Леонид Механиков - Полёт: воспоминания

• Название: Полёт: воспоминания
• Автор: Леонид Механиков
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Был у нас наш общий любимец — преподаватель аэродинамики подполковник Кричевер. Мы его любили даже, несмотря на его серебряные, а не золотые как у всех лётчиков технические погоны. Умница великая. Сам из себя невзрачный, маленького роста, в громадных очках с толстыми стёклами, за которыми внимательные настороженные, не видящие ничего, кроме формул, графиков и классной доски глаза, громадной, всколоченной, седой вьющейся шевелюрой на несоразмерно большой голове, вечно в пух и прах перепачканный мелом (когда он читал лекцию, то попеременно вытирал тряпкой то мел на доске, то вспотевший лоб). Под стать всему несоразмерному был и его голос: из этого щуплого тела неожиданно для слушателя возникал басовитый, громкий голос богатыря.

Мы уже знали все ходы и выходы, мы использовали коридоры, переходы и лестницы рационально. К примеру, после лекции по конструкции двигателя для того, чтобы попасть в класс аэродинамики, надо было обойти чуть ли не всё здание УЛО, подняться на два этажа по широченной парадной лестнице и там снова тащиться коридорами. А рядом с инженерной была крутая, почти не освещённая лестница чёрного хода, — колодец с витой, узкой, рассчитанной по ширине только на одного человека железной лестницей со старинными, пробитыми насквозь затейливым узором, толстыми чугунными, рифлёными ступенями. По-видимому, эта лестница предназначалась для пожарных, но она являлась кратчайшим путём между нужными нам аудиториями. И, хотя по ней можно было пройти лишь одному человеку, — мы бегали вверх по ней быстро: попробуй, задержись, — тут же нижний засунет тебе палец в очко.

В этот раз мы, как всегда, торопились. Нужно занять место поближе, да ещё успеть перекурить в курилке. Я спешил. Сзади поджимали. Перед носом мелькает чей-то зад. Зад торопится не очень. До площадки второго этажа ещё десяток ступеней. На площадке можно разминуться, там поместится два человека, там я его и обойду. А пока — я со всего маху тычу вытянутый палец прямо в очко. Раздаётся дикий басовитый хохот и впереди идущий пулей взлетает на площадку.

Кричевер! Это его голос! Как он оказался среди курсантов? Здесь же преподаватели не ходят! Что теперь будет?! Кричевер стоит наверху и подслеповато пытается рассмотреть наглеца, воткнувшего ему, преподавателю, палец в зад.

Слава богу, что темно.

Я бочком протискиваюсь мимо, здороваюсь.

Мой голос он знает.

Он отвечает.

Значит, я — вне подозрений. Я такого сделать не мог. Значит, кто-то сзади.

Да и на самом деле я этого сделать никогда бы не мог, — очень уж уважал я этого преподавателя.

Я бегу наверх, Кричевер остаётся внизу.

Не знаю, нашёл ли он наглеца…

На меня такого он даже и подумать не мог — отличник, любимец…

Об этом случае я никогда и никому не рассказывал.

Даже после окончания училища.

* * *

Завершающим этапом обучения в ТБК (теоретический батальон курсантов) являются батальонные учения. К этим учениям мы готовились долго.

Были уже изучены уставы и наставления, общевойсковая тактика, оружие, проведены практические стрельбы и марш-броски, изучена разработка учения. По плану мы должны были обороняться, а соседний батальон — наступать. Их задача — овладеть объектом, который мы прикрывали, наша задача — не дать противнику овладеть тем чёртовым объектом… И всё-таки начало учений было неожиданным: в 4 часа утра — тревога. На сей раз, сорока пяти секунд не хватило: получаем патроны (пусть и холостые, но всё-таки их получить надо) и сухой паёк на двое суток.

Выскакиваем из казармы в морозную ночь, строимся, получаем последние указания, где находится объект и где противник, на лыжи — и вперёд броском на 40 километров! Как шли, рассказывать не буду. До сих пор считаю своей заслугой, что я не сошёл с дистанции, что добрался всё-таки до прикрываемого объекта.

Всё! Теперь можно упасть и отдышаться.

Не тут-то было. Поступила команда окапываться. Окапываться в чистом поле среди снежных сугробов! Окапываться от кого? Окопались. Развили систему ходов сообщения, подготовили брустверы.

Взялись за сухие пайки.

Пора бы уже противнику и нападать.

Не нападает что-то.

Ладно, подождём.

А морозец — хватает за нос, руки в рукавицах мёрзнут, ноги в кирзовых сапогах. Две портянки да резина. Бегать ещё ничего, а сидеть и ждать…

Начальство набежало, комбат майор Марусидзе пришёл.

Это он сопровождал заместителя начальника училища по строевой.

