Карл Маркс - Собрание сочинений, том 27

• Название: Собрание сочинений, том 27
• Автор: Карл Маркс
• Жанр: Философия

Двадцать седьмым томом Сочинений К.Маркса и Ф.Энгельса открывается серия томов, содержание которых составляет переписка между основоположниками марксизма, а также их письма к разным лицам.

Первый том переписки охватывает письма, которые относятся к периоду, предшествующему буржуазно-демократическим революциям 1848–1849 гг. в странах Европы, к периоду самой революции и первых лет после ее поражения (с 1842 по 1851 годы).

---

Революция — это чистое явление природы, совершающееся больше под влиянием физических законов, нежели на основании правил, определяющих развитие общества в обычное время. Или, вернее, эти правила во время революции приобретают гораздо более физический характер, сильнее обнаруживается материальная сила необходимости. И лишь только выступаешь в качестве представителя какой-либо партии, втягиваешься в этот водоворот непреодолимой естественной необходимости. Только держа себя независимо, будучи по существу более революционным, чем другие, можно, по крайней мере хоть некоторое время, сохранить свою самостоятельность по отношению к этому водовороту, хотя в конце концов все же окажешься в него втянутым.

Эту позицию мы можем и должны занять при ближайших событиях. Не надо не только никаких государственных постов, но, пока возможно, — и никаких официальных партийных постов, никаких мест в комитетах и т. д., никакой ответственности за ослов, беспощадная критика по отношению ко всем, и затем тот юмор, которого нас не смогут лишить все вместе взятые «заговоры» этих тупиц. И это мы можем. По существу мы можем всегда быть более революционными, чем эти фразеры, потому что мы чему-то научились, а они нет, потому что мы знаем, чего хотим, а они нет, потому что после всего того, что мы видели за последние три года, мы будем воспринимать все гораздо более хладнокровно, чем те, которые лично заинтересованы во всем этом деле.

Главное в настоящий момент — это возможность печатать паши вещи; либо в трехмесячнике, на страницах которого мы будем производить непосредственные атаки и отстаивать нашу позицию, выступая против определенных лиц, либо же в толстых книгах, где мы будем делать то же самое, не имея даже надобности упоминать о ком-либо из этих пауков. По мне и то, и другое хорошо; на длительный период времени и при усилении реакции первая возможность, как мне кажется, делается все менее вероятной; последняя же, по-видимому, будет все больше и больше становиться единственным ресурсом, к которому нам придется прибегнуть. Что останется от всех тех сплетен и пересудов, которые может о тебе распространять вся эмигрантская чернь, когда ты ответишь на это политической экономией?

Завтра — письмо для Гарни. Пока что привет!

Твой Ф. Э.

Впервые опубликовано в книге: «Der Briefwechsel zwischen F.Engels und K.Marx». Bd. I, Stuttgart, 1913

Печатается по рукописи

Перевод с немецкого

62 МАРКС — ЭНГЕЛЬСУ[210] В МАНЧЕСТЕР

Лондон, 23 февраля [1851 г.]

Дорогой Энгельс!

Ты целую неделю не получал от меня никаких известий, во-первых, потому, что я ожидал документов из Кёльна и хотел тебя с ними ознакомить, во-вторых, потому, что я должен был подождать более точных подробностей о нашем «бывшем друге».

Первые еще не пришли, о последних же я теперь информирован более точно. Гарни получил твое письмо вовремя.

Как мне рассказывал Тессье дю Моте, который теперь здесь, история с Луи Бланом первоначально была такова:

Общество на Чёрч-стрит выдавало себя за филантропическое общество для поддержки французских политических эмигрантов. Ледрю-Роллен, Луи Блан, Адан, одним словом все принимали в нем участие под этим предлогом. Политика по уставу была исключена. Но вот приближалось 24 февраля. Ты знаешь, что подобная возможность придать себе важности обсуждается французами с такой же торжественностью и так же заблаговременно, как беременная женщина обсуждает предстоящие роды. Если даже общество имеет только филантропический характер, говорилось там, то все же члены его, будучи французами, должны праздновать 24 февраля. Для обсуждения этого великого события был назначен определенный вечер. Ледрю и Блан оба присутствовали в этот вечер. Последний произнес задолго до этого приготовленную, искусно составленную иезуитскую речь, в которой он старался доказать, что политический банкет противоречит уставу общества, он только покажет Франции существующие внутри него раздоры и т. д. И, испуская жалобные стоны о братстве, корсиканский гном высказал свою досаду по поводу того, что Ледрю и Мадзини не включили его во временное правительство[211]. Ему ответили. Несмотря на его речь, которой он сам искренне восхищался, решено было устроить банкет.

