Елена Прокофьева - Явление зверя

• Название: Явление зверя
• Автор: Елена Прокофьева
• Издательство: Рипол Классик
• Жанр: Триллер
• Год: 2002
• ISBN: 5-7905-1334-4

Зверь вселился в каждого из них и каждого заставил действовать сообразно его беспощадной воле, сокрушить которую не в силах простой смертный. «Убей, убей, убей», — как во сне, повторяют послушные губы — и палец сам нажимает на курок. Жертвами этого монстра стали многие, и, может быть, ты, читатель, вскоре окажешься среди них.

---

Гуля говорила, а в глазах ее бушевал такой огонь, что мне было страшно… и больно было… и тоже хотелось мстить неведомо кому, хотелось ползти на врага на своих жалких культях, размахивать кулаками… Нелепое, должно быть, получилось бы зрелище… Впрочем, ОДНОГО я убить смогу. Легко. Быстро. Настолько быстро, что помешать мне никто не сможет — не успеет. У меня с детства мания — ножики кидать в мишень. Сколько во дворе деревьев продырявил, дверь в своей комнате испортил, а потом уже в Чечне мой командир, мировой мужик, Стас Лещенко, показал, как надо тренироваться… И тренируюсь я с тех пор потихонечку, когда никто не видит, душу отвожу, нервы успокаиваю, и — смотря какой ножичек будет — думаю, запросто одним ударом горло какому-нибудь гаду перебью. А уж в сонную артерию попасть — нечего делать, могу и сосулькой. Пробовал даже когда-то. В Чечне. Со Стасом.

Но вот кого? Кого мне убить этим единственным возможным ударом? Не могу выбрать, слишком многих убить хочется. Хозяина? Жену его, старую гадину, уродующую маленьких детишек? Сыночка, мерзкую тварь? Или племянничка? Всех одним ударом — тогда бы я согласился и в землю за это лечь, а вот за кого-то одного — как-то мелко.

Смотрел я в кипящие слезами Гулины глаза, на закушенную добела губу и не смог удержаться — рассказал ей все про себя. Не про Чечню, не про плен, не про пытки, не про рынок рабов, а про самое тайное и сокровенное, про то, что в получасе езды от нас, недалеко от станции метро «Тургеневская», живут мои бабушка с дедушкой и сестра, которые похоронили меня четыре года назад и к которым я собираюсь вернуться.

Гуля, слушая, побледнела как бумага, и только глаза по-прежнему — безумные.

— Ты жил в Москве?! Здесь?! — прошептала она.

Я кивнул.

— О Господи! А они не знают?!

Я кивнул.

— Лешка, мы как-нибудь с ними свяжемся! Я что-нибудь придумаю, помогу тебе! И ты спасешься, Лешка!

— Тихо, не кричи!

Я взял в ладони ее лицо — обжегся о горящие щеки, притянул к себе и поцеловал. Легонько, как целуют сестру.

— Мы спасемся, Гуля. Мы — вместе.

Вот тут она расплакалась по-настоящему. Разревелась у меня на плече и долго не могла успокоиться… Хорошо — не было никого.

С тех пор, когда приходилось работать в паре, мы работали вместе. И никто нам не препятствовал. С чего бы вдруг?

И больше не было места слезам, отчаянию, больше не хотелось пить водку и курить всякую дрянь — у нас появилась цель. Мы стали заговорщиками, партизанами в тылу врага. Вынюхивали, высматривали, учились замечать в толпе соглядатаев — тайных и явных, и очень скоро мы поняли, что скрыться незамеченными совершенно нереально. Из метро не выйдешь, по улицам не проедешь: сдадут бомжи, попрошайки, инвалиды, менты — все, кому попадешься на глаза.

И получается — выхода нет! И получается, что в родном доме можно быть таким же пленником, таким же бесправным существом, как и в глухой провинции, потому что здесь, в великой и прекрасной столице нашей могучей Родины, ничуть не хуже все организовано и схвачено, ничуть не менее продажные менты, и в огромной толпе людей затеряться так же сложно, как в деревне, где все друг друга знают. Здесь тоже все друг друга знают, и у меня, одетого в камуфляж и разъезжающего на облезлой коляске, проставлено клеймо на лбу: «РАБ», а имя хозяина светится над головой, как нимб.

Идея позвонить домой пришла мне в голову в тот день, когда мы с Гулей окончательно поняли, что добраться до дома самим нам не удастся. Да и в любом случае — опасно. Нам будет казаться, что все хорошо, что никто за нами не следит — а следить будут обязательно и проводят до самого подъезда, и вместо того, чтобы спастись, я навлеку беду на свою семью.

Надо звонить, решил я, и Гуля меня поддержала. Пусть родственники со своей стороны постараются нам помочь, пусть хотя бы узнают, что я жив, а то придем, позвоним в дверь, и бабушка, услышав мой голос, упадет в обморок. И будем мы с Гулей топтаться у порога, пока не появятся дед или Анька — и тоже бухнутся в обморок, увидев меня, живого и безногого.

…Грязноватая «газель» припарковалась неподалеку от скамейки, где мы сидели, и Кожа выразительно махнул нам рукой в окно.

