Карл Маркс - Собрание сочинений, том 27

• Название: Собрание сочинений, том 27
• Автор: Карл Маркс
• Жанр: Философия

Двадцать седьмым томом Сочинений К.Маркса и Ф.Энгельса открывается серия томов, содержание которых составляет переписка между основоположниками марксизма, а также их письма к разным лицам.

Первый том переписки охватывает письма, которые относятся к периоду, предшествующему буржуазно-демократическим революциям 1848–1849 гг. в странах Европы, к периоду самой революции и первых лет после ее поражения (с 1842 по 1851 годы).

---

Милостивый государь!

На этот раз я пишу Вам, чтобы сообщить, что ничего не пришлю Вам.

Я принял решение на некоторое время совершенно отказаться от литературной деятельности и вместо этого побольше учиться. Причины этого решения очевидны. Я молод и самоучка в философии. У меня достаточно знаний для того, чтобы составить себе определенное убеждение и, в случае надобности, отстаивать его, но недостаточно, чтобы делать это действительно с успехом. Ко мне будут предъявлять тем большие требования, что я — «философский коммивояжер» и не приобрел благодаря докторскому диплому права на философствование. Когда я опять напишу что-либо, на этот раз под своим именем[380], я надеюсь удовлетворить этим требованиям. К тому же я теперь не могу слишком разбрасываться, потому что вскоре мне, вероятно, опять придется уделять больше времени торговым делам. До сих пор моя литературная деятельность, взятая субъективно, сводилась исключительно к попыткам, результат которых должен был показать мне, позволяют ли мне мои природные способности плодотворно содействовать прогрессу и принимать живое участие в современном движении. Я могу быть доволен результатом и считаю теперь своим долгом путем научных занятий, которые я продолжаю с еще большим наслаждением, все более усваивать и то, что человеку не дается от рождения. —

Когда в октябре я буду возвращаться в свои родные места, на Рейн[381], я предполагаю встретиться с Вами в Дрездене и подробнее рассказать Вам об этом. А пока я желаю Вам всего хорошего и прошу Вас время от времени вспоминать обо мне.

Ваш Ф.Энгельс

Читали Вы возражение Юнга[382]? Я утверждаю, что это самое лучшее из всего того, что он до сих пор написал. Впрочем, теперь здесь находится другой Юнг{561}, из выходящей в Кёльне «Rheinische Zeitung», — он посетит Вас через несколько недель на обратном пути.

Впервые опубликовано в журнале «Die Internationale», H. 26, 1920 г.

Печатается по рукописи

Перевод с немецкого

8 МАРКС — ДАГОБЕРТУ ОППЕНХЕЙМУ В КЁЛЬН

[Бонн, около 25 августа 1842 г.]

Дорогой Оппенхейм!

Прилагаю рукопись Руге. № 1 не подойдет; № 2, о саксонских делах, Вы, вероятно, сможете использовать[383].

Пришлите мне напечатанную в «Rheinische Zeitung» статью Майера о муниципальном устройстве и, если возможно, все статьи Гермеса против еврейства[384]. Тогда я постараюсь как можно скорее прислать Вам статью, которая, если и не даст окончательного решения этого вопроса, то все же направит его по другому руслу.

Пройдет ли статья о Ганновере[385]? Попытайтесь, по крайней мере, дать вскоре хоть небольшое начало. Дело не столько в самой этой статье, сколько в целом ряде написанных ганноверцами дельных работ, которые я мог бы в этом случае Вам обещать. Автор статьи писал мне вчера:

«Я не думаю, чтобы моя борьба против оппозиции могла повредить распространению газеты в Ганновере; наоборот, там, как будто, все уже понимают, что высказанные мной взгляды следует признать правильными».

Если Ваши взгляды сходятся в этом вопросе с моими, пришлите мне также для критики статью «Juste-Milieu»[386]. Вопрос этот надо обсудить спокойно. Прежде всего, совершенно общие теоретические рассуждения о государственном строе подходят скорее для чисто научных журналов, чем для газет. Правильная теория должна быть разъяснена и развита применительно к конкретным условиям и на материале существующего положения вещей.

Но если уж так случилось, то надо иметь в виду две вещи. Всякий раз, когда мы будем вступать в полемику с другими газетами, нам могут, рано или поздно, поставить на вид эту историю. Такая явная демонстрация против основ теперешнего государственного строя может вызвать усиление цензуры и даже закрытие газеты. Именно так погибла южногерманская «Tribune». Во всяком случае, мы тем самым восстанавливаем против себя многих, пожалуй, даже большинство, свободомыслящих практических деятелей, которые взяли на себя трудную задачу — завоевывать свободу ступень за ступенью, внутри конституционных рамок, в то время как мы, усевшись в удобное кресло абстракции, указываем им на их противоречия. Правда, автор статьи «Juste-Milieu» призывает к критике; но 1) все мы знаем, как правительства отвечают на подобные призывы; 2) недостаточно, чтобы кто-нибудь выразил готовность подвергнуться критике, которая и без того не будет спрашивать у него позволения; вопрос в том, выбрал ли он соответствующую арену. Газеты лишь тогда начинают становиться подходящей ареной для подобных вопросов, когда последние стали вопросами реального государства, практическими вопросами.

