Анастасия Дубинина - Сказка про каштан

• Название: Сказка про каштан
• Автор: Анастасия Дубинина
• Жанр: Научная Фантастика

---

И младший из них, Айрик, захотел пить. Как его старший ни предупреждал, он все-таки пошел к воде — вот урок всем упрямцам, Аллен! — и попил из эльфийского озера. И в тот же миг поднялась из воды маленькая Дева Озера и зачаровала Айрика так, что пошел он в воду на ее зов, не слыша более ничего на свете, и входил все глубже и глубже, по колено, по пояс, по грудь… И напрасно Эйрик звал его с берега и всеми на свете святыми именами заклинал вернуться — тот был будто слеп и глух, и только медленно шел в воду, глядя перед собою… Хорошо хоть, у Эйрика — слава старшим братьям! — хватило ума не касаться зачарованной воды! Поняв, что с братом говорить бесполезно, он обратился к Деве Озера и просил ее ради Христа отпустить Айрика и не губить его душу. Ведь считается, что человек, которого фэйри забрали к себе, губят они его или оставляют с собою — теряет бессмертную душу и обретает жизнь лишь в пределах мира.

Дева же ему отвечала — и совершенно верно отвечала! — что не будет она ничего ради Христа делать, потому что не знает, кто это такой. Но вот за выкуп, сказала хитрая дева, она, пожалуй, может вернуть пленника, хотя по праву он теперь принадлежит ей, ибо он пил воду из чужого озера без спроса и без платы. Эйрик сказал, что может заплатить за брата, и стал ей всякие разные сокровища предлагать… Про это стихи есть. Кажется, так:

Эйрик сказал:

«Отдам тебе я свой верный меч,

Свой добрый меч, свой могучий меч,

Он светлой стали, и выбит цветок,

Цветок на лезвии у него.

Верни мне брата, отдам я меч,

Похож на лунный луч мой клинок,

Но мне за брата не жаль мой меч,

Не жаль потерять ничего.»

Фея сказала:

«Не нужен мне твой железный меч,

Твой грубый меч, некрасивый меч:

Я лилий много взрастила живых,

И лунных лучей не счесть.

Отец мой имеет из света меч,

Клинок из лучей и бликов ночных,

И пленника я не верну за меч,

Быть может, дар лучший есть?»

Эйрик сказал:

«Отдам тебе я свой теплый плащ,

Свой светлый плащ, свой расшитый плащ:

Он вышивкой тонкой цветной покрыт,

Завязки шелковые у него.

Верни мне брата, отдам я плащ,

Он легок и нов, серебром расшит,

Но мне за брата не жаль и плащ,

Не жаль мне отдать ничего».

Фея сказала:

«Не нужен мне твой тяжелый плащ,

Твой жесткий плащ, небогатый плащ:

На волнах моих серебрится свет,

Узоров в воде не счесть.

Сестра моя носит из пены плащ,

Нежнее его и роскошней нет,

И пленника я не верну за плащ,

Быть может, дар лучший есть?»

Эйрик сказал:

«Отдам тебе я свое кольцо,

С алмазом кольцо, золотое кольцо:

На нем королевского рода знак,

И нет ни древней, ни дороже его.

Верни мне брата, отдам я кольцо,

Похож его камень на феникса зрак,

Но мне за брата не жаль и кольцо,

Не жаль за него ничего».

Ну, а привиредливая фея, конечно, сказала:

«Не нужно мне, смертный, твое кольцо,

Людское кольцо, из металла кольцо:

Песок мой золотом звездным горит,

И гальки блестящей не счесть.

Ношу я сама из воды кольцо,

Из мягкой струи, что ладонь серебрит;

И пленника я не верну за кольцо,

А что у тебя еще есть?»

Вот так примерно они разговаривали, только гораздо дольше. Я до конца не помню… Эйрик ей предлагал и злато, и все свои вещи по очереди — а она ни на что не соглашалась, ничего для нее не имело цены. А надо сказать, что Айрик все это время стоял по горлышко в ледяной воде. Эйрик уж совсем было отчаялся, и спросил — а чего бы она сама предложила? Он был готов чуть ли не на службу к ней идти, лишь бы своего близнеца спасти. Наверно, если бы она предложила ему на место Айрика встать — он бы и на это согласился…Самому как-то легче пропадать, все время кажется, что никто не может причинить тебе зла… Аллен! Ты чего? Почему дернулся?..

— Я…Я не знаю, — ответил брат рассказчика, пытаясь ввинтиться глубже под одеяло. Его почему-то начал трясти озноб. Это было как… deja vu, только наоборот. Будто он увидел не то, что уже когда-то было, а то, что только должно случиться. — Ничего, наверное, — криво улыбнулся он, пока Роберт накрывал его пледом поверх одеяла. — Спасибо… Ты рассказывай. Я тебя слушаю очень внимательно.

— Ну так вот, эта Дева Озера поступила лучше, чем Эйрик от нее ожидал. Она попросила всего-навсего…

Фея сказала:

«А дай мне локон своих волос,

Живых волос, золотых волос:

Они красивы, как струи вод,

Хочу я прядку одну.

