Клаудия Кардинале - Мне повезло

• Название: Мне повезло
• Автор: Клаудия Кардинале
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-7027-0353-7

«После спагетти Клаудия Кардинале — самое прекрасное изобретение итальянцев», — шутливо сказал снимавшийся с нею голливудский актер Дэвид Найвен.

В своей автобиографической книге звезда не только итальянского, но и мирового кино, любимая актриса Феллини и Висконти подробно рассказывает о своем творческом пути, о годах работы и дружбы с Брижит Бардо, Барброй Стрейзанд, Аленом Делоном, Жан Полем Бельмондо, Марчелло Мастроянни, Робертом де Ниро и многими другими знаменитостями.

---

Денег было в обрез. Питались мы все вместе в единственном итальянском ресторанчике, где нам ради меня сделали пятидесятипроцентную скидку. Кормили, конечно, отвратительно, но выбора не было.

Помню первый день. Сидим мы все за столом: я, Мик Джеггер, Джейсон Робард и он, Херцог, который вдруг при всех начинает плакать — растрогавшись, что его мечта вот-вот претворится в жизнь. Мы не знали, что сказать: он смотрел на нас, хватал за руки и плакал…

Херцог говорил, что выбрал меня для своего фильма из почтения к моим работам у великих Мастеров и еще потому, что моя внешность удивительно подходила для его этакого солнечного персонажа. Для того чтобы подчеркнуть особую «солнечность», он требовал, чтобы я на протяжении всех съемок ходила только в белом. Многие режиссеры одевали меня в белое — начиная с Феллини в его «81/2». Подумать только! Ведь в жизни я, наоборот, почти всегда ношу черное.

Конечно, Херцог при всей его гениальности все-таки сумасшедший. Помню, как он разъезжал на своем мотоцикле-развалюхе, подлетая на нем к кинотеатру, где крутили отснятый материал.

Я же только и делала, что ходила в полицию выручать нашу труппу, а его самого особенно часто — такие фокусы он выделывал. Однажды, например, нам всем вместе надо было лететь в Майами. Самолет уже вот-вот должен был взлететь, а мои товарищи по работе (и по приключениям) опаздывали. Что же сделал Херцог? Он лег на землю перед самолетом, чтобы не дать ему подняться в воздух. В результате его, конечно, арестовали. А я стала упрашивать местную полицию выпустить режиссера и говорила: «Ну что тут поделаешь, ведь он немного не в себе…»

Под конец я осталась единственным человеком, к которому местное население относилось с доверием. Мне приходилось рано утром первой приходить на съемочную площадку: индейцы, увидев меня, успокаивались, но стоило мне уйти, как они тоже расходились. В общем, я была на съемках пленницей и мне вечно приходилось торчать на площадке в платье с пышным кружевным воротником — это при пятидесятиградусной жаре!

Мало мне было Херцога: с нами снимался Клаус Кински… Правда, ко мне он, к счастью, относился прекрасно. И потому, что очень любил Италию, где прожил много лет, и потому, что испытывал дружеские чувства к Паскуале, которого, кстати, здорово боялся. И все же… И все же однажды он ухитрился досадить и мне: мы снимали какую-то сцену при температуре 40–50 градусов выше нуля, а я, как всегда, была втиснута в платье, правда, чудесное, от которого моя собственная температура повышалась еще градусов на десять.

Приходилось ждать, когда Кински будет готов.

А он все возился с зеркальцем — так делают многие, и я их за это ненавижу, — проверяя, правильно ли поставлены юпитеры, чтобы лицо его было освещено самым выигрышным образом. Все безмолвно ждали, а он все проверял освещение.

Это продолжалось довольно долго. Наконец я, не выдержав, потихоньку удрала: забралась на одну из находившихся поблизости башен, и никто не мог меня найти.

Только обо всем догадавшийся Херцог поднялся за мной и сказал: «Клаудия, я понял… Ты права… Когда ты решишь, что готова сниматься, спустись, пожалуйста». Через некоторое время я успокоилась и спустилась. После этого случая Клаус ничего подобного больше себе не позволял.

Но на том проблемы, конечно, не кончились. Чего только не происходило на съемках этого фильма! Самолеты падали в джунгли, люди оставались среди индейцев без еды, индейцы нападали на нас с отравленными стрелами… Каждый день мы задавались вопросом: удастся ли сегодня работать?

А съемки затянулись: этот фильм требовал бесконечной доработки. Еще и потому, что вначале главные роли, кроме меня, должны были исполнять Джейсон Робард и Мик Джеггер. Но, приехав в Икитос, я поняла, что все будет не так-то просто: едва мы встретились, Джейсон обнял меня и заплакал.

Я приехала на съемки заранее вместе с сыном, просидела в Икитос дней десять. Но и этого было достаточно, чтобы понять: работа над «Фицкарральдо» — это своего рода борьба за выживание. Приходилось бороться со страшной жарой и с тысячами трудностей, снимая фильм вдали от всего остального мира и от цивилизации.

