Антон Дубинин - История моей смерти

• Название: История моей смерти
• Автор: Антон Дубинин
• Жанр: Историческая проза

Действие происходит в том же королевстве, что и в маленькой сказочке «Родная кровь».

---

Чем дальше, тем сильнее я влюблялся в Алису. Да и она, похоже, была мне очень рада. Она здорово скакала верхом, лучше, чем все знакомые мне девушки, и мы часто ездили с ней по краю леса кататься, к монастырю, или просто погулять, или даже наперегонки. Она обо всем расспрашивала, просила научить астрономии, сделала мне дар — на подаренной Роландом одежке по вороту вышила белые цветы. Алый и белый, это наши геральдические цвета; у Рея всегда находилась одна причина радоваться, что он не старший сын — он не должен был носить гербовых одежд. Он красный цвет не любит, скорее уж синий; вот и ходил все время в любимом синем камзоле с висячими рукавами. Синий — это цвет сэра Руперта, у него герб — белая башня на синем фоне, а девиз — «Верою крепок». Поэтому похоже было по цветам, что Рейнард — его сын или вассал. Или по меньшей мере рыцарь Марии, старшей Рупертовой дочки. Я по этому поводу много дразнил его тем летом. Впрочем, он меня в отместку дразнил вассалом и почитателем сэра Райнера, одевшимся в его цвета. Помимо всего, мы ссорились из-за Роланда.

Вот так мы и жили — не много, не мало, целых четыре года. И скажу честно, это были хорошие четыре года. На вакации я приезжал домой, где порой ссорился с братом и скучал по Роланду; остальное время жил в городе и учился — не слишком-то усердно, но как уж мог. Даже успел получить звание бакалавра Изящных Искусств; до Магистра оставалось всего-то лет десять учебы (это я мрачно шучу!) На День Всех Святых и на Пасху приезжал сэр Руперт с дочерьми. Я был безмерно рад, когда Алиса сшила себе на весенний турнир алое платье, моего цвета. Я думал, что она меня наконец полюбила и так признается в своих чувствах… Но потом разглядел, что оторочка по рукавам и вороту у нее не серебряная, как мне показалось сначала, а бледно-золотая. Цветов сэра Райнера, будь он неладен! Если бы вы видели, как она переживала за него на турнире! Едва не плакала, комкала платок… Я сидел рядом, больной от злости, и даже не пошел участвовать в общей сходке, настолько ослабел от расстройства. Роланд меня потом утешал, говоря, что все девушки влюбляются в чемпионов, а выходят замуж совсем за других. Но разве это утешение? Все девушки! Разве Алиса могла быть как все? Разве могла влюбиться в кого-то только за то, что он лучше остальных дерется?..

Ну, конечно, Райнер был красивый — куда красивей меня, с такими яркими волосами и синими глазами, и здоровенный, как бык; и по высоте рода он тоже меня превосходил. Но ведь он ее не любил! Даже не замечал! В него и так были влюблены все вокруг, что ему девушка из маленькой баронии на севере, которая боялась Города и в присутствии великого Чемпиона не могла связать двух слов? Я представил ему Алису, хоть и до смерти не желал этого делать — но не мог ей отказать в просьбе. Сэр Райнер поцеловал ей руку, поболтал об общих знакомых… А на следующий день забыл, как ее зовут! Ему что-то нужно было от меня, он подошел, улыбаясь как солнце, окликнул — «Сэр Эрик, друг мой, можно вас на минутку? И — простите, не знаком еще с вашей очаровательной спутницей…»

«Еще как знаком, — сказал я змеиным голосом (если бы змеи говорили, они бы это делали именно так). — У вас дурная память, Райнер, дружище. Я вчера представил вам эту даму».

«И верно, — воззвал он, хлопая себя ладонью по лбу. — Простите, Бога ради, леди… Аделаида? Я угадал?»

Знаете, я видел лицо Алисы. У нее стали такие глаза, будто она сейчас заплачет. Это у нее-то, которая не плакала даже, упав с коня на галопе и вывихнув стопу! Мне больше всего на свете хотелось тут же вызвать сэра Райнера на суд чести за оскорбление девушки. Останавливало только то, что я точно знал: Райнер меня убьет. Чемпион проклятый.

Так я начал ненавидеть сэра Райнера. Мне было очень стыдно и тяжело ненавидеть человека, который ко мне, в общем-то, хорошо относится. Но что я мог поделать? Я провожал Алису в дом, где они с отцом остановились, и она всю дорогу говорила, что Райнер не виноват, просто у него слишком много знакомых дам, а Аделаида — весьма похожее имя… Оправдывала его, что ли. Причем не передо мной — перед собой.

Самое обидное было, что он ее даже не любил. Если бы Райнер с Алисой влюбились друг в друга, я бы, пожалуй, смог с этим справиться. Решил бы, что зато все счастливы, а я могу поступить благородно, и дружил бы с ними обоими. А тут… Если бы я явился к Райнеру с мечом наголо и закричал: «Дерись со мной, негодяй, ты отнял у меня любовь леди Алисы!» — он бы захлопал глазами: «Какой такой леди? Это что, такая рыженькая, да? Ничего я не отнимал, Эрик, друг мой… Она, наверное, сама влюбилась…»

Стереть, стереть эту самодовольную улыбку с лица Чемпиона!.. Но я не знал, как это можно сделать.

Друзья мои, я был завистником.