Я считаю необходимым, чтобы не столько сотрудники руководили «Rheinische Zeitung», сколько, наоборот, она руководила ими. Статьи вроде указанной дают прекраснейший случай наметить перед сотрудниками определенный план действий. Отдельный автор не в состоянии так охватить целое, как это может сделать газета.

Если мои взгляды не сходятся с Вашими, то я, — если Вы это найдете уместным, — готов поместить эту критику в «Anekdota», в виде приложения к моей статье против гегелевского учения о конституционной монархии{562}. Но я думаю, что было бы лучше, если бы газета сама была своим собственным врачом.

В ожидании скорого ответа от Вас

Ваш Маркс

Впервые опубликовано в книге: Hansen. «Rheinische Briefe und Akten», Bd. I, Essen, 1919

Печатается по рукописи

Перевод о немецкого

9 МАРКС — АРНОЛЬДУ РУГЕ[387] В ДРЕЗДЕН

Кёльн, 30 ноября [1842 г.]

Дорогой друг!

Мое сегодняшнее письмо ограничится «смутой», связанной со «Свободными».

Как Вы уже знаете, цензура нас ежедневно беспощадно уродует, и нередко газета едва-едва может выйти. Из-за этого погибла масса статей «Свободных». Но и я сам позволил себе забраковать не меньше статей, чем цензор, ибо Мейен и компания посылали нам кучу вздора, лишенного всякого смысла и претендующего на то, чтобы перевернуть мир; все это написано весьма неряшливо и слегка приправлено атеизмом и коммунизмом (которого эти господа никогда не изучали). При Рутенберге, с его полнейшей некритичностью, отсутствием самостоятельности и способностей, эта публика привыкла рассматривать «Rheinische Zeitung» как свой, послушный им орган, я же решил не допускать больше подобных словоизвержений на старый манер. Эта потеря нескольких бесценных творений «свободы», — свободы, которая стремится преимущественно «быть свободной от всякой мысли», — была, таким образом, первой причиной омрачения берлинского небосклона.

Рутенберг, у которого уже отняли ведение германского отдела (где деятельность его состояла главным образом в расстановке знаков препинания) и которому только по моему ходатайству передали на время французский отдел, — этот Рутенберг, благодаря чудовищной глупости нашего государственного провидения, имел счастье прослыть опасным, хотя ни для кого, кроме «Rheinische Zeitung» и себя самого, он опасен не был. Нам было предъявлено категорическое требование удалить Рут[енберга]. Прусское провидение — этот прусский деспотизм, самый лицемерный, самый мошеннический, — избавило ответственных издателей от неприятного шага, а новый мученик, Рутенберг, научившийся уже изображать с некоторой виртуозностью мученическое сознание — соответствующим выражением лица, манерой держать себя и манерой речи, — использовал этот подвернувшийся случай. Он пишет во все концы, пишет в Берлин, что является изгнанным принципом «Rheinische Zeitung», которая начинает становиться на иную позицию по отношению к правительству. Все это понятно без объяснений. Однако и это обстоятельство также повлекло за собой демонстрации со стороны героев свободы на берегах Шпре, «грязные воды которой моют души и чай разжижают»{563}.

К этому, наконец, присоединилось Ваше и Г[ервега] отношение к «Свободным», переполнившее чашу терпения этих разгневанных олимпийцев[388].

Несколько дней тому назад я получил письмо от маленького Мейена, излюбленной категорией которого поистине является — долженствование. В этом письме он ставит мне вопросы о моем отношении: 1) к Вам и Г[ервегу], 2) к «Свободным», 3) к новому принципу редакции, а также об отношении к правительству. Я тотчас же ответил и откровенно высказал свое мнение о недостатках их работ, которые скорее усматривают свободу в необузданной, санкюлотской — и притом удобной — форме, чем в свободном, то есть самостоятельном и глубоком содержании. Я призвал их к тому, чтобы было поменьше расплывчатых рассуждений, громких фраз, самодовольства и самолюбования и побольше определенности, побольше внимания к конкретной действительности, побольше знания дела. Я заявил, что считаю неуместным, даже безнравственным вводить контрабандой коммунистические и социалистические положения, то есть новое мировоззрение, в случайные театральные рецензии и пр.; я потребовал совершенно иного и более основательного обсуждения коммунизма, раз уж речь идет об его обсуждении. Я выдвинул, далее, требование, чтобы религию критиковали больше в связи с критикой политических порядков, чем политические порядки — в связи с религией, ибо это более соответствует основным задачам газеты и уровню читающей публики; ведь религия сама по себе лишена содержания, ее истоки находятся не на небе, а на земле, и с уничтожением той извращенной реальности, теоретическим выражением которой она является, она гибнет сама собой. Наконец, я предложил им, если уж хотят говорить о философии, поменьше щеголять вывеской «атеизма» (что напоминает детей, уверяющих всякого, кто только желает их слушать, что они не боятся буки) и лучше пропагандировать содержание философии среди народа. Вот и все.