Антон Дубинин - Узкие врата

• Название: Узкие врата
• Автор: Антон Дубинин
• Жанр: Научная Фантастика

Продолжение «Похода семерых». Всего книг планируется три, это — вторая.

Дисклеймер: это не седевакантистская книга. Это книга о периоде Великой Схизмы. Мне казалось это самоочевидным, но все же нужно предупредить.

---

Он уже выбрался из машины — для порядку, должно быть, для большей внушительности; солнце, светившее у него за спиной, окружало полицая золотым ореолом.

Второй полицейский, некрасивый и рябоватый, с длинным неприветливым носом, придававшим лицу какое-то унылое, птичье выражение, забарабанил пальцами по рации.

— Ой, сэр… Документы, сэр?..

— Именно — «документы, сэр», — передразнил красивый полицейский, кокетливо кладя руку на пояс, на рукоять ужасной резиновой дубинки. Глаза Алана невольно метнулись к ней, оценивая размеры и тяжесть. Потом виновато обратились к Артуру.

— Эй, Рики (Имя, словно бы освободившееся после смерти брата, выскочило само, совершенно случайно.) У тебя есть, это… какой-нибудь документ?

— Ой, не-а, — Арт округлил серые глаза, моментально понимая и подхватывая нить спасительной игры. — Или нет, щас. Погодите, сэр. Где-то справка была из школы…

Он старательно полез искать в свой клетчатый рюкзачок, потом, расстегивая джинсовую курточку, зашарил по карманам, что-то бормоча под нос, вроде «Сейчас, сейчас… Помню ведь, была же…» Полицейский терпеливо ждал, перекатывая во рту жевательную резинку.

— Давай, ищи-ищи… Братья, что ли?

— Ага, сэр, братья. (За долю секунды пытаясь решить, что хуже — показать личную карту с магнаборгской печатью и потом объяснять, что они делают в такой дали от дома в начале учебного года, или пытаться отвертеться так?) Я Алан, а это Ричард… Второе имя Эрих, сэр.

— Не-а, Ал, ничего нету, — огорченно сообщил Артур, покаянно разводя руками. — Вот, только учебник англского лежит…

Мгновение ужаса: некоторые дети подписывают свои учебники. Но не Артур: книжица, которую он с выражением тупого недоумения предьявил полицейским, была обернута в девственно-чистую бумажную обложку. Надписан только класс в верхнем уголке — «6, группа С».

— Да зачем мне твой учебник, — уже начиная раздражаться, полицай махнул рукой. — Мне личности ваши надо установить. Знаете, что бывает с теми, кто по дорогам без документов шляется? Их сажают в тюрьму на пятнадцать суток за бродяжничество, («Ой, сэр, но ведь мы же не бродяжничаем, сэр…»), а потом отправляют их в детскую колонию. Если у них, конечно, нет дома. Где живете, парни?.. И куда направляетесь?

Еще мгновение замешательства (что соврать? А если обыщут? Наверняка обыщут… О-о, лихорадка, как же мы влипли…)

— Э… Это…

— Где живешь, я спрашиваю? Ты что, слабоумный?

— В М…В Магнаборге.

Полицейский — не этот, а другой, тот, что сидел в машине — громко присвистнул. У усатого брови слегка поползли наверх, а выражение тоскливого раздражения сменилось живейшим интересом.

— Вот как! Столичные, значит, жители?

— Д-да, сэр…

— И куда же имеем честь направляться в начале учебного года?

— Мы… Это… в Святогоры.

— Ишь ты, в Святогоры. А что вы в Святогорах забыли?

— У нас там дедушка… И бабушка.

— Удивительная любовь к прародителям, — фыркнул усатый полицейский, так и сверля Алана глазами. Солнце с каждой минутой опускалось все ниже, и свет его из оранжевого далался багровым. Как кровь, Боже Ты мой. Как кровь.

— Эй, Леонид, слышь, что он плетет? В деревню к бабушке собрался по осени. Навестить престарелую родственницу.

— А чего вам у нее понадобилось? — вопросил из глубины машины тот, кого назвали Леонидом. — И почему это вы в такой далекий путь без документов отправились, позвольте спросить?

— Отчим у нас… Очень злой, — вдохновленный безнадежным страхом, врал Алан, уже понимая, что болото затягивает все глубже, но продолжая трепыхаться из последних сил. — Вот мы с Рики и собрались оттуда подальше. Сэры, вы нас отпустите, пожалуйста, мы очень устали, очень не хотим, чтобы нас обратно отправили…

— Из дома, стало быть, сбежали? — Усатый полицейский похрустел суставами пальцев, довольный, будто совершил Бог весть какое удачное расследование. — Ну, это не наше дело. А дело это — Магнаборгской муниципальной полиции, с ней вам и разбираться, когда розыск объявят. К тому же вы, парни, еще и несовершеннолетние. Что, крепко вас отчим порол, что вы от него бежать намылились?

У Алана чуть свело лопатки. До чего же тяжело и отвратительно рассказывать эту жалкую, лживую историю, но что поделаешь, только бы получилось — и круглый дурак, забитый дома до предела, поднял перепуганные темные глаза.

