Генри Мортон - Прогулки по Испании: От Пиренеев до Гибралтара

• Название: Прогулки по Испании: От Пиренеев до Гибралтара
• Автор: Генри Мортон
• Издательство: Эксмо, Мидгард
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-32420-0

Как и едва ли не для каждой страны, для Испании существует свой стереотип: коррида, фламенко, вино, Кармен… И, разумеется, этими образами Испания не только не исчерпывается, но даже и не начинается. Она удивительно красива и многолика, эта страна между Пиренеями и морем.

Неутомимый путешественник Генри Мортон приехал в Испанию не за стереотипами — он хотел увидеть страну изнутри, окинуть ее взглядом «доброжелательного постороннего», чтобы понять, принять и восхититься. «Испания» Мортона — книга такая же разноликая, контрастная, солнечная и сумрачная, величественная и карнавальная, чинная и вольная, как и страна, которой она посвящена.

---

Непривычно сознавать, что в Эдуарде II было столько испанской крови, которую он передал Эдуарду III и, таким образом, Черному Принцу и Джону Гонту. Кампания Черного Принца в Испании в защиту лишившегося трона Педро Жестокого становится полностью понятной, когда мы обнаруживаем, что он сражался за права семьи своей прабабушки.

— Пойдемте, — пригласил прислужник, — я покажу вам еще кое-что.

Он провел меня вниз по мраморным ступеням в маленький склеп, или panteon, под алтарем, где священные реликвии и человеческие останки лежат, заключенные в красивые гробы и стеклянные футляры, под светом электрических ламп. Прислужник указал на маленькое распятие из слоновой кости, которое святой Фердинанд всегда брал с собой в битву, и мы осмотрели гробы и ларцы, многие из которых снабжены ярлыками, словно музейные экспонаты. Здесь я нашел две маленьких шкатулки, перевязанные официальной красно-желтой лентой. В одной — кости Педро Жестокого, а в другой — единственной женщины, которая имела на него влияние, его метрессы Марии де Падилья.

Она была матерью нескольких детей, в том числе Констанции, которая вышла замуж за Джона Гонта, и Изабеллы, жены Эдмунда Лэнгли. Как я уже говорил, кровь этих женщин перешла в Англии к Эдуарду IV, Ричарду III и, через Елизавету Йоркскую, к Генриху VIII и Елизавете. Поистине сложно представить тонкую струйку этой страстной испанской крови в Королеве-девственнице! С испанской стороны линия продолжилась через Хуана II и Энрике IV к Изабелле и далее, через ее дочь Хуану, к Габсбургам.

Когда Мария де Падилья умерла, Педро созвал особое собрание кортесов в Севилье и объявил, что они с Марией были давно и законно обвенчаны. Свидетелями этого брака он назвал своего капеллана, канцлера и брата Марии. Архиепископ Толедский принял клятвы свидетелей, и король со своей мертвой метрессой были объявлены мужем и женой, а их дети — законными. Я прочел на этикетках посмертных шкатулок доказательство того, что Мария де Падилья была названа esposa, то есть супругой, Педро. Это решение случайно также стало узакониванием двоеженства, так как Педро сочетался браком с Бланкой де Бурбон, уже будучи женат на Марии де Падилья!

— У вас есть поговорка о скелетах в шкафу? — спросил я прислужника.

Но он меня не понял.

Констанция была всецело предана отцу, и одной из причин брака с Джоном Гонтом явилось то, что он мог стать мстителем убийцам Педро. Фруассар говорит, что, когда Джон Гонт и Констанция привели английскую армию в Испанию, чтобы отобрать корону Кастилии, Констанция воспользовалась первой же возможностью найти останки своего отца, которые выкопали и перевезли в Севилью «и там наидостойнейше захоронили»; впрочем, это вряд ли подтверждается шкатулкой с костями в маленьком склепе под алтарем.

— Вы когда-нибудь слышали историю большого рубина, который Педро Жестокий отобрал у короля Гранады? — спросил я прислужника.

— Конечно, señor, все в Севилье знают о большом рубине.

— А вы знаете, что дон Педро отдал рубин Черному Принцу и теперь камень находится в короне Англии?

Прислужник удивился и решил, что я все придумал.

— Это правда?

— Истинная правда. Вы можете увидеть его в любой день, если посетите сокровищницу британской короны в лондонском Тауэре.

Думаю, он засыпал бы меня вопросами, если бы в этот миг на его лице внезапно не проступило волнение, и со словами: «Быстрее, señor, надо идти!» — он не побежал бы вверх по лестнице. Мы едва успели: хор и каноники уже занимали места на coro.