Верну тебе брата за прядь волос,

Похожих на луч, что в воде течет;

Даруй мне, смертный, своих волос,

И пленника я верну».

Эйрик ей отвечал:

«Возьми же, дева, прядку волос,

Тебе я срежу светлых волос;

Не знаю, зачем тебе эта прядь,

Но локон срезан, возьми его.

Верни же брата за прядь волос,

И больше бы дал я, чтоб брата обнять,

И больше, чем прядку светлых волос,

За брата бы дал своего!»

Ну, и отрезал он прядку, и бросил ее в озеро. Тогда Айрик освободился от заклятия и вышел из воды, и Эйрик обнял его очень радостно, хотя тот и был изрядно мокр. Но дева-фэйри это все затеяла неспроста: она свернула из волос принца колечко и надела его на палец, а потом нырнула в воду — и след ее простыл. И в этот миг понял Эйрик, что нет ему более жизни без этой прекрасной эльфийской девы — а была она и впрямь прекрасна, как и все эльфы — и что он попался и совсем пропал. В общем, воспылал он к ней такой любовью, что хотел только видеть ее вновь, а больше ничего. Даже вновь обретенный брат его не радовал. Так сел он у воды и сидел, горестно стеная, и Айрик никакими силами, никакими уговорами не мог его уговорить уйти оттуда. А уже приближался рассвет, и Айрик только надеялся, что с рассветом действие чар иссякнет.

Но все оказалось куда хуже! Потому что как только рассветный луч коснулся верхушек деревьев, Эйрик горько заплакал, как ребенок, и хотел броситься в озеро. Тогда Айрик сделал последнее, что ему оставалось — он обнажил меч и преградил брату дорогу. И они стали сражаться, потому что старший брат был совсем безумен, а младший не мог допустить, чтобы тот утопился. Они дрались у большого дерева, каштана с белыми свечками, и ранили друг друга, и кровь их упала на землю. Да, вот когда кровь их упала на землю, Эйрик пришел в себя и понял, что он чуть не зарубил своего брата, и они обнялись и поцеловались… Не удивляйся, в те времена люди были более порывистые, чем мы — они то и дело плакали и обнимались… Ну да, или рубили друг друга на куски… А потом принцы подняли глаза на каштан — и увидели, что кровь их, упавшая в землю, не ушла в никуда: у каштана, росшего из этой земли, цветы из белых окрасились в алые…Вот ты, Аллен, видел когда-нибудь алый каштан?..

«— Эйрик, пожалуйста. Я тебя прошу. Уже скоро рассвет.

— Это неважно, — голос Эйрика был холодным и безучастным. — Я оттолкнул лодку в море. Я буду сидеть тут и ждать. Оставь меня в покое.

— У меня есть лодка! — Айрик опустился рядом с другом, схватил его за плечо. — Мы поплывем на ней вдвоем. Тебя там ждут… Родители, ну я не знаю кто…

Сейчас ему было даже плевать на то, что его самого никто нигде не ждет. Разве что отец на том свете. Главное было — увести отсюда Эйрика, Эйрика с пустым и холодным взглядом, Эйрика, который за эту ночь стал ему дороже всех на свете.

Тот поднял глаза, вяло посмотрел на друга. Кажется, он его не видел. Во взгляде его появилась какая-то поволока, полупрозрачная пленка, и там стояла она. Девушка, обернутая плащом прозрачно-белых, прямых, как дождь, волос; с личиком острым, худым и нечеловеческим, с мимикой маленького зверя — ласочки какой-нибудь. Черные глаза, сплошные, без радужки и зрачка.

— Эйрик! Ты заколдован! Это все не на самом деле! — что было сил заорал сын Хенрика, мокрый, как мышь, дрожа от холода и от отчаяния. Крик его разнесся над водой насмешливым отзвуком и канул в утренний туман. Воздух из темно-синего стал голубым. Светало.

— Эйрик, я… не знаю, что я сейчас сделаю. Я…я тебя сейчас убью, если ты не опомнишься. — Айрик встал, с бешено колотящимся сердцем потянул из ножен меч. За эту ночь он узнал много нового, например, что ножнам место у левого бедра. Клинок Эйрика валялся рядом с ним на росной траве — с той минуты, как он предлагал его в выкуп за друга. С той минуты, как отрезал им светлые волосы.

— Ты же человек. Так ты хоть умрешь человеком. — (А потом — себя, пронеслось у него в голове, но эта мысль была как метеор, стремительно канувший во мрак. Он не хотел, более всего на свете боялся убивать.) — Ну же, очнись! Дерись со мной, наконец!

Эйрик поднял голову. Губы его были плотно сомкнуты в линию, светлые брови сведены. В нем боролись два яростных зова, и по лицу пробежала судорога пробуждения. Айрик, зажмурившись, как от боли, быстро подумал: „Христос Господин, ох, помоги, помоги мне, помоги“ — и ударил друга куда-то в плечо, изо всех сил надеясь, что удар не пройдет. Мелькнула быстрая картинка — трава, цветы по пояс, солнечный блеск клинка. Эйрик выбивает у него меч легко, играючи, и улыбается ему в лицо.