Выстроили всех и объявили: кто обморозится — прямо на гауптвахту. Теперь понимаю, что в глазах авиаторов пехотные учения — несерьёзно, мол, лётчикам не по окопам отсиживаться надо, а воевать, да видно, отстояла пехота своё в программе, да и зам по строевой настоял на учениях — нужно, чтобы знали потом, каково пехоте.

Видно, что-то не заладилось у них, возникла заминка, надо ждать. А как ждать в сапогах? Обморозится курсант — надолго выйдет из строя, на выпуске отразится, — показатели снизятся.

Вот и набежали.

Нам не говорили причины задержки нападающих: то ли их не туда отвезли, то ли они сами заблудились — короче, вместо того чтобы отвоевать за день, мы провели в снегу день, ночь, и только во второй половине следующего дня противник вдруг на нас напал. Возможно, это и был их приём, потому что бдительность наша была потеряна полностью, и подползающего противника мы обнаружили слишком поздно, почти у своих окопов.

Поднялась беспорядочная стрельба, противник успел проникнуть в наши окопы, и началась рукопашная.

Мы настолько уже устали от ожидания, настолько все замёрзли, настолько разозлились на этого пропавшего противника, что рукопашная пошла по-настоящему: в морозном безветренном воздухе далеко разносился мат, кряхтенье, вскрики, охи и тумаки.

Не знаю, кто кого победил бы, если бы на бруствере не появился сам начальник училища. Таким мы его ещё не видели. Он был взбешён. Генерал выхватил пистолет и стал стрелять вверх раз за разом, пока не высадил всей обоймы. Звонкие выстрелы ТТ отрезвили воинов.

Все остановились.

Начальник училища дал команду прекратить безобразие, объявил учение законченным и дал команду следовать в гарнизон. Мы неохотно подчинились.

Несколько дней курсанты были похожи на каких-то беспризорников: некоторых отправили в санчасть, другие ходили с синяками да шишками.

Не знаю что было организаторам этих учений, но только зама по строевой за это побоище из училища убрали.

Самое главное из этой истории: ни один из наших курсантов не обморозился! До сих пор не понимаю, как это могло быть.

На этом наши познания о жизни пехоты и ограничились. Были, конечно, ещё и караулы, и патрулирование — но это уже было не то. Настоящая пехотная служба осталась у нас недоброй памятью.

Незаметно подкралось лето. Закончено теоретическое обучение на поршневом самолёте и мы направлены для прохождения лётной практики на аэродром Азов.

Городок Азов встретил нас приветливо. Прибытие такого количества лётчиков для маленького южного городка — событие из ряда вон выходящее. Каждое наше передвижение, каждое появление «на гражданке» фиксируется в первую очередь слабым, а за ним — и, бдительно защищающим свои рубежи, сильным полом. Начальство отпускает в увольнение неохотно, а если уж отпускает, то группой не менее пяти человек. Пятый — старший.

Подошла и моя очередь в увольнение. Старшина у нас — далеко не тот, что был в ТБК, да и порядки далеко не те. Тем не менее, пуговицы надраены, блестят, воротнички подшиты, гимнастёрки наглажены. Увольняемые построились. Осмотр произведён. Недостатки устранены. Осталось последнее испытание — конь. Прямо в сапогах и ремнях по одному, цепочкой привычно прыгаем через коня, за которым нас ждут увольнительные записки. Всё. Мы на свободе. До чего же непривычно и замечательно идти по улице, заполненной людьми в гражданской форме! За весь период обучения в ТБК мы ни разу не были в увольнении и совсем отвыкли от вида людей в гражданском.

Наверное, и мы для мирного, южного городка представляем собой необычную картину: люди на нас обращают внимание, оглядываются. Ещё бы — военные здесь бывают редко. Вид же курсантов с блестящими пуговицами, строем привычно вышагивающих в ногу по тротуару, естественно явление для городка непривычное.

Особенно часто оборачиваются девушки.

Девушек почему-то много. При них мы становимся особенно бравыми: каждому кажется, что она смотрит именно на него.

Прошлись. Городок небольшой, идти вроде больше некуда. Времени ещё много.

Попался пивной ларёк. От нечего делать решаем попить пива. Взяли по кружке, пьём. Вроде напились, но кому-то захотелось ещё. Решили взять ещё по кружечке.

К ларьку подходит заросший тип с кошёлкой. В кошёлке — варёные раки. Громадные красные раки, пересыпанные укропом. Под раками — бутылка водки. Мы следуем совету мужика не переводить добро, платим ему за бутылку и он за углом ларька доливает каждому в пиво водки. Закусываем раками. Устроились очень недурственно, мужик примкнул к нашей компании, в дело пошла вторая бутылка. В голове зашумело. Пиво больше уже не лезет.