§ 4

Помню, как много лет назад сирийский торговец провел меня по улочкам Дамаска к двери в стене где-то в трущобах. По другую сторону стены обнаружился дворик с апельсиновыми деревьями, фонтаном и ручной газелью. Комнаты вокруг дворика были завалены коврами и половиками, которые привезли по суше — караваном из Персии. Там были шелка, парча, украшения, керамика и прочие обычные вещи, которые выглядят такими чудесными на Ближнем Востоке и такими неуместными, когда вы привозите их домой. После нескольких чашечек кофе я поторговался за два верблюжьих коврика, которые сохранились у меня до сих пор, а после заключения сделки торговец, в котором вскипела кровь, провел меня по ряду комнат, освещенных висячими лампами из цветного стекла. Стены украшали арабески, покрытые изящной резьбой, вызолоченные и раскрашенные — некоторые из них были прекрасными и действительно старинными.

— Я продам вам любую комнату, какая больше понравится, — сказал торговец, хлопая в ладоши, чтобы принесли еще кофе. — Очень дешево! Как хорошо эта комната будет выглядеть — или, может, та, что меньше, с золотыми диванами, — в вашем доме в Англии…

Ошибочно приняв мое замешательство за интерес, он продолжал:

— Я погружу эту комнату для вас на корабль, сэр, каждая секция будет понятно помечена, чтобы ваш плотник мог сложить ее в точности такой же, какой вы видите ее сейчас. А когда вы пригласите друзей и подадите им кофе, они подумают, что оказались в Дамаске. Смотрите, каждая стена сделана из секций, которые подогнаны друг к другу. Она вся разбирается на части и упаковывается в коробки…

Уходя, я подумал, что получил хороший урок арабской архитектуры. Это архитектура кочевника. Даже сложенное из камня имеет вид вырезанного из дерева: все можно снять, упаковать, как декорацию, водрузить на спины верблюдов и перевезти через пустыню, чтобы заново построить в каком-нибудь другом месте.

Я вспомнил этот разговор, когда вошел в севильский алькасар. Возможно, большинство европейцев, если они честны с собой, признаются: когда прошел первый миг восторга и удивления, они бредут дальше по мавританским залам с нарастающей скукой. Первое впечатление незабываемо: фантазия, легкость, игра тени и света, грозди золотых медовых сот на уровне крыши, стройные парные колонны, островерхие арки и похожие на ожерелья арабески над ними, — но это продолжается и продолжается, словно бесконечный, полный повторов арабский анекдот, пока не возникает ощущение таблицы умножения, положенной на музыку. Поначалу я думал: алькасар — самое красивое из всего, что я видел в Севилье. Это арабская архитектура позднего Средневековья, построенная для христианина — для Педро Жестокого; можно увидеть надпись, бегущую вокруг входного patio, в которой короля называют «султаном». Какой необычайной помесью были, наверное, средневековые испанцы! Даже Сид говорил по-арабски и любил иногда носить мавританские одежды, как и святой Фердинанд, а Педро соблюдал арабский обычай (если только это не клевета врагов) сохранения вражеских голов в ящиках с солью и камфарой.

Алькасар дает самые любопытные доказательства, какие только можно найти в Испании, подтверждающие заявления профессора Тренда о том, что «испанская средневековая история не может быть понята в грубых терминах Реконкисты». Я уверен, многие туристы, которым показывают этот дворец, полагают, что осматривают дворец мавров; но он построен христианскими королями на месте старого мавританского дворца, от которого едва ли остался хоть какой-нибудь след. Это замечательное свидетельство того, как арабские привычки и обычаи проникали в жизнь христианской Испании. Как ни странно, алькасар все еще используется как дворец, и генерал Франко, когда приезжает в Севилью, живет здесь, в викторианской обстановке, перенесенной в окружение арабесок. В этом мавританском дворце стоят бронзовые кровати, а хрустальные люстры свисают с золоченых потолков. Мне рассказали, что Альфонсо XIII любил алькасар больше остальных своих дворцов. Несомненно, дворец хорошо подходил к романтическому настроению, и его величество мог выбраться ночью через маленькую боковую калитку в квартал Веракрус, где даже в жаркие дни лета можно иногда услышать гитару из окна верхнего этажа.

Я спросил гида, слышал ли он о рубине Черного Принца, и он ответил, что нет. Когда я уточнил, слышал ли он когда-нибудь о рубине, который Педро украл у короля Гранады, его глаза засияли, и он рассказал мне такую историю.

Абу Саид узурпировал трон Гранады и явился в Севилью просить поддержки Педро в сопровождении большой свиты и со многими богатыми дарами. Он весьма неосторожно взял с собой коллекцию драгоценностей, в том числе огромный неограненный рубин размером почти с куриное яйцо; и эту драгоценность Педро возжаждал всем сердцем. Он ласково приветствовал Рыжего короля, как называли Абу Саида, и разместил его со свитой подобающим образом, но замыслил предать своего гостя и украсть драгоценности. И когда Рыжий король и его приближенные были схвачены, с Абу Саида сняли одежды и, усадив на осла, унизительно отвезли в поле за Севильей. Здесь Педро и его рыцари поскакали на него с копьями. Педро при каждом движении копья кричал: «Это за договор, который ты заставил меня подписать с Арагоном!» и «Это за замок, что ты отнял у меня!»; наконец сарацин упал, получив смертельную рану. Так Педро Жестокий завладел рубином Абу Саида.