Михаил Кром - Пограничные земли в системе русско-литовских отношений конца XV — первой трети XVI в.

• Название: Пограничные земли в системе русско-литовских отношений конца XV — первой трети XVI в.
• Автор: Михаил Кром
• Издательство: Квадрига; Объединенная редакция МВД
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-91791-028-4; 978-5-8129-0096-0

Книга посвящена истории вхождения в состав России княжеств верхней Оки, Брянска, Смоленска и других земель, находившихся в конце XV — начале XVI в. на русско-литовском пограничье. В центре внимания автора — позиция местного населения (князей, бояр, горожан, православного духовенства), по-своему решавшего непростую задачу выбора между двумя противоборствующими державами — великими княжествами Московским и Литовским.

Работа основана на широком круге источников, часть из которых впервые введена автором в научный оборот. Первое издание книги (1995) вызвало широкий научный резонанс и явилось наиболее серьезным обобщающим трудом по истории отношений России и Великого княжества Литовского за последние десятилетия. Во втором издании текст книги существенно переработан и дополнен, а также снабжен картами.

---

В Русском государстве XVI в. удалось отыскать следы потомков восьми брянских родов: к упомянутым выше Александровым, Крижиным и Колонтаевым, выехавшим в 1508 г. с М. Глинским, по Дворовой тетради добавляются Бокеевы, Брянцовы, Куровы и, возможно, Мишковичи (последние могли быть и смолянами)[1049], а по писцовой книге 1587/88 г. по Малоярославцу значатся помещики Евлаховы[1050]. Характерно, что из этих фамилий лишь две — Колонтаевы и Куровы были причастны, согласно реестру 1496 г., к держанию брянских волостей, и именно в них после 1500 г. произошел раскол: одна часть клана осталась служить в Великом княжестве Литовском, другая перешла на московскую службу. Таким образом, именно те бояре, которые зависели от господарской власти, получали от нее кормления и земельные пожалования, служили в качестве господарских дворян и составили основную массу брянских выходцев в Литве.

Сходная ситуация, но только в большем масштабе, повторилась вскоре в Смоленске. Смоленское боярство было самым многочисленным на русских землях Великого княжества Литовского. Благодаря сохранившемуся в составе 4-й книги Метрики реестру смоленских князей, бояр и слуг[1051], который можно датировать второй половиной 1480-х гг., у нас есть возможность оценить общую численность местного боярства. В силу неустойчивости «фамилий» вплоть до начала XVI в., эти подсчеты носят, конечно, приблизительный характер. В реестре перечислено 136 боярских семейств (не считая путных бояр и щитных слуг); 11 человек ни к одному известному роду отнести не удалось. По актам конца XV — начала XVI в. к упомянутым в реестре родам следует добавить еще свыше 30 фамилий. Нужно, однако, учесть, что некоторые фамилии (например, Богоделчины, Смокровы, Цалцовы и др.) кроме реестра 1480-х гг. более ни в одном источнике не встречаются. В качестве ориентировочной оценки можно, вероятно, принять, что в Смоленске на рубеже XV–XVI вв. было порядка полутораста боярских родов[1052].

Нужно учесть, что смоленское боярство было неоднородным. На протяжении XV в. здесь выделяется верхушка: самые богатые и влиятельные бояре, получавшие щедрые великокняжеские пожалования. К ним в первую очередь можно отнести клан Ходыкиных. Начало их земельным владениям было положено пожалованиями великих князей Сигизмунда и Казимира, в 30–40-х гг.[1053] К началу XVI в. сыновья Ходыки Басича и его братьев (см. схему 9) занимали одно из первых мест среди смоленского боярства. К числу виднейших бояр, также не обойденных милостями господарей, принадлежали и Басины, Кривцовы, Кошки (Кошкины), Полтевы, Плюсковы, Свиридоновы: их имена часто мелькают в актах в связи с пожалованиями или земельными тяжбами[1054]. Представители этих же родов держали и смоленские «уряды», в частности, окольничество и городничее (например, в начале XVI в. одним из окольничих был Иван Кошка, именовавшийся даже «паном», а городничим — Занько Полтев)[1055].

Но наряду с верхушкой в смоленском боярстве были и другие слои: известно немало боярских фамилий, упомянутых только в реестре 80-х гг. (Андреяновы, Апраксины, Богатищевы, Богоделчины и др.). Отсутствие их имен в актах Метрики свидетельствует о том, что в описываемое время пожалований они не получали.

Наконец, самым низшим слоем служилого люда Смоленского повета являлись путные бояре, щитные и доспешные слуги, помещенные в реестре 1480-х гг. после центрального списка под особыми рубриками (в приведенные выше подсчеты численности смоленского боярства этот низший и самый многочисленный разряд служилого люда мы не включили).

Боярский клан Ходыкиных (1430-е — 1514 г.)[1056].

Позиция, занятая верхушкой смоленского боярства в русско-литовском конфликте, ярко проявилась уже в конце XV в., когда она активно пыталась удержать литовское господство в верховских городках. Как мы помним, при взятии зимой 1493 г. Мезецка и Серпейска воеводы Ивана III захватили в плен многих «смолнян двора великого князя Александра», в том числе окольничего Кривца и боярина Ивана Плюскова[1057]. Вернувшись после заключения мира 1508 г. домой, пленные получили жалованье из господарской казны; среди них упомянуты смоленские бояре Богдан Григорьевич, Васько Жаба, Ивашко Садлов, доспешный слуга Данил Некрашов и др.[1058] Они могли попасть в плен в верховских городках в 90-х гг. или в Ведрошской битве 1500 г.

