Антон Дубинин - История моей смерти

• Название: История моей смерти
• Автор: Антон Дубинин
• Жанр: Историческая проза

Действие происходит в том же королевстве, что и в маленькой сказочке «Родная кровь».

---

Я поднялся быстрее, чем Робин, и направился к нему, обнажая меч. О трех сшибках речь не шла — Божий Суд тем и отличен от турнирного поединка, что в нем не меняют оружие, а оба наши копья разлетелись в щепы. В одно из немногих мгновений в жизни меня охватил блаженный жар, радость, вдохновение боя.

Мне на миг показалось, что Робин и вовсе не встанет, что он умер, потерял сознание. Но он зашевелился, когда я был в двух шагах, и с неожиданным проворством вскочил на ноги. Однако левая рука его, державшая щит, беспомощно свисала вдоль туловища. Сломана, действительно сломана! Издалека приходил сильный гул — и я догадывался, хотя и не думал об этом нарочно, что это не в моей голове гудит, а на трибунах.

Щит Робина, такой же белый, как и у меня, бесполезно болтался на уровне живота. Отлично. Ковать железо, пока горячо. Я бросился на противника, желая взять его скоростью, но Робин затанцевал вокруг меня таким точно образом, как мне советовал делать сэр Райнер. Впервые мне показалось, что Робин не то что бы меня и больше. Так, повыше чуть-чуть. Его узкий подбородок с напряженной челюстью виднелся из-под шлема, и снова меня посетил дикий образ, что я бьюсь с Роландом.

Я наконец достал его — сразу несколько раз, и все благодаря не работающему щиту. Один раз получилось довольно сильно, от доспеха отлетел налокотник и со звоном укатился прочь. Робин часто дышал. Я тоже начал терять дыхание и решил брать напором, пока остались силы. Я постарался достать его снизу вверх, под щит; не знаю, как у него это получилось, но Робин сломанной рукой вдруг сделал нечто, и мой меч оказался зажат у него под мышкой. Я приноровился бить его в лицо краем щита, но тут на меня обрушилась полная тьма, и между грохотом и полетом в нее я успел осознать, что несколько раз подряд получил по голове. Туда, в то самое место, о, моя голова.

Не может быть, сказал я сам себе, я же победил, не может этого быть. И успел услышать — полный бред, но я слышал своими ушами — приближающийся, растущий голос Роланда. Не тех маскарадных Роландовых близнецов, что мне снились, и не его темного брата, нет, настоящего моего друга, настоящий голос — не тот, что обвинял меня у подножия холма. Живой. Очень красивый.

— Остановите! Я скажу! Остановите поединок!..

Да, он требовал остановить.

Глава 12. Мы все — за себя, и Господь за всех

Сегодня день святого Варнавы, четвертый день после моего поединка, третий — с тех пор, как я пришел в себя. Я умираю, сэры. Я получил рану в голову, в прежнюю рану, и удивительно, почему я не умер мгновенно. Но так тоже бывает, объяснил мне брат Гермунд, лекарь. Он честно сказал мне, что я, должно быть, умру сегодня. Вчера он говорил то же самое, но я очень просил Господа, чтобы мне успеть дописать эту книгу, и вот — я еще жив. Осталось дописать всего несколько страниц — и я свободен.

Роланд в самом деле подоспел на место поединка перед самым его концом. Как только он услышал от гонца, что за дела его призывают — поспешил изо всех сил, чтобы меня спасти. Чтобы сказать королю, что Робин прав, и поединок можно отменить.

Потому что Робин был прав.

Первое, что сказал мне мой друг, когда я пришел в себя — это что Уна умерла. Она умерла как раз на Пятидесятницу, и все само собой потеряло смысл. Потому что все это Роланд, спаси его Господь, затеял из-за Уны.

Он полюбил ее сильнее всего на свете, еще когда мы пришли на тот праздник, на карнавале. А она не любила его. Она любила только меня, и видит Бог, я не знаю, почему так получилось.

Роланд был колдун. Он учился магии. Магистр Амброзиус, к которому я никогда не ходил на занятия, оказался великим магом-теоретиком. Правда, об этом знали только некоторые его ученики. А в остальное время он преподавал физику и механику и делал отличные потешные огни.

Практику Роланд постигал другими путями. Что-то — сам собой, что-то — от Этельреда, у которого был отец-колдун. После Этельстана осталось много записей, его сын их не читал (потому что не умел и не хотел учиться), но охотно отдал в пользование своему любимому лорду. Роланд изучал магию только из любви к прекрасному искусству, он почти никогда не колдовал — знал, что за это от церкви отлучают. Но когда вас зажимают в угол враги, вы начинаете драться такими приемами, о которых и не подозревали, которые на турнирах считались бы подлыми — бить в пах, и краем щита в лицо, и колющим ударом снизу вверх. Вот и Роланд — он увидел, что умрет, если Уна его не полюбит. Сначала он пробовал честно ее добиться, а потом, когда понял, что это бесполезно…

Да, он ее приворожил.

Уже после того, как увез ее в свой замок. Не мог же он при мне, в нашей квартирке, готовить эту гадость. Такое зелье цвета, простите, дерьма.

