Маргарита Альбедиль - Индия: беспредельная мудрость

• Название: Индия: беспредельная мудрость
• Автор: Маргарита Альбедиль
• Жанр: История

Индия с полным основанием может считаться духовной лабораторией человечества. В ней присутствуют все мировые религии: буддизм, христианство и ислам, а также несколько национальных: индуизм, джайнизм, сикхизм, которые сосуществуют с первобытными верованиями. Этот потаенный, вневременной мир духовных ценностей, сохраняющий непрерывность развития с первобытных времен, не погубили ни вторжение техногенной цивилизации, ни войны и революции, прокатившиеся по миру. Урокам Индии стоит внимать, как наставлениям мудрого собеседника. С этим гениальнейшим в религиозном отношении народом на земле и его духовными достижениями и знакомит эта книга, адресованная широкой читательской аудитории.

---

В духовной традиции Индии не могло не возникнуть образа мировой горы. Классический ее образец – гора Меру. В мифологии и космографии с ней связан целый цикл общеизвестных мотивов, например, о пахтании океана богами и асурами, жаждущими добыть напиток бессмертия. Через эту гору проходит путь на небо, в царство бога-громовержца Индры; через эту гору мифологические персонажи спускаются с небес и удаляются на небеса. Именно гора стала местом, откуда произошла земля: «Ровно раскинулась земля, и даже гора, пытавшаяся убежать, утихла. Гора осторожно уселась», – говорится в одном из ведийских текстов.

Илл. 7. С.Н. Рерих. Гепан Лагул. 1934

Видимо, совсем не случайно гора для индийца – связующее звено между миром небесным и миром земным. «Досье», связанное с горой, в индийской культуре столь впечатляюще, что выделяет ее как очень ценный для культуры знак, насыщенный глубоким и разнообразным смыслом. Эти смыслы были заложены еще в древнюю эпоху мифотворчества, и им была суждена нескончаемо долгая жизнь. Согласно одному из древнеиндийских мифов, вначале была лишь вода, и «не было ничего, кроме вод»; «миром были воды, движущийся океан». Но эти изначальные воды несли в себе семя жизни. Со дна поднялся небольшой ком земли и плавал по поверхности. Потом он расширился и стал горой, началом земли, продолжая дрейфовать в воде. Здесь в действо вступил демиург-громовержец Индра: он сотворил землю, расколов до основания изначальный холм и пригвоздив его «ко дну вод», а из вскрытого холма вырвалась жизнь в двух формах – воды и огня: именно эти две стихии и стали на века определяющими для индийского космоса. Как тут не вспомнить Бируни, написавшего, что «вода и огонь – те две вещи, вокруг которых вращается вся жизнь».

В горах зарождаются и с них стекают реки, делающие землю плодородной; вода рек издавна обожествлялась и почиталась. В горах образуются дождевые тучи, несущие дождь, такой желанный для земледельцев. Солнце, огонь небесный, здесь, в жарких тропиках, есть всегда и для всех: бог огня, Агни, Джатаведас, «знаток всех существ», – один из самых чтимых богов. Ну а вода, особенно чаемая небесная влага, – редкость, она приходит вместе с муссоном, роль которого в жизни Индии ни с чем не сравнима.

Вот почему, пожалуй, не будет преувеличением считать именно воду для индийца главной мировой стихией, первоэлементом. Она не только определила в изначальные времена пространство мира, но и сейчас в значительной степени задает ритм повседневной жизни, определяет смену сезонов и обеспечивает плодородие земли, а значит, и благоденствие людей. Жизнь индийского земледельца полностью зависит от воды, от небесной влаги, от дождя. Здесь нередко говорят: «Наше сельское хозяйство зависит больше от воды, чем от земли».

В самом деле, муссонный ритм определяет всю хозяйственную жизнь страны, а муссоны очень капризны. Они не всегда приходят, когда им положено, то есть с июля по сентябрь, и не всегда приносят во все районы достаточное количество влаги: как говорится в старинной поговорке, дожди могут «смочить один рог буйвола и оставить сухим другой». Если муссон опаздывает, урожай выгорает, если же он затягивается, то зерно гниет на корню. «Каждый год Индия ждет муссонов, как ребенок ждет материнской груди», – пишет современный индийский автор Анис Джанг. От прихотей муссонов зависят колебание цен и уровень безработицы; важнейшие экономические решения и политические судьбы – словом, вся жизнь огромной страны. «Скудость есть всего лишь не пришедший вовремя муссон», – так говорят в Индии.

Бывают муссоны летние и зимние, но лишь благодатные летние юго-западные ветры приносят дожди, и, чтобы их привадить, крестьяне по обычаю ходят по деревне с большой корзиной на шесте и распевают песни, а на дне корзины, устланном листьями дерева ним, сидит лягушка. Совершают и другие ритуалы, в каждой местности свои. По всей стране известны приметы, говорящие о приближении муссона. Когда воздух оглашается резкими криками павлинов и прилетают пестрые африканские кукушки – муссон уже близко. По одной из пословиц, «если вода в кувшине не становится прохладной, воробьи купаются в пыли, а муравьи прячут яйца в безопасное место – жди ливня». Когда же на землю падают первые капли драгоценной влаги, люди радостно выбегают из домов и мокнут под дождем, словно дети.