— Ох, сэр… Еще как, сэр. Отпустите нас, сэр… Пожалуйста.

— Сожалею, парни, но у меня работа. Давайте-ка в машину, отвезем вас к вашему деду, установим личности. Раз документов нету.

— Документов, сэр? Так есть у меня документ, — заторопился Алан, скидывая рюкзачок. — Я-то думал, что вам вот его документ нужен. А вам, значит, главное, чтобы я документ показал?

— Матерь Божья, какой идиот, — потрясенно протянул полицай, еле сдерживая смех. Алан, как можно дольше копаясь в кармане рюкзака, то и дело что-нибудь роняя — («Да ты что, не видишь, Том — он нас дурачит! Под дебила косит, сопляк. В машину их обоих, и в Кристен на выяснение!» — злобно прозвучал из фургончика голос унылого полицейского) наконец извлек красную потрепанную книжечку, глупо улыбаясь, протянул ее усатому Тому. Может быть, еще и пронесет.

Том несколько секунд, слегка хмурясь, шевеля бровями, всматривался в фотографию, шуршал страницами. Вслух прокомментировал:

— Год рождения — 116. Ничего себе школьничек, Алан Эрих. Девятнадцать, значит, лет?

Обратил-таки внимание, гад. Обратил.

— Ладно, господа, — второй полицейский, с легкой ленцой вылезая из-за руля, звякнул какими-то зажатыми в руке ключами. — Давайте-ка, полезайте в фургон. В Кристене с вами эти… инквизиторы потолкуют — и езжайте куда хотите, хоть к бабушке, хоть к прабабушке. А то что-то вы темните много.

Он хотел открыть заднюю дверь фургона, ту самую, что с зарешеченным квадратным окошком — вот что он хотел сделать, этот полицейский с выражением лица, как при зубной боли. И теперь уже точно не осталось другого выхода, подумал Алан с тоской, с безумным страхом, все не умея, никак не желая стать Филом, но делать было нечего. Будем надеяться, что Артур успеет удрать. Добраться бы ему только до Преобораженки, а там помогут.

И Алан, больше всего на свете не желавший боя и старавшийся избежать до последнего, все-таки сделал это — у меня есть одно преимущество, неожиданность — стиснул зубы и, за полсекунды помолившись без слов, одним именем — «Годефрей» — бросил свое тело вперед, на того, кто все еще держал его личную карту, с сомнением вглядываясь в листок о полученном образовании.

Charge, добрый сэр. И забудь о своей жизни. Мама, папа, все святые, помогите мне, я не умею драться.

Быстрота сработала лучше, чем сам Алан предполагал и смел надеяться. Они с высоченным усачом, онемевшим от неожиданности, покатились на землю, полицай слегка ударился головой об открытую дверцу машины. Алан даже не мог крикнуть Артуру «беги» — чтобы не привлечь к нему лишнего внимания; лучше всего было бы отвлечь обоих полицаев на себя и только надеяться, что мальчик сам догадается, что нужно сделать. Сколько-то времени, хотя бы несколько минут, Алан расчитывал их обоих задержать. А потом, когда его все-таки убьют, останется положиться на милость Божью.

Как ни смешно, он недооценил свои силы: месяца тренировок под Риковым руководством все-таки не прошли впустую, и Алан довольно искусно вцепился врагу в кадык, изо всех сил придавливая его к земле, чтобы не дать ему вооружиться дубинкой. Хрипя и плюясь ему в лицо, полицейский не сразу принялся отбиваться — видно, совсем не подозревал хоть какой-то опасности в хлипком на вид светленьком дурачке.

Однако ужасающий удар по голове, взорвавший сгусток красноватой тьмы в глазах, едва не вышиб Алана прочь из сознательного мира. Следующий удар той же дубинки, уже не по затылку — Алан слегка завертелся, как раздавленная змея — пришелся в скулу, захрустела какая-то кость, мне сломали голову, подумал Алан, превращаясь в шар черной боли, пока полицейский тяжелый ботинок вламывался ему куда-то пониже спины, в копчик, пронизывая весь позвоночник. Однако он не разжал пальцев, уже заваливаясь на бок, попытался свести их в кольцо конвульсивным движением, которому боль только придала больше сил. Алан не знал, кто это хрипит — он сам или его враг, плюющийся сгустками слизи; цель второго врага была — разорвать их, разъединить, и он попробовал из последних сил прикрыться тяжелым, изгибающися под ним телом, пока очередной удар не вломился ему в плечо, в локоть, в шею — туда, где она переходит в спину, и торчит такой специальный позвонок, болящий, если долго сидеть за компьютером…

Он чувствовал боль — но как отдельные тупые вспышки темноты; мудрое тело, лучшее оружие, уже действовало само, независимо от осознания того, что больше он не выдержит; и оно не собиралось отпускать горло врага, не собиралось кончать драться, извиваться, уворачиваться, откатываться в сторону, пока его совсем не разобьют.