Хорошо еще, что у меня был Роланд. Он всегда оставался рядом — до того времени, когда умер отец, и сэр Овейн приехал забрать меня из Университета и занять управлением феодом. До весны прошлого года.

Глава 2. Этельред

Эта история началась весной, в апреле. Снег сошел еще в первые дни весны, потому что год выдался теплый, на редкость прекрасный. В такое бы время разъезжать по окрестностям Города в доброй компании, валять дурака на сельских ярмарках и ночи напролет петь под окнами прекрасных дам. Но все эти радости жизни не касаются молодого барона Пламенеющего Сердца, которым я неожиданно стал.

Я не застал отца в живых. Хотя сэр Овейн и очень торопился, мы прибыли домой на четвертый день после его смерти. Увы, даже отпели и похоронили отца без меня. Все, что я смог сделать — это заказать еще одну заупокойную службу в Святом Мартине, да почти целые сутки просидеть в холодном склепе, у плиты с надписью «Бодуин, сын Рейнарда, шестой барон Пламенеющего Сердца. Покойся с миром», прося у отца прощения. Просить прощения было нужно много за что: например, за мысль о том, что отец меня не любил.

А Рейнард, сын Бодуина, провел с отцом последние дни и за это время немного устал скорбеть. Он не сидел со мною в холодном склепе, а вместо этого с Овейном разъезжал по деревне, проникаясь тонкостями ведения хозяйства. Отец оставил мне письмо, написанное за день до смерти; там он благословлял меня, говорил, что всегда любил меня более всех и беспокоился о моей судьбе. Вот как отец написал мне своей рукой:

«Милый сын Эрик, прошу тебя молиться за упокой моей души, как я всегда молился и буду молиться о тебе. Твоя судьба волнует меня едва ли не больше, чем судьба моего второго сына, поэтому береги себя от гордыни, зависти и злобы людской. Держись сэра Руперта и не оставляй своего брата. Мое желание таково, чтобы он остался вместе с тобой совладетелем феода, хотя наследовать по праву должна твоя ветвь. Оставайся на нашей земле и не возвращайся в Город; твоей учености и разума Рейнарда достанет, чтобы хорошо управлять. Но завещаю тебе не пускать на порог рыцаря по имени Этельред, сын Этельстана. У меня есть причины считать его дурным человеком.

Да благословит тебя Господь, возлюбленный сын, как я тебя благословляю.»

Вот какое письмо написал мне отец. Я первый раз видел его почерк: буквы оказались маленькими, аккуратными — таких письмен я скорее ожидал бы от магистра Сибелиуса, нежели от своего львиноподобного родителя. Письмо его я спрятал у себя в комнате под матрас и часто перечитывал перед сном.

Я спросил у Рейнарда, не знает ли тот, отчего отец невзлюбил Этельреда. Брат не знал и сказал, что, наверное, за то же, за что и все мы — зачем Этельред язычник? Теперь я вспоминал вопрос отца, что за человек родитель этого черного рыцаря, но не мог задать его Роланду. Роланд жил далеко, в Городе, и я не знал, когда его снова увижу. Я скучал ужасно! Так сильно, что был готов сорваться и в одиночку отправиться в Город, искать своего друга. Однако всякий раз мешали дела: оказалось, что у молодого владетеля феода их очень много! Хорошо хоть, мне помогал сэр Овейн. Он сопровождал меня и к герцогскому двору, когда сэр Эриберт вернулся; там я видел Роландова отца — огромного беловолосого рыцаря с белыми же бровями и громким голосом. Хотелось передать ему весточку для Роланда, но барон Орла был такой грозный и важный, что я не решился.

Очень помогал мне сэр Руперт. Он прислал своих мастеров чинить в деревне крыши на гумне, когда случился ураган; он приехал по зову Овейна, когда у двух вилланов случилась тяжба из-за волов, и помог мне всех рассудить; он посоветовал укрепить ворота и съездил с нами в лес, выбрать подходящие деревья на бревна… В общем, не знаю, что бы я делал без барона Башни. И без сэра Овейна. Вот только очень плохо было без Роланда… Вообще без друзей. Они мне то и дело снились — серьезный молчаливый Гаррис, и бешеный Герард, весь в веснушках, и толстоватый Иордан, изо всех нас самый начитанный… Но что ж тут поделаешь?

Овейн летом следующего года ездил в город по торговым делам и привез вести — Роланд тоже оставил Университет. Его отец, барон Хогарт, скончался, и Этельред увез моего друга домой. Больше всего меня поразило, что Роланд ко мне не заехал. Ведь ему было по пути! Должно быть, они остановились в монастыре. Я только надеялся, что им не повредили разбойники. Ходили слухи, что те вконец распоясались; я сам ни разу не имел шанса в этом убедиться, но сэр Руперт однажды попал в засаду и с трудом отбился, потеряв одного человека. Это как раз когда он ко мне ехал, помогать вершить суд. Сэр Руперт был ужасно зол, проклинал разбойников, грозился собрать ополчение и прочесать лес вдоль и поперек. Но Опасный Лес разве прочешешь! Вдоль дороги еще куда ни шло, а в чаще там шею сломишь. Сэр Руперт перед отъездом мне строго-настрого завещал ни за что в одиночку через лес не ездить. А то я мог бы — к Алисе наведаться… Он, ее отец, благосклонно смотрел на нашу дружбу — я понимал, что он не прочь с нами породниться; тогда дело стояло только за Алисиным согласием. Коему ничуть не поспособствовало бы, разорви меня на кусочки разбойники.