Конец рабочего дня. Сейчас — в бомжатник, постоять у плиты, дожидаясь кипятка для лапши, потолкаться в очереди в туалет, в ванную — и на матрас. И — спать! От машин голова кругом, от выхлопных газов тошнит, да и у Гули голова давно уже клонится. Не повезло нам — слишком хорошее было детство: добрые родители баловали, как могли, и теперь уже не привыкнуть в шесть утра вставать, а в двенадцать ложиться, хоть ты десять лет так живи, хоть двадцать. Организм хочет спать восемь часов… как минимум… а еще лучше девять… а еще лучше…

Задние двери с лязгом отворились, земли коснулся дощатый трап, и сильные руки мигом вкатили меня в сырое, темное, как печка, чрево грузовичка. Вслед за мной запрыгнула Гуля.

— Не… а… а… наступи… Гу… Гу… ля! — раздался взволнованный голос Лемура из темноты.

— А ты чего катаешься? — удивилась Гуля. — В любимчиках ходишь?

Лемур хихикнул.

— А… а… Места-то… Места-то… мно… много!

— Точно — в любимчиках.

Лемур сидел, обняв руками коленки, в дальнем углу «газели», сверкая из темноты огромными глазами навыкате.

— У тя… Гу… Гуль… Поже… Вать…

— Нету, Лемурчик, сейчас приедем и поешь.

— А… а… надо… ело… мака… мака…

Лемур сбился и замолчал. Ему тяжело говорить, каждое слово парнишка выдавливает из себя с таким усилием, как будто камни ворочает, а поговорить — любит.

Дед Савельич, здешний старожил, как-то рассказал мне под большим секретом, что из Лемура хотели сделать… Ну, в общем, что-то вроде настоящего лемура. Мордашка у него, у маленького, смешная была: уродец не уродец — не разберешь сразу. Хозяйка вроде бы выкупила его из детского дома, перебила как-то по-особенному руки и ноги, чтобы смешнее ходил, и с голосовыми связками что-то сделала. По словам Савельича, какой-то безмерно богатый новый русский заказал такое существо, но потом нового русского убили, и остался Лемурчик бесхозным. А теперь ходит мальчишка, как все, милостыню просит и зарабатывает хорошо — вот от него и польза…

Я не поверил Савельичу. ЗАСТАВИЛ себя не поверить. Сказал себе — не может такого быть! Врет, старый дурак, услышал случайно о средневековых компрачикосах — и наплел!

Я заставил себя не поверить… Но ведь поверил… Я читал еще в детстве, что цыгане — мастера уродцев делать, что искусство это передается по наследству из поколения в поколение, могло ведь и сохраниться… А хозяйка — она может, она может все!

Но если я поверю в то, что в наше время, в Москве, бандиты могут купить в детском доме ребенка и изуродовать его, я просто сойду с ума. Я не смогу дальше жить и спасаться не захочу!

А если вспомнить старого приятеля Моховика, оставшегося в Самаре? Он болтался по Чечне в поисках заработка, когда его поймали и сделали рабом. Спрос был хороший на инвалидов, так ему аккуратно отрезали ноги и руку и — продали.

Это была первая простая жизненная история, после которой мне расхотелось жить, после которой я с тем же Моховиком ударился в беспробудный запой, едва не закончившийся белой горячкой и реальной смертью.

На хрена вот жить в таком мире?

Даже если случится такое чудо и нам с Гулей удастся спастись, ЭТОТ мир не перестанет существовать, и я буду знать, что в глухом переулке, где-то на стыке Москвы и Подмосковья, есть вонючий бомжатник… Есть! И будет! И будет…

Когда-то я хотел стать ментом, хотел быть честным, справедливым, хотел защищать слабых и наказывать злых. Теперь я понимаю — мне бы не дали. Поговорили бы по-хорошему раз, другой, а потом убрали бы потихонечку. И ничего бы я, наверное, не успел… Уговорам бы не поддался — перед дедом было бы стыдно, перед призраками мамы и папы — и погиб бы я как герой от… «бандитской» пули, пущенной в спину лучшим другом, и, может быть, наградили бы меня посмертно.

Странно… Получается, как ни крути, какой бы я ни выбрал путь, он неизменно привел бы меня к печальному концу… Попал бы я в Чечню, не попал бы — все равно выходит так, что мне в этом мире не место.

Не отсюда я. Я из прошлого или из будущего… а может быть, совсем не из этого мира, а, к примеру, из Средиземья. И должен был я родиться рыцарем… или эльфом… или гномом… И в Средиземье случаются мерзости, но не до такой же степени!

Я задумался и не заметил, как приехали. «Газель» резко затормозила у подъезда, и я стукнулся затылком о стенку. Не больно. Зато громко.

Лапшу доели молча, Гуля тут же встала, устало махнула мне рукой и ушла в свою комнату спать. Народ вокруг меня галдел, укладывался на ночлег. Пара минут — и в комнате стало душно, хоть топор вешай, да еще и воняло нестерпимо… Впрочем, почему нестерпимо? Привыкли давно, уже и не замечаем, и спим так же крепко — а то и крепче, чем в чистенькой, проветренной комнате дома.