Александр Сивинских - Конклав ночи. Охотник

• Название: Конклав ночи. Охотник
• Автор: Александр Сивинских
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-17-077292-6, 978-5-9725-2422-8

Конец света еще не наступил? Возможно…

Но ждать осталось недолго. В подвалах городов множится армия упырей, боящихся света, но не боящихся крови. Рекрутами для нее становятся бомжи, беспризорники, гастарбайтеры, алкоголики и наркоманы. И это – только начало.

Есть лишь один способ предотвратить Армагеддон – найти и уничтожить тех, кто управляет процессом. Истребитель «несуществующего» отдела «У» при МЧС Родион Раскольник обязан добыть Кодекс Рафли – одну из таинственных «отреченных книг».

И грязной работы для его шашки и помпового дробовика будет много.

Даже слишком много.

---

По чулану медленно кружились, выбирая момент для броска, два ночных хищника. Лесной и городской. Росомаха и упырь.

В том, что тварь являлся «сержантом», а то и «старшиной», сомневаться не приходилось. Одежда на нем отсутствовала вообще. Голая синевато-серая, пупырчатая, как кирзовый сапог, кожа. Удлиненный череп, резко выступающая вперед нижняя челюсть, почти полное отсутствие носа и волос, зато поистине гигантские хрящеватые уши. Резко выпирающие лопатки, похожие на зачатки крыльев. Непомерно раздутые суставы плеч, коленей и локтей. Когти. А главное – манера двигаться, напоминающая не то птичью, не то змеиную. Неожиданные ускорения, замедления и порывистые, будто клюющие, перемещения головы.

Опасный, очень опасный противник.

Почти такой же опасный, как Мурка. Даже, может быть, как я.

Опустившись на одно колено, я стал ждать. Когда крадущийся по кругу «сержант» оказался на линии огня, потянул спусковой крючок.

Помповое ружье двенадцатого калибра – страшной убойной силы вещь. Особенно на малых расстояниях. Упыря будто лавиной снесло. Он опрокинулся на пол и заелозил там, пытаясь подняться на четвереньки. Из простреленной грудины толчками выплескивалась пенящаяся жидкость, чертовски похожая на темное пиво. Издыхать он, похоже, не собирался. Как не собиралась Мурка доделывать начатое мною.

Умная девочка, знает, что в нашем деле спешка хуже паники.

Я мягко соскочил в чулан. Передернул затвор «Моссберга». Прицелился в голову упырю.

И тут он прыгнул. Только что валялся на спине, еле шевелился и, казалось, был вполне готов к отправлению в ад – и вот бросился. Стремительно. Такие впечатляющие броски мало кто, кроме нас с Муркой, видал, и слава богу. Потому что выполнить их способны только раненые кровососы высокого ранга. А раненый упырь, как любой раненый хищник, опасен вдвойне.

Вначале поджарое тело «сержанта» собралось в комок, а в конце полета – разжалось. Когтистые лапы замолотили, точно лопасти промышленного вентилятора. Каждый удар, попади он по мне, мог разорвать надвое. Однако я ждал этого прыжка и поэтому за мгновение до него нырнул в сторону и вниз. Упырь врезался в стену. Стена, оказавшаяся всего лишь тонкой дощатой перегородкой, рухнула. Полетела пыль.

Кровосос, нелепый и страшный точно огромное насекомое, зигзагами кинулся прочь. Я выстрелил вдогонку, но не попал. Преследовать его смысла не было. Все равно вернется. Наружу ему нельзя, сгорит как бенгальская свеча. Единственный шанс сохранить не жизнь, нет, существование – это попытаться расправиться с нами. А потом дождаться ночи и отправиться за единственным лекарством, которое требуется упырю.

– Ты все равно вернешься, тварь! – крикнул я.

Он вернулся.

Он был страшен. Ничего человеческого в нем больше не осталось. Семьдесят килограммов перерожденной плоти и сто семьдесят лошадиных сил дикой ярости. Он даже двигался по-звериному, на четырех конечностях. И двигался с такой скоростью, что казалось, бестий здесь несколько.

Я выставил вперед ствол ружья (в трубчатом магазине оставались последние два патрона) и прижался спиной к стене барака. Мурка молча скалилась возле моей ноги. Упырь тенью метнулся вверх, на миг прилип к потолку, а когда я выстрелил, оттолкнулся и полетел на нас. Это было почти красиво. Гигантская тварь с растопыренными лапами и разинутой пастью, несущаяся на нас по воздуху со скоростью атакующего орла. Рассматривать такое зрелище в убогом свете горняцкого фонаря? Кощунство.

Локтем и ногой я ударил назад.

Гвозди я предусмотрительно вытащил еще перед началом операции. Доски, которыми было заколочено окно, держались только на «честном слове». Щит-ставня вывалился наружу. В барак хлынул свет утреннего солнца.

Мы с Муркой прыснули в разные стороны. Вспыхнувший синеватым огнем упырь с пронзительным визгом вылетел в окно и упал на растрескавшийся асфальт тротуара.

Горел он недолго, зато чадно, с треском и обилием искр.

Наружу я выбрался как воспитанный человек, через дверь. Мурка тоже.

* * *

Добравшись до машины, я прежде всего разоружился и сбросил амуницию. Шлем с очками и двухрежимным (видимый свет и ультрафиолет) фонарем, респиратор. Японские доспехи для кэндо – не классические, а современная реплика, изготовленная из высокотехнологичных материалов. Сапоги. Потом напоил Мурку, умылся под переносным рукомойником, укрепив его на запаске «УАЗа», и напился сам. И лишь после этого достал мобильник и позвонил.

