Михаил Кром - Пограничные земли в системе русско-литовских отношений конца XV — первой трети XVI в.

• Название: Пограничные земли в системе русско-литовских отношений конца XV — первой трети XVI в.
• Автор: Михаил Кром
• Издательство: Квадрига; Объединенная редакция МВД
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-91791-028-4; 978-5-8129-0096-0

Книга посвящена истории вхождения в состав России княжеств верхней Оки, Брянска, Смоленска и других земель, находившихся в конце XV — начале XVI в. на русско-литовском пограничье. В центре внимания автора — позиция местного населения (князей, бояр, горожан, православного духовенства), по-своему решавшего непростую задачу выбора между двумя противоборствующими державами — великими княжествами Московским и Литовским.

Работа основана на широком круге источников, часть из которых впервые введена автором в научный оборот. Первое издание книги (1995) вызвало широкий научный резонанс и явилось наиболее серьезным обобщающим трудом по истории отношений России и Великого княжества Литовского за последние десятилетия. Во втором издании текст книги существенно переработан и дополнен, а также снабжен картами.

---

Интересно, что не только Москва и Литва, но и татары предъявляли права на сюзеренитет над верховскими княжествами: в 1498 г. Менгли-Гирей просил Ивана III помочь ему взыскать с одоевских князей причитающуюся хану пошлину, ибо «из старины одоевских городов князи… давали ясаку тысячю алтын, а дарагам другую тысячю алтын»[326]. Примечательно, что Иван III, не оспаривая права хана на получение ясака, отговаривался тем, что отчина одоевских князей пуста и платить им нечем[327]. Таким образом, к концу XV в. эти князья и их владения были объектом притязаний трех держав: Литвы, Москвы и Крыма.

В заключение необходимо коснуться еще одного аспекта положения украинных князей — конфессионального. В отечественной историографии XIX века было распространено мнение, что православные в Великом княжестве Литовском подвергались гонениям со стороны католиков. Однако проведенное радом исследователей в начале XX столетия специальное изучение правового статуса православных в Великом княжестве XV–XVI вв. показало, что единственным законодательным ограничением права тех, кто исповедовал «греческую» веру, был предусмотренный Городельским привилеем 1413 г. запрет всем некатоликам занимать «уряды» в Вильне и Троках — т. е. фактически центральные должности в государстве[328]. В остальном же православные пользовались теми же правами, что и католики. Многие современные исследователи — и зарубежные, и отечественные — считают, что говорить о «религиозном гнете» в Литовском государстве эпохи Ягеллонов нет оснований: хотя православие являлась не господствующей, а только терпимой религией, эта веротерпимость была достаточно широкой; никаких насилий или репрессий против православных не было, в вопросах культа им предоставлялась полная свобода; нельзя переносить на XV — начало XVI в. ситуацию конца XVI–XVII в.[329] Другие авторы видят картину не в столь радужном свете, указывая, в частности, на колебания правительственного курса в отношении восточной церкви[330], но даже при самом осторожном подходе можно считать несомненным, что по крайней мере до 80–90-х гг. XV в. положение православных в Великом княжестве было вполне благоприятным[331]. Действительно, даже Иван III, очень ревниво следивший за положением православных в Литве, упрекая в 1500 г. Александра Казимировича за притеснение русских князей в вере, подчеркивал: «а наперед того от твоего отца и от твоих предков такая нужа им о вере не бывала»[332]. Что же касается упомянутого выше ограничения на занятие высших государственных постов, то оно украинных князей практически не затрагивало: лишь немногие из них, полностью утратив княжеские права, поступали на придворную и административную службу и получали те или иные «уряды» — о них нам еще придется говорить в дальнейшем. Большинство же порубежных князей принимали в политической жизни Литвы незначительное участие, а уделы новосильских князей, как показано выше, вообще были обособлены почти полностью от Великого княжества. Наконец, частые переходы князей с московской службы на литовскую и обратно в первой половине XV в. и даже позднее показывают, что при этих переходах они не чувствовали какой-то перемены духовной атмосферы, оставаясь в том же русском, православном пространстве. Отсутствие религиозной границы, как и твердой политической линии раздела между Московским и Литовским государствами было важным аспектом положения украинных князей в рассматриваемый период. Проанализировав с разных сторон положение этих князей, можно перейти к изучению их роли в событиях конца XV в., приведших к вхождению верховских и северских уделов и вотчин в состав России.

Глава вторая Роль «украинных» князей в борьбе между Русским государством и Великим княжеством Литовским из-за пограничных земель в конце XV в.

В обширной историографии русско-литовских отношений конца XV в. до сих пор остается невыясненной роль князей в этих событиях. Отечественные исследователи приписывали им тягу к Москве, а зарубежные ученые, наоборот, считали князей жертвой московской агрессии, но при всем различии оценок подход был одним и тем же: князья рассматривались как однородная, недифференцированная масса. Даже О. Бакус, посвятивший свой труд выяснению мотивов княжеских «отъездов» в Москву, не избежал этой ошибки[333]. Между тем, как мы могли убедиться, статус различных княжеских фамилий был далеко не одинаков. Учет этого обстоятельства должен помочь уяснению конкретного хода и результатов событий 1480–1500 гг.

