Олег Малевич - Поэты пражского «Скита»

• Название: Поэты пражского «Скита»
• Автор: Олег Малевич
• Издательство: Росток
• Жанр: Поэзия
• Год: 2005
• ISBN: 5-94668-038-2

Центрами русской литературной эмиграции были не только Париж и Берлин. С ними пыталась соперничать и Прага. «Скит» — русское эмигрантское литературное объединение, существовавшее в Праге с 1922 по 1940 г. Его бессменным руководителем был выдающийся русский литературовед и критик Альфред Людвигович Бем (1886–1945?). В книге «Поэты пражского „Скита“» на основе архивов Праги, Москвы и Санкт-Петербурга и эмигрантской периодики впервые широко представлено стихотворное творчество участников этого объединения. В нее целиком включены также выходившие за рубежом поэтические сборники В. Лебедева, Д. Кобякова, Э. Чегринцевой, А. Головиной. И. Бем.

Научно-популярное издание для широкого круга читателей.

---

ГИБЕЛЬ ГЕЛЬГОЛАНДА

Поэма

Gutta cavat lapidem пес vis, sed saepe cadendam.

Капля камень долбит не силой, но частым паденьем.

Моряки

Там,
где не раз
в гавань якорь бросал
пароход нелетучих голландцев
и матросы, бранясь,
протирали глаза,
возвращаясь из баров на шканцы.

Там,
где от брызг
в плащ — льдяною стеной
осторожная куталась рубка,
гордый бритт, пьяный вдрызг,
светр загнав шерстяной,
перекусывал с горечью трубку.

Там,
где маяк
или трепетный бриг
яхты стан одевал шалью яркой;
чьей страны, страсть тая,
любовался старик
у витрины редчайшею маркой.

Там,
где матрос,
чью жену черт унес,
за чужой волочился женою, —
набежав во весь рост,
бились волны в утес,
умирала волна за волною.

Разрушение

В год,
грозный год,
батареи открыв,
корабли подходили не с оста:
покорители вод
взрыв бросали на взрыв,
рвали немцев осиные гнезда.

Рейд
отдал пыл
не ладьям рыбаков —
крейсерам, миноносцам, буксирам.
И утес встал и стыл
над прибоем веков
в минном поле пустынным и сирым.

Горд
был утес.
И хотела волна
овладеть и владеть великаном.
Сколько пролито слез…
Поцелуев она
не считала. Не счислить бакланам.

Чайкам
не счесть.
Альбатросам не знать
всех угроз и бессильных истерик.
Затаив в брызгах месть,
убегала, грозна,
на пологий податливый берег.

Гибель Гельголанда

Прост
был уход
броненосцев на вест,
но веселым он не был походом.
И дрожал пароход,
старожил этих мест,
при рассказе друзьям-пароходам.

Там,
где круги
корморанов — на дне
мертвый кит, — там раскинулся остров
И глядят старики
на труды прошлых дней
и в тоске задыхаются острой.

Скор
бег минут.
Фильмой жизнь пробежит —
— людям мерить мгновенья веками!
Возмущенья минут,
и уснут мятежи,
и волне покоряется камень.

Спит
старый плес.
Нежным телом волна
— гордой женщиной саги и эдды —
обвивает утес,
обладаньем сильна
и взволнована счастьем победы.

Нибелунги

Мертв
Гельголанд —
лучезарный Зигфрид,
месть сладка синеокой Брунгильде.
Стаи шхун и шаланд
тянут сельдь, и парит
ЦЕППЕЛИН, и купцы первых гильдий
рвут
облака
и, считая, плывут
к берегам — гиацинтам Голландий,
где жена рыбака
вышивает уют
колыбельною о Гельголанде.

Где
чинит снасть,
море в скобки берет,
Зюдерзее вправляет в плотины,
как спокойную страсть,
как спокойный — народ
заплетает свою паутину.

Там,
где Рембрандт
подтвердил, что живут
люди крепкие, не ротозеи —
позабыв Гельголанд,
выткут жены уют
колыбельною о Зюдерзее.

«Воля России». 1929. № 4

«Ах, уйти бы. Уйти далече!..»

