Mara Palpatyne - Deus, ex-machina

• Название: Deus, ex-machina
• Автор: Mara Palpatyne
• Жанр: Короткие любовные романы

---

– Бабьи сказки! – фыркнула Трис.

– Никакие не сказки! За год до твоего прибытия на "Безмолвие" мы проводили стрельбы в том районе. Скажи, Поля!

Полифем нехотя кивнул. Кивнули сестры, даже Георгий молча кивал.

– Хорошо, допустим. Какое это отношение имеет к нам?

– Самое прямое. Сейчас за нами гоняется Авгурат – что тоже немало, семьдесят вымпелов первого класса, не считая мелочевки.

Трис мысленно взмолилась Творцу, чтобы Язон вмешался. Арифметика была не в ее пользу.

– …а знаешь, что такое Джихад? Джихад – это тысяча перворанговых судов двух держав – из которых свыше пяти сотен линкоров!

– Они не объявят Джихад!

– Почему?

Трис замялась.

– Им не нужна огласка… – неуверенно сказала она.

– Огласка уже произошла, – уверенно заявил Еврисфей. – А теперь представь себе, что у нас получится. Думаю, Авгурат задницу на Колесо Времени порвет, но попытается нас остановить…

– Что получится?

– Вот это мы и хотим узнать у капитана. Стоит ли фреска освещения? За чем мы идем, есть ли у нас шанс?

– Язон! – возопила Тристана. – Ну что ж ты молчишь, как Око Творца!!! Скажи им…

– Трис… – раздался голос Язона, – они правы. Они имеют право знать.

– Но…

– Нет, Трис. Пусть не только услышат, но и увидят. Веди их ко мне. Всех, кроме Персефоны.

– Это почему еще? – вскинулся Дит.

– Дит… позвольте мне объяснить Вам это лично… если Вам нужны будут объяснения после визита ко мне.

Дит посмотрел на Персефону. Персефона кивнула.

Но тут возмутилась Тристана:

– А Эйден? Разве ей можно…

– Пусть она сама решит, – спокойно ответил Язон.

– Я все равно не могу бросить управление… – ответила Эйден.

– Почему? На ровной траектории я и сам могу за всем уследить, – сказал Язон. Трис скрипнула зубами.

Она подошла к Эйден и приобняла ее:

– Не надо. Прошу тебя. Это…

Эйден положила руки ей на плечи:

– Я знаю. Я чувствовала. Когда ты пришла к нему в первый раз… мне было страшно. Не думаю, что теперь будет страшнее.

Они смотрели друг другу в глаза. Зеленые глаза Эйден, шоколадные глаза Трис. Затем Тристана медленно кивнула. И, обернувшись к другим, сказала:

– Идем.

***

Это была комната с полностью зеркальными стенами и потолком. В этой комнате, достаточно небольшой, чтобы вызывать клаустрофобию, был лишь один предмет. Это был большой черный куб, а точнее – параллелепипед…

А на вершине паралелепипедаа, внутри стеклянной колбы, наколотая на несколько разноцветных трубок из материала, напоминающего пластмассу, висела отрубленная человеческая голова с частично мумифицированным обрывком шеи.

Голова открыла глаза:

– Теперь Вам ясно, отчего я не люблю Око? – улыбаясь, спросило то, что осталось от Язона Кронида.

***

…Присутствие ангела парализовало Язона. Он привык чувствовать себя сильным, он верил в свою силу… но силы не стало.

Два авгура легко подтащили его к переборке и держали, пока третий авгур заколачивал в его руки и ноги костыли.

– Ты так похож на Сына Божьего… – глумливо вещал ангел («А ведь, казалось бы, ангелы не испытывают эмоций», – думал Язон, разрывая своими мыслями завесу адской боли…) – но ты сделал неправильный выбор! Нет бога, кроме Ока, и я – пророк его!

– Лжец, – спокойно, хоть и несколько путано, сказал Язон (боль не позволяла сохранить сознание ясным, но Язон из последних сил держался), – но ничего, я поставлю на место твое Око!

– Ты слишком самоуверен!

– Нет! Убить меня ты не можешь и не позволишь им убить меня, правда?

Ангел замер.

– Да, – медленно сказал он, – человеческая жизнь – священна…

Раздалось потрескивание, ангел словно стал ярче.

– Но разве только смерть может остановить тебя? Ты наивен, Язон Кронид. Ты не знаешь, что, возможно, настанет день – и ты станешь просить, умолять Око о смерти – но мы не можем причинить тебе вред. Жизнь человека священна.

И тут Язон понял, понял – и похолодел от ужаса.

***

– На третий день они привезли цилиндр. К этому времени на мне уже не оставалось живого места, но им и этого было мало.

Язон оглядел тяжелым взглядом свой экипаж.

– Я бы предал, но мне некого было предавать. Я бы сделал все, но никто не просил меня что-то сделать. Я был способен на все… – но никто, никто не предлагал мне ничего.