Когда в 1514 г. Василий III овладел, наконец, Смоленском, он, по словам Архангелогородского летописца, «волю дал» сидевшим в осаде служилым людям: «И которые похотели служити великому князю, и тем князь великий велел дать жалованье по 2 рубля денег да по сукну по лунскому и к Москве их отпустил. А которые не похотели служить, а тем давал по рублю и к королю отпустил»[1059]. О том, что очень многие бояре выбрали второе и «отъехали» к королю, свидетельствует составленный в декабре 1514 г. список розданных смоленским боярам в Литве хлебокормлений[1060]. В этом списке перечислено свыше ста человек, среди них — четверо князей и примерно 50 смоленских боярских фамилий. В истории боярских «отъездов» этот, пожалуй, был самым впечатляющим. Бояре выехали в Литву целыми кланами: упоминаются братья и даже вдовы с малолетними сыновьями. Здесь цвет смоленского боярства: Плюсковы (в том числе уже известный нам И. Ф. Плюсков, оборонявший от московских войск верховские городки), Полтевы, Казарины, Кривцовы и, конечно, Ходыкины (на схеме 9 выделены имена выехавших в 1514 г. в Литву). Этим, однако, не исчерпывается число тех, кто предпочел службу в Великом княжестве Литовском: в актах Метрики первой половины XVI в. встречаются имена представителей по меньшей мере двух десятков родов смоленского боярства, не упомянутых в списке раздачи кормлений 1514 г.[1061] Время их выезда в Литву остается неизвестным: они могли воспользоваться разрешением Василия III летом 1514 г., но могли и бежать из Смоленска после раскрытия там осенью того же года пролитовского заговора.

Выше уже говорилось о невероятности официальной версии этого заговора, отразившейся в большинстве летописей, будто епископ Варсонофий был единственным участником заговора, а смоляне всем городом выдали его московскому наместнику. Кстати, в самом этом тенденциозном рассказе есть деталь, позволяющая определить ту среду, в которой созрел заговор: летописи сообщают, что владыка, решив предать город королю, отправил к тому «племянника своего Васка Ходыкина с писанием»[1062]. Значит, Варсонофий состоял в родстве с боярами Ходыкиными, а последние, как мы уже знаем, в декабре 1514 г. оказались в Литве. Поэтому можно с уверенностью говорить о причастности к этому пролитовскому заговору боярской верхушки. С этим согласуется известие Архангелогородского летописца о том, что владыка замыслил измену «со князьями смоленскими и с паны»[1063]. Наблюдения над словоупотреблением этой летописи показывают, что «паны» обозначают служилых людей Великого княжества Литовского вообще, а термин «бояре» употребляется там только применительно к московскому великокняжескому двору и войску[1064]. Итак, указание на «панов», с одной стороны, и упоминание о В. Ходыкине — с другой, выявляют активную роль боярской верхушки в организации заговора и показывают ее пролитовские симпатии. На нее же после раскрытия заговора обрушилась вся тяжесть репрессий: Варсонофий потерял епископскую кафедру, а многие бояре поплатились жизнью: по словам того же Архангелогородского летописца, воевода кн. В. В. Шуйский «начат князей смоленских и панов вешати з города на ослядех»[1065]. Кроме того, оставшиеся в Смоленске бояре были выведены в другие города (подробнее об этом пойдет речь в следующей главе), а часть из них могла присоединиться к своим собратьям, отъехавшим ранее в Литву.

В общей сложности в материалах Метрики за первую половину XVI в. сохранились упоминания о примерно 70 боярских семействах, полностью или в лице отдельных представителей перебравшихся из Смоленска в Литовское государство. Это составляет почти половину всех известных нам на рубеже XV–XVI вв. смоленских боярских родов. Чем объяснить столь массовый выезд?

Выше уже отмечалась неоднородность смоленского боярства, и вот среди отъехавших в Литву бояр мы видим его верхний и средний слои, но нет ни одного упоминания о выезде кого-либо из «провинциальных» служилых людей — путных бояр, щитных и доспешных слуг и т. п. Выехали в первую очередь те, кто имел щедрые великокняжеские пожалования, держал городские «уряды» и т. д. Нужно учесть и правовой аспект проблемы: в жалованной грамоте 1505 г. Смоленску было два пункта, содержавшие особые боярские права и привилегии — один из них подтверждал исключительное право смоленских бояр на держание волостей, а другой уравнивал князей, панов и бояр смоленских с литовскими[1066]. Первый пункт был повторен и в жалованной грамоте Василия III покоренному Смоленску[1067], а второй, естественно, нет. Тем самым фактически аннулировался целый комплекс прав, которыми на основании общеземских привилеев пользовались бояре в Великом княжестве, включая гарантии наказания только по суду, освобождения владельческих крестьян («кметей») от уплаты налогов и передачу их под юрисдикцию землевладельцев и т. п.[1068] Все это могло побудить ту часть смоленского боярства, которая по своему положению соответствовала формирующемуся шляхетскому сословию[1069], к отъезду в Литву.