Ах, уйти бы. Уйти далече!
Ждет меня обомшелый дом,
где согнулись отцовские плечи
над упорным тяжелым трудом.
Дед-старик заскорузлой рукою
крепко ставил за клетью клеть.
Что ж мне делать с моей тоскою,
со шмелем на оконном стекле.
Острый плуг по полям родимым
новой жизни ведет борозду…
И пускай я приду нелюбимым,
но к любимой земле приду.

Екатерина РЕЙТЛИНГЕР*

«Я годами работать буду…»

Я годами работать буду.
Тяжела и трудна дорога,
А весна за окном — как чудо,
Как подарок доброго Бога.

Из работы, как из темницы,
В календарь весну отмечая,
Я смотрю, как летают птицы.
Вместе с небом весну встречая.

Убежать, улететь и слиться
С голубым небесным пределом
И зарницей лететь, как птицы,
Быть царицей с крылатым телом…

«Неделя. Týden». 17.V. 1930. № 59

Александр ТУРИНЦЕВ*

В УСАДЬБЕ

Ксане К.

Жмутся к ограде опавшие листья,
Гонит их ветер и кружит волчком;
Тихо качаются длинные кисти
Стройных берез, окружающих дом.

Шепчут березы о чем-то тоскливом,
В урнах террасы увяли цветы…
Черные вороны криком унылым
Мне навевают о прошлом мечты…

ЗАБЫТЫЕ

Памяти павших под Сморгонью

Дали зовущие, дали манящие.
Мертвое поле, окопами срытое.
Вороны, с криком куда-то летящие.
Там, у дороги, орудье подбитое…

Небо, свинцовыми тучами скрытое.
Холмы могил и кресты почерневшие.
С хвои венки кем-то свитые,
Плачут березы, над ними поникшие…

Грустные, белые, поздне-осенние,
Низко склонившись, цветы запоздалые
Шепчут забытым могилам — «Прости!..»

Дали зовущие, дали манящие,
Ветры холодные, жутко шумящие —
«Боже, прости их, прости…»

ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ

Играли в парке деточки.
Кто в серсо, кто просто в песочек,
                     А кто в войну.

Начертили на дорожке клеточки
— Длинные и покороче.
Эй, прыгай, кто хочет, —
                     — Через одну.

Такие ребятки милые.
Есть серьезные и шаловливые.
Из-за песочка ссорятся, плачут.
Кончили войну — играют иначе…

Апрель 1923

«К колодцу — задыхаясь… — пуст!..»

К колодцу — задыхаясь… — пуст!
Всей нежностью к тебе — уйди…
И, пальцы стиснув крепко, в хруст.
Сдавить, и — навзничь — стон в груди.
            От слабости твоей я — щит.

О, если бы, плотину разломав,
И камнем из пращи —
            Стремглав —
Упасть жестокой хищной птицей
К рукам тем, песням лебединым,
И с хриплым клекотом орлиным
В коленях трепетных зарыться.

Для победителя исход смертелен поединка.
Любимая, освободи! Щит — скоро пополам!
Тупым ножом по воплю струн сурдинка,
Хлыст по измученным глазам…

— А в сумерках рубец раскрытых уст…
Молчу. Лишь крепко, крепко — руки —
            В хруст!

Май 1923 «Записки наблюдателя». Прага, 1924. Кн. 1

РАЗЛУЧНАЯ

Броском — от неостывших ласк — к разлуке…
Последний стиснуть в горле крик,
С плеч оторвать вцепившиеся руки
И в прошлое швырнуть все сразу, вмиг…

В глаза поцеловав, как мертвую.
Как материнский перед казнью крест;
Без слов покинуть распростертую
Навек единственную из невест…

            Сквозь серые года ненужные
            Обрывистой тропой сыпучей
            К необрученной моей суженой
            Тянулся медленно по кручам.

Ей обреченный — знал заранее;
Нам не любить — друг друга ранить;
Ей не взлететь, подбитой горлице,
Мне одному стареть и горбиться.

            На раны — соль,
            — Крепчает боль.
            Так легче.
            — Брось!
            Так надо:
            — Врозь.

Июль 1923

«По вольной по дороге…»