Что же делает la blanche Louise{279}? Он пишет, что общество этим решением распустило себя, вернуло каждому его индивидуальную свободу, и он воспользуется этим восстановлением своей «свободной воли» и организует банкет без фракционного духа, чистое братство и тому подобные прекрасные вещицы.

Конечно, он обратил свой взор на Бартелеми, так как знал, что немцы, поляки и др. составляют с ним вместе тесную компанию. С другой стороны, красавцу Ландольфу поручено было завладеть «дорогим» Гарни. Л. Блан был даже столь милостив, что пригласил к ужину Гарни, которого он и Ландольф в течение полугода совершенно игнорировали. Какое великодушие!

С другой стороны, Л. Блан набросал манифест, который, как сказал бы наш «дорогой», out and out{280}. Ты, вероятно, читал его в «Friend of the People». Он отвергает даже «аристократию духа», чем, с одной стороны, должно быть, мотивируется, что он снизошел до dii mino um gentium{281}; с другой стороны, Шапперам и К° дается радостная надежда на близкое установление «аристократии глупости». Но этот манифест, — конечно, пошлые фразы, — Л. Б[лан] считает «вершиной мудрости», которой может достичь человеческая природа при наиболее благоприятных обстоятельствах. Манифест должен был не только повергнуть в изумление всю Европу, но особенно сразить Ледрю-Роллена, а у бланкистов во Франции создать впечатление, что неподкупный маленький человек расстался с Чёрч-стрит из одной только бесстрашной принципиальности.

Таким образом, бравый Гарни стал орудием обыкновенной интриги и именно интриги против Ледрю-Роллена, к которому он в то же время бегает и банкет которого он завтра тоже почтит своим присутствием. Чтобы еще больше раздразнить этого, несмотря на его приятные и почтенные качества чересчур впечатлительного плебея, — особенно впечатлительного в отношении известных имен, перед тенью которых он преклоняется и млеет, — и в то же самое время показать Ледрю — Мадзини, что нельзя безнаказанно противодействовать Наполеону от социализма, малыш принимает поздравления от парижских рабочих. Эти «парижские рабочие», при одной мысли о предстоящем появлении которых кровь ударяет в голову нашему «дорогому», конечно, не кто иные, как пресловутые 25 делегатов Люксембургской комиссии; они никогда никем не были делегированы и во всем Париже служат или предметом ненависти, или посмешищем для других рабочих, — это субъекты, которые имеют такое же значение, как члены Предпарламента и Комиссии 50 в Германии[212]. У них есть потребность в каком-нибудь маленьком божестве, в фетише, а в облике этого малыша есть что-то чудовищное, что всегда могло стать предметом культа. Он, в свою очередь, уверяет их, что они величайшие люди и самые подлинные социалисты во всем мире. Разве он уже не возвел их в пэры будущей рабочей республики? Стоит ему пошевелить пальцем, и они поздравляют, а стоит им поздравить, как он публично выражает им свою трогательную благодарность. И на этот раз он шевельнул пальцем, а Гарни видит, конечно, в этих профессиональных поздравителях Париж, весь Париж.

Прежде чем расстаться с гномом, — еще два обстоятельства, о которых я узнал от Тессье и которые очень характерны для этой фальшивой плакальщицы.

Луиза никогда не импровизирует своих речей. Он от слова до слова пишет свои речи и заучивает их наизусть перед зеркалом. Ледрю же, со своей стороны, всегда импровизирует и в важных случаях делает себе некоторые заметки фактического характера. Совершенно независимо от их внешнего различия, Луиза уже по одному этому совершенно неспособен рядом с Ледрю произвести малейшее впечатление. Естественно, что он должен был ухватиться за всякий повод, который позволил бы ему избегнуть сравнения с этим опасным соперником!

Что касается его исторических работ, то он создает их, как А. Дюма свои фельетоны. Он всегда изучает материал только для следующей главы. Таким образом, появляются книги вроде «Истории десяти лет». С одной стороны, это придает его изложению известную свежесть, ибо то, что он сообщает, для него так же ново, как и для читателя, а с другой стороны, в целом это слабо.

Это о Л. Блане. А теперь о нашем «дорогом»!

Он отнюдь не хочет удовлетвориться участием в собрании, устраиваемом этими людьми. Нет. Их банкет 24 февраля, который без него полностью провалился бы, он превратил в лондонское событие. На банкет, который состоится в Сити, уже продана тысяча билетов. Большую часть билетов распространил Гарни, как мне третьего дня рассказал Джонс. Принимают участие О'Коннор, Рейнольдс, сотни чартистов. Их собрал Гарни. Гарни весь день бегает, выполняя поручения Л. Блана. Об этом мне также сообщил Джонс.