Ответили сразу:

– Мордвинова у аппарата.

– Алиса Эдуардовна, – сказал я, – это Колун.

Идиотский псевдоним, по-настоящему идиотский. Впрочем, если судить о собственной физиономии беспристрастно, то довольно точный. Не говоря уж о фамилии. Моя фамилия – Раскольник. Угадайте с двух попыток имя. Впрочем, достаточно и одной.

– Здравствуйте, Колун. Чем порадуете?

– Дело сделано, – сказал я. – Было семь штук, полный прайд. «Сержант», баба «маркитантка» и пять «солдат» разного возраста. Все испарились, старший с фейерверком. Можете высылать уборщиков.

– Вы в порядке?

– В полном.

– Отлично. Гарантируете, что все чисто?

Ненавижу этот вопрос. Уже одно то, что Родион Раскольник (оперативный псевдоним Колун) позвонил и доложился – первейшая гарантия стерильной чистоты очередного объекта. Абонент, с которым я разговаривал, знала это абсолютно точно. Не первый раз контактируем. Но она была обязана задать этот вопрос, так же как я – обязан на него ответить. Наш разговор записывался, особая компьютерная программа определяла, действительно ли мне принадлежит голос. Если он принадлежал именно мне, запись становилась официальным документом.

– Гарантирую, – сказал я.

– Принято. Уборщики выезжают. – После щелчка, сигнализирующего, что запись отключена, Алиса Эдуардовна чуть менее официально добавила: – Благодарим, Родион. Вы молодец. И Мурка молодец. Обязательно погладьте ее за нас.

– Иногда мне кажется, – проговорил я, – что есть люди, втайне желающие, чтоб меня все-таки сожрали. Не упыри, так хотя бы напарница. – И заключил: – Сами погладите при случае. Если руки не жалко.

Алиса Эдуардовна довольно засмеялась и отсоединилась.

– Пора мотать отсюда, – объявил я Мурке, побросал вещички в машину и сел за руль.

Росомаха устроилась по соседству: широко расставленные задние лапы на сиденье, передние на панели, башка выставляется в боковое окно. Требовать у нее пристегнуть ремень безопасности – совершенно бесперспективное занятие. Знаю по опыту.

Я завел мотор, выждал минутку-другую, чтоб он хорошенько прогрелся, и тронул «УАЗ» с места.

* * *

Полагаю, мы с Муркой представляем собой весьма экзотическое зрелище. Судите сами: здоровенный молодой мужик с грубоватым лицом, зверское выражение которого не способна облагородить даже ухоженная «шкиперская» бородка, – и росомаха. Насколько мне известно, считается, что приручить или выдрессировать росомаху невозможно в принципе. Это самый коварный, злобный и независимый хищник на свете, хуже гиен и ягуаров. Так оно и есть. Мурка – коварная, злая, не приручаемая. Да я никогда и не делал попыток приручить ее или выдрессировать. Все гораздо проще. Или сложней, как посмотреть.

Мы дружим. Мы сотрудничаем. Мы целиком и полностью равны.

Началась наша дружба до банальности просто: я нашел в лесу тяжелораненого зверя. Росомаху. Другой бы бросил подыхать или добил, а я решил дать ей шанс. Сильное животное, по-своему красивое; редкое. Пусть со скверной репутацией, но ведь и моя собственная – не из тех, которые ставят в пример подрастающему поколению. К тому же росомаха пострадала в явно неравной схватке. Кроме огнестрельной раны на теле имелись множественные следы от зубов. Тогда я только лишь начинал карьеру охотника на кровососов, не умел отличить упыря-«духа» от вурдалака-«сержанта» и потому решил, что погрызла росомаху охотничья собака.

От потери крови будущая Мурка настолько ослабела, что не могла даже огрызнуться, когда я наскоро бинтовал страшно разорванный бок. Только приподнимала черную губу и еле слышно шипела. Наверное, ей казалось, что она скалится и грозно рычит. Закончив первичную перевязку, я отнес ее к машине и привез домой. А уж там, с помощью знакомого ветеринара, приступил к лечению всерьез. Собственно, ветеринар только извлек картечины и наложил швы. Да с большой изобретательностью обматерил меня за кретиническую идею выходить зверюгу, которая непременно перегрызет мне глотку, если выживет. Впрочем, он был уверен, что росомаха нипочем не выживет.

Закончив операцию, мы очень славно с ним попировали. Ветеринар пил исключительно за то, чтоб пациентка сдохла. Я, разумеется, за то, чтоб выздоровела.

Она выздоровела. И, едва набравшись сил, сполна отплатила мне за милосердие и уход.

Как я уже говорил, тогда моя карьера истребителя упырей только начиналась. Меня не принимали в расчет ни патриархи кровососов, ни те большие люди, которые следят за поголовьем ночного племени. Обе стороны считали, что в самое ближайшее время меня либо прикончат, либо инфицируют, покусав. Подобных мне ухарей, решивших, что их святое предназначение – истреблять вурдалачий род, появляется ежегодно приличное количество. Причины у всех различные. Для кого – месть, для кого – идея борьбы со Злом, для кого – желание экстремальных развлечений. Для многих – деньги. Я сам именно из последних, с небольшой такой, бодрящей примесью идейности.