Своего отца он в самом деле убил. Потому что отец запретил ему иметь дело с танцовщицей без рода, без племени. Роланд сказал, что не хотел убивать его… Только старался сделать так, чтобы у барона Хогарта отшибло память, и тот стал податливым на уговоры. Но он что-то не рассчитал. Никогда не был силен в зельях. Барон Хогарт умер, а Роланд понял, что возврата уже нет. Тем более что именно тогда Уна начала болеть.

Она стала очень послушная, ни в чем ему не отказывала. Только за несколько месяцев превратилась в желтоватый скелетик, и совсем ничему не радовалась. Потом перестала вставать с постели.

Роланд видел, что она умирает, и не знал, что с этим делать. Он перекопал Этельстановы бумажки — но в них не было проку. Только в одной говорилось, что любовное зелье может оказаться смертельным в единственном случае — если у привороженного есть то, что называется вечная любовь. Не просто привязанность или влюбленность — это преодолевается, но вечная любовь — та, которую человек собирается нести всю свою жизнь, как монастырские обеты. Многие не верят в существование оной болезни, было сказано в колдовских записях, однако же магия доказывает, что она существует, хотя причины ее и неизвестны. И еще неизвестно, как с ней справляться. Похоже, что никак.

Роланд так не мог. Он предпочел бы сам умереть десять раз. Он, понимаете ли, тоже любил Уну этой самой… вечной. Он поехал в город и неделю осаждал библиотеку мэтра Амброзиуса. Врал ему, что имеет чисто научный интерес… И даже нашел в конце концов, что искал. Только находка была столь прегорестная, что Роланд всю ночь просидел над ней, подперев голову руками, и думал. А потом надумал наконец и поехал домой. Но там он увидел Уну, которая бледно улыбнулась ему с подушек и отказалась выпить бульон. Тогда Роланд отказался от прежнего решения и решился на дьявольскую вещь.

Вечную любовь можно убить, вот что гласила магия, но только одним образом. Нужно найти объект этой любви и каждые три дня поить больного живой кровью любимого — в вине, в воде или просто так. Объект же любви должен медленно умирать, чтобы влюбленный вместе с кровью постепенно выпил его смерть. Длительность лечения, заявляла книга, в каждом случае определяется особо. Зависит от силы заболевания. Зато когда умирает объект, больной полностью воскресает к жизни безо всяких дурных последствий. И без проклятой вечной любви.

Да, очень важное дополнение: в процессе ни влюбленному, ни любимому нельзя ни в коем случае принимать причастие. Иначе Господня кровь Своей силой разрушит все эффекты колдовства, и больной может умереть.

И хорошо, что объект вечной любви — твой лучший друг, сказали Роланду дьявольские книги. Потому что лучший друг — это очень большая жертва. Тот, кто заведует колдовством, такие жертвы любит. И ему плевать, что Роланд ко времени нашей нынешней встречи стал уже не белый волосами. Он стал просто седой.

А что же Этельред, спросил я своего друга. Этельред — верный человек и слишком меня любит, горько ответил тот. Он всегда верил Роланду… И когда тот сказал ему, что бывший друг причинил ему страшное зло, тоже поверил.

Вассал же не виноват, что у него такая мрачная внешность. И покойный отец — колдун. И такой скверный характер, что за единственного своего любимого человека — лорда, друга — Этельред готов умереть или убить кого угодно. Вот убил же сэра Овейна за то, что тот с мечом в руках обвинил Роланда в предательстве. Убил и в назидание повесил на суку.

Более всего меня поразило, что все время плена со мной в одном доме жила Уна. Это ее голубое платье я видел на спинке кресла, когда Гаспар тащил меня в подвал. Уна, Уна со своими жесткими волосами (признак упрямства) и этой вечной любовью. Девушка, с которой я так глупо и печально перепутал в свое время Алису, дай Бог ей счастья. Уна, которая умерла из-за меня, и которую я любил… Дурак.

Алиса недавно заходила ко мне — вместе с сэром Райнером. Это в самом деле она привезла его тогда в Замок Сердца, искать меня; она испугалась за меня, узнав дурные вести, и сама написала королевскому родичу, прося приехать и помочь спасти друга. Ведь только для себя просить наша Алиса не умеет, а если дело касается спасения другого, в таких случаях она — смелее всех. Как раз тогда, по дороге, в этой общей их поездке, Райнер и разглядел, как в свое время разглядел я, какая она есть — тихая рыжая девушка из провинции. Что в нее никак нельзя не влюбиться. Я сказал ей, что все хорошо, что хочу только успеть дописать эту вот книжку. Голова болит очень сильно, и руки все хуже слушаются, надо спешить. Священник посетил меня сегодня утром и совершил все необходимые таинства. Елей больных, мне теперь кажется, похож на елей священников В Католической церкви различаются три вида елея: елей катехуменов (для помазания людей, готовящихся принять крещение), елей больных (им совершают соборование умирающих) и елей священников (им помазают при рукоположении). Мы же все будем священниками, там, куда мы идем…