На лицах команды "Неотвратимого Возмездия" отражался ужас, но этот ужас поминутно сменялся другими чувствами – ненавистью, решимостью, состраданием…

– Да! – почти кричал Язон. – Я готов был предать! Я готов был на любую мерзость – лишь бы боль остановилась… Но этого не произошло. Жестокость того, что мы зовем Оком – безгранична… И в этом – его слабость!

– Как?! – удивленно спросил Георгий.

– Око – не человек; оно не понимает, что не бывает безграничной боли. Если бы Око умело миловать – я бы сейчас был вернейшим Его адептом! Но Око не чувствует боли – ни своей, ни чужой, и именно благодаря боли я стал разумнее его…

Полифем и Эйден вздрогнули. Георгий ухмыльнулся.

– Мою плоть разъедала какая-то субстанция… – продолжал Язон, – это было больно, даром что я уже был подключен к кубу. Адская боль… я терял сознание от боли, но гораздо хуже было, когда я был в сознании… Мое тело стало храмом боли. Я чувствовал боль ежеминутно, я чувствовал ее с различными оттенками вкуса… Но страшнее этого было то, что я видел – мое тело, символ и орудие моей власти над миром, сжирала неведомая мне бежевая плесень. Дело было не в боли – к ней я, в конце концов, привык. Дело было в приговоре…

Все молчали. Все знали, что Язон не промолчит, что скажет…

– Три дня я был пришпилен к переборке. Плесень пожирала меня живьем… Я, наверное, сошел с ума на какое-то время. От этого периода мне остались лишь путаные воспоминания и сумрачный страх, – глаза Язона блестели, казалось – он и вправду безумен…

– Безумие накатывало волнами. Иногда я жаждал его, умолял, чтобы оно пришло и больше не уходило. Я слишком хорошо понимал, что я потерял… Но милосердное безумие и смерть не спешили ко мне. И я, пребывая в бездне отчаянья, понимая, насколько нечеловечески ужасно мое положение решил бороться. Я стал искать точку опоры в своей новой жизни, и нашел ее. Пусть это покажется безумием, но нашел я ее в том, за что меня наказали. В своей ереси.

Все молчали. Страх, ненависть, отвращение – и мрачная решимость – вот что владело людьми. Страх граничил с паникой; ненависть – с отчаяньем, отвращение – с тошнотой. Но все эти чувства только усиливали решимость. И Язон улыбнулся, увидев, что его рассказ, его собственное нечеловечески ужасное состояние не поколебали решимости экипажа идти со своим капитаном до конца. Потому что каждый человек понимал – то, что могло сотворить такое с человеком, не имеет права на существование.

– Я научился обходиться без тела. Я научился эксплуатировать ту силу, которая живет в каждом из нас. Я развил в себе странные способности, подобные тем, которые есть у механика или навигатора. Более того – я понял, что могу объединять и усиливать ваше взаимодействие в бою и походе. Я чувствую всех вас, и… – он сделал паузу, – я вас всех люблю. Вы для меня – словно семья, как родные мне люди.

Эти слова были неожиданными и не совсем понятными, но почему-то вызвали всеобщее воодушевление. Так, словно чувства капитана передались команде. А Язон, подождав немного, продолжил.

– А теперь я немного расскажу вам о своей надежде, о том, ради чего мы собрались здесь. Я посвящу вас в свою ересь. Вы готовы?

Глава 3.2: Ересь

Чистоту, простоту мы у древних берем,

Саги, сказки – из прошлого тащим, -

Потому, что добро остается добром -

В прошлом, будущем и настоящем!

В.С.Высоцкий "Баллада о Времени"

Капитан посмотрел на Тристану:

– Трис, ты никогда не задавалась вопросом, почему я оказался тогда в том кабаке?

Тристана молча кивнула. Ей действительно казалось странным появление Язона и его неожиданная помощь.

– Ты сейчас узнаешь это. Но давай по порядку. Итак, сколько себя помню, я хотел попасть во флот, но против этого возражал мой отец – бывший кентурион гвардейского легиона. Его можно было понять – отсутствие руки и глаза, не говоря уж о прочих, не столь очевидных потерях, охлаждает любой пыл. Знал бы он, как закончит его единственный сын…

Так я оказался на попечении своего деда по материнской линии. Дед мой был выдающейся личностью – бывший архонт ареопага, известный своим непосредственным участием в прекращении Голодной Войны, к тому времени он был уже довольно стар, но сохранял ясный разум и работал архивариусом при ареопаге. Возможно, мой отец хотел сделать меня политиком? Во всяком случае, так я попал в архив, где проявил недюжинный вкус к книгам и излишне пытливый ум. Вскоре я окончательно достал деда своими вопросами; впрочем, он всегда отвечал по существу, и часто выражал мысли, граничащие с крамолой.