Илл. 8. Пахтанье океана (из книги Э. Мура «Hindu Pantheon»). Боги (слева) и демоны-асуры (справа) пахтали океан, чтобы добыть напиток бессмертия – амриту. Вместо веревки они взяли царя змей Васуки, а мутовкой сделали гору Мандару, использовав в качестве опоры для нее царя черепах, держащего мир на своей спине. По мере пахтания из океана появлялись месяц, богиня счастья Лакшми, чудесный белый конь, белый слон, волшебный камень, чудесное дерево и др. сокровища, и, наконец, сосуд с амритой

Приход муссона – явление, воодушевляющее не только крестьян, но и поэтов, певцов, художников. Художники вдохновенно изображают тяжелые темные тучи на своих полотнах, а поэты сравнивают локоны любимой с волнами дождевых облаков. Поэт VI в. Субандху в поэме «Васавадатта» так описал приход муссона: «Реки вышли из берегов. Затанцевал вечерней порой павлин. Дождь прибил пыль, как великий аскет усмиряет свои чувства. Исполнены счастья птицы чатаки. Молнии сверкают, словно украшенные жемчугом лодки любви в чарующем океане небес, словно гирлянды на вратах райского дворца, словно сияющий пояс небесной красавицы, словно след ногтей, оставленный на облаках ее возлюбленным – уходящим днем… Дождь похож на игрока в шахматы, а желтые и зеленые лягушки прыгают по квадратам затопленных полей, точно шахматные фигуры. И градины сияют, как жемчуг в ожерельях райских птиц». Где, у какого другого народа дождь может навевать подобные чувства, образы и сравнения?

После всего этого трудно усомниться, что именно вода могла сотворить в Индии весь мир, и не только в древних мифах, но и в реальной жизни. В самом деле, в каком бы месте субконтинента мы ни оказались, справа и слева окажется вода – река, море или океан; сверху – тоже вода, дождь; и даже сама земля, например, в долинах Пятиречья, создана водой – реками, нанесшими такой мощный слой плодородного аллювия, что подстилающие его коренные породы нигде не выходят наружу. Порой кажется, что если бы Ньютон жил в Индии, он не открыл бы закон земного притяжения.

Нет ничего удивительного в том, что вода заняла важное место во всех жизненных регистрах индийцев от повседневности до высокой философии. Сфера повседневного быта более или менее ясна, а потому обратимся к философии. Человек, находящийся на одном из этапов пути духовного развития, в южном буддизме называется «вступивший в поток»; ему предшествует этап «человека из толпы». Образ речного потока как символ высшей культурной ценности основан на общечеловеческой константе – связи символа воды с бессознательным. Цель же буддийского преобразования личности – снятие бессознательного и введение всей психической жизни в сферу сознания, и метафора водного потока – самая подходящая в этом контексте.

Представление о том, как «работали» подобные метафоры, может дать пример из буддийского сочинения «Вопросы царя Милинды», переведенного на русский язык отечественным буддологом А.В. Парибком: «Представь, государь, что царь-миродержец отправился со своим четырехчастным войском в поход и переправляется через небольшую речку. От слонов, коней, колесниц, пехоты речка вся расплещется, замутится, взбаламутится. А царь-миродержец переправится и прикажет слугам: „Эй, принесите-ка мне попить. Пить хочу". И есть у царя камень, очищающий воду. „Слушаемся, владыка", – ответят тогда царю-миродержцу его слуги. Они возьмут этот очищающий воду камень и бросят его в воду. И козявки пропадут, и вся тина осядет, чистой станет вода, прозрачной, незамутненной, и поднесут тогда питье царю-миродержцу: „Пусть попьет владыка". Здесь, государь, водою следует считать мысль; слугами считать подвизающегося; ракушками, ряской, козявками, тиной считать аффекты; очищающим воду камнем считать веру; и как очищающий воду камень: стоит попасть ему в воду, как тотчас все ракушки, ряска, козявки пропадут, вся тина осядет, чистой станет вода, прозрачной, незамутненной, – так и вера: возникая, она сокрушает препятствия, и мысль становится чистой, прозрачной, незамутненной».

В других пассажах этого сочинения приводятся картины-уподобления, где вода показана как родная для всех людей стихия психической жизни, в которой можно «застрять», но которую надо перерасти, преодолеть, подобно тому как некоторые лотосы в пруду, рожденные в воде, в ней и остались, другие же находятся вровень с водной гладью, а третьи возвышаются над ней.

Не менее выразительны и метафоры, связанные с другой природной стихией, с огнем. Так, в упанишадах есть пассаж, в котором говорится о символическом жертвоприношении в учении о «пяти огнях»: весь мир уподобляется жертвенному огню, когда солнце и земля оказываются его топливом, лучи – дымом, день – пламенем, страны света – углем, промежуточные стороны – искрами. Пять элементов, свойственные любому приношению в огонь: топливо – дым – пламя – угли – искры последовательно отождествляются в «пяти мирах» с небом, воздушным пространством, землей, человеком, женщиной. Последний огонь, шестой, погребальный, на котором сжигается человек, – его последнее жертвоприношение.