Долгое время на русско-литовском рубеже поддерживалось определенное равновесие: волна отъездов русской знати к московскому двору в первой четверти XV в. сменилась серией переходов на литовскую службу во второй четверти столетия. Поэтому когда в 1470-х гг. начался «отток» верховских князей в Москву, это еще не означало радикального изменения ситуации на русско-литовском пограничье. Одним из первых перешел на московскую службу кн. Семен Юрьевич Одоевский. Точная дата его «отъезда» неизвестна, но случилось это во всяком случае до осени 1473 г.: к этому времени относится летописное известие о том, что любучане (мстившие за набег «москвичей» на Любутск) «безвестно приидоша на князя Семена Одоевского», и в бою с ними кн. Семен погиб[334]. Позднее, в 1487 г., Иван III пенял литовскому послу: «нашему слузе князю Семену Одоевскому и его детем нашим слугам, колко лиха чинился от короловых украиных князей и от его людей… и самого князя Семена короловы люди убили»[335]. Не следует ли из приведенного текста, что кн. Семен перешел на службу к Ивану III вместе с сыновьями? Для определенного ответа у нас недостает данных, так как систематические записи в посольских книгах начинаются с 1480-х гг., а летописи о выезде Одоевских из Литвы не упоминают. В 1487 г. братья Семеновичи Одоевские, несомненно, находились уже на московской службе[336].

Что могло побудить кн. Семена Юрьевича и его сыновей к переходу на службу к Ивану III? Уместно напомнить, что в апреле 1459 г. старший брат Семена, кн. Иван Юрьевич «новоселскии и одоевъскии», заключил вместе с братаничами Федором и Василием Михайловичами (Белевскими) докончание с королем Казимиром[337]. Но родной брат Ивана Семен и дети последнего в этом договоре даже не упомянуты. Возможно, они вообще не были связаны каким-либо докончанием с литовским господарем: в пользу подобного предположения говорит тот факт, что Казимир, неоднократно протестуя против приема Иваном III на службу тех или иных верховских князей, ни разу в 80-х — начале 90-х гг. не обмолвился о правомочности службы московскому государю Семеновичей Одоевских. Может быть, эта линия Одоевских присягнула Ивану Васильевичу еще в 60-х гг., самое позднее — в начале 70-х. Итак, налицо раскол в роде кн. Одоевских. Вероятно, именно здесь следует искать причины перехода Семена и его сыновей на московскую службу. Старшая линия, потомки Ивана Юрьевича, напротив, оставалась лояльна к литовскому господарю и пользовалась его милостями: сохранились упоминания о пожаловании Казимиром смоленских сел Ивану Одоевскому и его детям Михаилу и Федору[338]. Кн. Михаил Иванович умер, видимо, до 1492 г., а его младший брат Федор жаловался в начале этого года королю, что слуги Ивана III, «княжи Семеновы дети Одоевского, братья его (двоюродные. — М. К.), княжу Феодорову матерь поймали, а вотчину его половину города Одоева засели, и волости удел его побрали…»[339]. Так мы узнаем, что Семеновичи и Ивановичи владели Одоевом по половинам; стало быть, одна часть города оказалась в московской стороне, а другая — в литовской. Семеновичи — князь Иван «с братьею» — отрицали, однако, факт нападения на удел Федора; зато они заявили, что у них есть «с ним слово о вотчине о болшом княженье: по роду, по старейшинству пригоже, сказывают, быти на болшом княженье… князю Ивану Семеновичи) Одоевскому» — они посылали о том к кн. Федору, но тот с ними «смолвы» о «болшом княженье» не учинил[340].

Семейная вражда в роду новосильских князей была, можно сказать, запрограммирована: в их докончаниях с Казимиром предусмотрен случай — «коли сами промежы собе князи новосилскии сопремся», тогда «управить» между ними должен господарь[341]. Но когда родичи служили, как в описанном случае, разным государям, семейная распря превращалась в межгосударственный конфликт. Мы еще не раз встретимся с подобными фактами.

Мнение Ю. Вольфа о том, что Федор Одоевский тоже перешел в конце концов на московскую службу[342], источниками не подтверждается. Своей родовой вотчины он лишился: на переговорах о мире в Москве в начале 1494 г. литовские послы «отступилися» в сторону Ивана III, в числе прочего, «и княжы Феодоровы долници Одоевского»[343], но сам он остался на литовской службе и в качестве утешения получил от великого князя Александра в держание Дорогобуж (владел им весной 1494 г.[344]). Летом 1497 г. кн. Федора уже не было в живых[345].

Хронологически следующим после перехода на московскую службу Семена Одоевского с сыновьями был выезд в Москву (без вотчины) кн. Федора Ивановича Бельского в 1481/82 г.[346] Как уже говорилось, бегство кн. Федора в Москву произошло после раскрытия заговора против Казимира, в котором Бельский участвовал вместе со своими родственниками — князьями Михаилом Олельковичем и Иваном Гольшанским. Сведения источников об этом заговоре 1481 г. крайне скудны и противоречивы, и, может быть, именно поэтому в науке возникло столько различных версий этих событий.