Джейсон и физически и психически был очень слаб. Через месяц после начала съемок он вдруг влез на дерево и заявил, что слезать не намерен. Он почти потерял рассудок: непривычные природные условия, болезни, все время поражавшие то одного, то другого участника нашей группы, несъедобная пища… Впрочем, и механик потом провел два года в смирительной рубашке: он просто сошел с ума.

Так вот, Джейсон взобрался на дерево и потребовал свой бифштекс. Херцогу пришлось вызвать из Нью-Йорка его врача, который заявил, что актеру действительно очень плохо. Пришлось отправить его домой… Так, после месяца работы нам пришлось начинать все сначала: вместо Джейсона приехал Клаус Кински. А вскоре уехал и Мик Джеггер, у которого было какое-то свое турне.

Из первоначального актерского состава осталась я одна. Я одна с двумя сумасшедшими — садистом Клаусом и мазохистом Херцогом. Клаус, понимая, что его взяли вместо кого-то другого, психовал больше обычного: он постоянно орал и твердил, что убьет Херцога. Херцог же был счастлив: чем больше возникало трудностей и проблем, чем сильнее оскорблял его Клаус, тем лучше он себя чувствовал.

Клаус Кински был замечательным актером. И, по-моему, его ярость и безумные выходки объяснялись тем, что он считал себя непонятым. Ведь он и вправду мог сыграть любую выдающуюся роль, а приходилось довольствоваться малым. Он снимался во всех вестернах, даже заведомо посредственных, чтобы заработать на жизнь. В настоящих, больших фильмах он снимался мало, и это причиняло ему душевную боль. От этого он и впадал в неистовство. Мне он иногда изливал душу и признавался в своей ненависти к людям, и в первую очередь — к режиссерам.

Я видела его в работе: помимо необыкновенной внешности у него были поистине дьявольские актерские способности. Сознавая это и испытывая горечь несправедливости, он время от времени утрачивал контроль над собой: просто зверел. Он иногда вызывал настоящий страх: лицо его искажалось, глаза вылезали из орбит, ноздри раздувались… Доктор Джекил и мистер Хайд. Никогда я не видела, чтобы кто-нибудь так преображался…

Он, например, терпеть не мог, чтобы во время съемок на него смотрели. Оператора, стоявшего за камерой, нужно было чем-нибудь закрывать: Клаус не желал видеть его глаза. Фотограф не имел права его фотографировать.

Я смотрела на него, когда мы все вместе собирались за столом. То, что мы ели, вызывало у него отвращение, и он постоянно все дезинфицировал. Он приносил с собой спирт и протирал им приборы, стаканы, тарелки. Я думаю, в жизни он был очень несчастен.

«Фицкарральдо» показали на Каннском фестивале, и Кински тоже туда приехал.

По случаю закрытия фестиваля был устроен грандиозный вечер, в котором участвовали лучшие представители мирового кино. На этот раз пришел и Кински. Но с самого начала он успел со всеми поссориться и сбежал, так что на вечере его не представили. Мы нашли его на следующее утро в каком-то кабаке: он сидел и пил.

Актерская братия: радости и горести

Знаю, есть одна комедия — я ее не видела, — а называется она: «Меня хотел Стреллер». Так вот, я могу сказать: «Меня хотел Марлон Брандо».

Этот человек, кумир моей молодости, однажды, когда я была в Америке, позвонил мне и сказал: «Я хотел бы с вами встретиться». Я, естественно, согласилась. Он спросил: «Когда?» Я ответила: «Сегодня вечером». — «Где?» — «В отеле, в моем отеле».

Это был отель «Беверли Уилшир». Вместе со мной были Кристальди и Ринаудо. Весь штаб «Видес» в полном составе сидел в гостиной моего номера. Я всех прогнала: «Идите вниз, ко мне придет Марлон Брандо».

Все, конечно, начали насмехаться надо мной: «Как же, сам Марлон Брандо к тебе явится…» Но я уперлась: «Идите вниз, в бар, я хочу быть с ним одна». Они ушли и видели, как он пришел. Сами убедились. Да, так и было: Марлон Брандо направлялся ко мне.

Он пришел в мой номер. И я, не стыжусь признаться, встретила его с подгибающимися от волнения коленками. Для меня он всегда был не только актером, кинозвездой, но и символом, мужчиной моей мечты… Я пересмотрела все его фильмы до единого, по три тысячи раз.

Брандо сел на диван и стал говорить о планах, связанных с фильмом Чаплина «Графиня из Гонконга». Впоследствии с Брандо в этом фильме сыграла Софи Лорен.

Я не столько слушала его, сколько смотрела. И вела свой внутренний диалог. Я говорила себе: «Осторожнее, Клаудия, этот человек уверен, что любая женщина, которую он удостоит беседой, немедленно окажется у его ног…» Было очевидно, что он думал точно так же и морочил мне голову, разыгрывая целое шоу. Я слушала и разрывалась пополам: одна моя половина была совершенно покорена, другая — всеми силами старалась сохранить самоконтроль.