Олег Бенюх - Подари себе рай

• Название: Подари себе рай
• Автор: Олег Бенюх
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-016436-X, 5-271-05469-1

Роман современного писателя Олега Бенюха охватывает более, чем пятидесятилетний период советской истории. Написанный увлекательно и динамично, роман изобилует большим количеством действующих лиц и сюжетных линий, но удачное композиционное построение позволяет читателю успешно ориентироваться в описываемых событиях.

Одним из главных героев романа является Н. С. Хрущёв (1894-1971): пастушок, слесарь одного из донбасских заводов, комиссар батальона, секретарь парткома Промышленной академии, секретарь МГК ВКП(б), член Военного совета, председатель Совмина Украины и, наконец, Первый секретарь ЦК КПСС.

---

На первом же педсовете Иван выступил с небольшой речью:

— Вчера я беседовал… (он хотел сказать «с Надеждой Константиновной Крупской», но в последний момент передумал — сочтут еще, что хвастается высокими именами, значит, сам на этой земле хлипко стоит, блатной выдвиженец)…беседовал с авторитетными экспертами Наркомпроса. Они подтвердили мои первые наблюдения: училище на подъеме, коллектив педагогов толковый и слаженный, материальная база завидная. Спасибо всем — от Кузьмича (одобрительный гомон, возгласы «Трудяга!», «Мужик вкалывает на совесть!») до Валентина Георгиевича и Абрама Исаковича (возгласы: «Браво!», «Дон-Кихот и Санчо Панса по-рыцарски лелеют Дульсинею-педагогику!»). Беззаветная учеба, постижение азов, а потом и вершин своей специальности — это, несомненно, задача номер один. Но есть и архизадача — сотворение всесторонне развитой личности. Постигать все виды искусства, все виды спорта — в соответствии с наклонностями и способностями каждого — вот эта архизадача. Тогда и жизнь становится всесторонне полной, и духовный мир всего общества, нового социалистического общества, оплодотворяется вершинными достижениями сотен и тысяч талантов.

Цитируя слова Крупской, Иван радостно ощущал, воспринимал, сознавал их как свои собственные. Да, именно сегодня и именно мы лепим человека будущего. Для этого мы должны взять все лучшее из учения Декарта, Песталоцци, Ушинского, других великих умов, использовать достижения западных современных направлений в педагогике.

Сидевший справа от Ивана Маковлев быстро написал несколько слов в блокноте, вырвал листок, подвинул его к докладчику. «Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин!!!» — прочел Иван. Фамилия «Сталин» была подчеркнута дважды. Сделал паузу, кивнул Валентину Георгиевичу: «Разумеется». Сидевший справа Рахлин скосил глаза, прочитал, прошептал: «Мудро и своевременно»! «А эти Дон-Кихот и Санчо Панса не так уж и простодушны, как герои Сервантеса», — отметил про себя Иван…

Началась работа. Директор постоянно находился в эпицентре событий, происходивших в училище. Посещая занятия всех трех курсов, он действенно контролировал учебный процесс. Особые претензии вызывало преподавание русского языка и литературы. Преподаватели старой школы (а их было подавляющее большинство) приняли реформу в штыки. И здесь Иван занял непримиримую позицию: «Получается, что вся страна руководствуется новым сводом правил правописания, а мы, кузница учительских кадров для начальной школы, будем плодить неучей?» Иное дело литература. По программе, утвержденной Наркомпросом, Пушкину отводилось три часа, Лермонтову — один, Блоку и Есенину — ноль, Маяковскому — шестнадцать и Демьяну Бедному — двадцать. Когда Иван пожаловался на подобную несуразицу Крупской, она показала ему свою записку в коллегию Наркомлроса с протестом именно по поводу этой программы.

— Мне было заявлено, что я пытаюсь потакать вкусам ушедших эксплуататорских классов, что нам не нужна дворянская культура, нужна культура пролетарская. — Она развела руками. И вдруг тихо засмеялась, заговорщицки посоветовала: — Володя не раз мне говорил, что в гимназии он особенно твердо усваивал материал о творчестве писателей, когда учащиеся готовились к юбилейным вечерам наших классиков. А к юбилею можно подвести любую дату. Как ты считаешь, Ванюша?

