух омывает мои легкие, сердце стучит в полную мощь, глаза впитывают, уши внимают, — ликовало его существо. — Я ощущаю, чувствую, думаю. Я — человек! Я — живу!