И в педучилище на Ордынке стали проводить литературные вечера. Вначале робко, незаметно, только своими силами и только для себя. Потом с приглашением артистов Малого и МХАТа, популярных литераторов. Об этих вечерах заговорили в районе. «Вечерняя Москва» стала печатать краткие отчеты и даже интервью с участниками. Студенческий театр ставил Шекспира, Мольера, Островского. Иван бывал на всех генеральных репетициях и премьерах, ввел небольшие премии за лучшие мужскую и женскую роли. Днем актовый зал превращался в спортивный. Появились гимнастические снаряды, подаренные шефами с кондитерской фабрики «Рот-Фронт». В стены вмонтировали кронштейны, на них крепилась волейбольная сетка. Неизменным капитаном мужской сборной команды был сам Иван. Создавая политехнический кружок, он мечтал вслух перед притихшими мальчишками и девчонками о том времени, когда страна станет могучей индустриальной державой, и они, эти мальчишки и девчонки, да-да, именно они будут править ею, делать ее краше и сильнее, созидать и защищать общество свободных и счастливых людей. И он сам был счастлив — читая в их глазах жажду подвига, готовность самопожертвования во имя воплощения в жизнь прекрасных, чистых идеалов. «Пусть не все, но многие из них готовы, как Данко, отдать себя людям. Только бы нам по пути в будущее не растерять эти идеалы, не дать превратить их в фетиши, которые так фетишами и останутся, не позволить перевертышам и духовным капитулянтам прикрыться ими как всеспасительным жупелом и под его прикрытием вернуть старые порядки, которые были так ненавистны абсолютному большинству граждан бывшей Российской империи. Глядя на этих ребят, я верю — наша революция будет, должна быть исключением. Ведь все предыдущие социальные взрывы на Западе и на Востоке, в Старом Свете или в Новом неизбежно заканчивались в конце концов реставрацией…»

Пятого ноября, в преддверии праздника, Иван подписал финансовые документы, и бухгалтер училища, многоопытная Жанна Григорьевна отправилась в банк за деньгами. Как всегда, ее сопровождал преподаватель физкультуры Костя Альданов.

— Костя, может, стоит взять парочку ребят покрепче? Сумма большая — студенческая стипендия, зарплата всем штатным работникам, — спросил Рахлин.

— Зачем излишнее внимание привлекать? — ответил тот. Улыбнулся, потрогал мощные бицепсы одной руки, другой. — Одним махом семерых убивахом.

— Да? — протянул Рахлин. — Ну, ладно.

Оказавшийся рядом Маковлев потер руки, сказал:

— Дорогой Абрам Исакович. Получка сама по себе уже праздник. — И добавил обычное: — Это тот день, когда я работаю не забесплатно.

Ксюшка уже трижды наведывалась к кассе — выдают, не выдают?

— Моя очередь за ней, — сварливо заявляла она каждый раз студенту-очкарику, тыча пальцем в уборщицу Лиду.

— Знаю, — кратко констатировал студент.

— То-то и оно, что знаешь, — удовлетворенно завершала их весомый диалог Ксюшка.

Для доставки денег районо выделяло старенький «фордик». Ровно в половине третьего он остановился у подъезда училища, и Жанна Григорьевна, как всегда хмурая, сосредоточенная, внесла в здание банковский мешок, набитый ассигнациями. Открывавший ей двери Костя подмигнул гардеробщице Клаве — «нормалек, зряплата будет». И почувствовал, как кто-то сзади обхватил его горло рукой.

— Будя шутить-то, — прохрипел он, пытаясь высвободиться. — Ничуточки не смешно.

— Цыть, недоносок! — услышал Костя хриплый бас, и на него пахнуло перегаром и табаком. Железный замок вокруг горла сомкнулся, и в следующее мгновение Альданов, потеряв сознание, рухнул на каменный пол. Четверо молодцов окружили бухгалтера. Пятый, стоявший в холле, одетый в дорогое модное пальто и кепи, спокойно приказал:

— Милейшая Жанна Григорьевна, освободите себя от не принадлежащих вам дензнаков. Быстро и тихо.

— Почему? — с ужасом спросила бухгалтер, обеими руками вцепившись в мешок. — Я вас не знаю.

Лицо ее пошло бурыми пятнами, она лихорадочно искала взглядом кого-нибудь, чтобы позвать на помощь. Как назло, обычно людные гардеробные и холл теперь были пустынны. Клава, онемев от ужаса, еле держалась на ногах.

— Зато я вас знаю, — сказал пятый. — А я — Франт. Вот и познакомились.

И он подал знак рукой. Налетчики, подскочив, стали вырывать мешок, но женщина отчаянно сопротивлялась! (Франт, имевший также кличку Джентльмен, был главарем самой крупной шайки налетчиков в Замоскворечье.)

— Караул! Грабят! — очнулась наконец от столбняка Клава.

— Помогите! Бандиты! — неожиданно пронзительно закричала Жанна Григорьевна. Один из нападавших ударил ее рукоятью револьвера по голове.

— Уходим через двор! — резко бросил Франт, подталкивая вперед того, кто тащил мешок с деньгами. И тут из своей каморки появился Кузьмич. В одном исподнем, с ломом наперевес, он преградил путь налетчикам.

— Ну, робяты, щас угроблю всех разом.

Выглянув из-за его плеча, Ксюшка завопила благим матом: «Суки! Суки!! Суки!!!» Франт неспешно достал из бокового кармана пальто браунинг и хладнокровно выстрелил в Кузьмича. Сделал он это с небрежным шиком, которым славился среди братвы по всей Москве. Пуля, скользнув по виску, ушла в стену.

— Ты стрылять?! — ошеломленный Кузьмич побагровел. — Да я ведмедя один валил. А ты…

И он прошил ломом грудь того, который был с мешком, насквозь.

Франт выстрелил еще раз и опять промахнулся. Схватив мешок, он бросился назад, надеясь уйти через главный вход, и на пороге холла встретился лицом к лицу с Иваном, который выбежал из преподавательской, услышав выстрелы.