Владимир Мальцев - О том, что сильнее нас

• Название: О том, что сильнее нас
• Автор: Владимир Мальцев
• Издательство: ООО «Издательство «Летний сад»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-98856-164-4

Имя Владимира Мальцева (р. 1957), путешественника, спелеолога, фотохудожника, геолога, программиста и т.д., а также автора научных статей и популярной книги «Пещера мечты, пещера судьбы» (Астрель, 2001), известно многим. И вот новая книга. По воле автора (и с его легкой руки) жанрово обозначенная как роман. Однако, если подходить со строгих позиций определения жанра, перед нами скорее не роман, а весьма сложно и прихотливо выстроенное произведение, вбирающее в свою литературную ткань самые разные жанровые образчики — от рассказа, новеллы, пейзажной зарисовки, туристской байки «в форме лёгкого трёпа» до драмы, одноактовой пьесы, писем и эссе. Не менее причудливо выстроен и сюжет романа — он то течёт спокойной рекой, то неожиданно устремляется, бешено крутясь на бурных порогах, к водопаду, а то вдруг исчезает, прячась за излучиной или обрываясь сразу за возникшей скалой… Но что-то (а вернее — кто-то!) всё же держит «лоскутное полотно» книги, не давая, не позволяя ему расползаться, «сшивая» части в единое гармоничное целое. Это главный герой (читай — сам автор). Дистанция между ними почти нивелирована, размыта, хотя и существует. Самое удивительное, что читателю нет дела до этих нюансов, ему просто бесконечно интересен главный герой — то, ЧТО он видит, КАК мыслит, КАКИЕ испытывает чувства и ощущения. Потому что главный герой наделён удивительным даром — видеть Красоту во всех её проявлениях, будь то река, или пещера, или струящаяся вода, или северное сияние, распахнувшееся на полнеба, или «душевная смута», или свет в женских глазах… Неустанно пытаясь «дойти до самой сути» в поисках Пути, главный герой обрёл несравненный клад — и теперь, легко разжав руки, щедро рассыпал его перед читателями.

Следуя за вышесказанным, можно подхватить и музыкальные аллюзии автора, в подзаголовке лукаво обозначившего своё произведение как «неплохо темперированный клавир» в тональности «фа-минор», однако суть остается той же — один инструмент ведёт за собой все другие. Такой вот «концерт для фортепиано с оркестром».

---

Сидим мы на берегу и таращимся на следы как последние дураки, а в головах — странноватые мысли бродят. У ребят — шуточки, а у меня — даже не знаю. Адреналин в голову шибанул. Ну не бывает такого. А какое бывает? Что там Чарли рассказывал?

Чарли — мой старый английский друг, много ездивший со мной по южным пещерам и пару раз ездивший без меня сюда. С той самой командой, которая никак Ломоносовскую найти не могла. Недавно он заезжал в Москву. Рассказывал я ему и то, что трижды не мог попасть в вожделенную Олимпийскую.

– Знаешь, Владимир, Железные Ворота — самое необычное из мест, в которых я бывал. Раз у тебя там такие вещи происходят — смотрел бы ты повнимательнее, что вокруг деется.

– В чём необычное-то?

– Там кто-то есть. Или что-то.

– В смысле?

– Я там дважды бывал. И всякий раз меня не отпускало совершенно твёрдое ощущение, что кроме нас там есть кто-то ещё.

– Так неудивительно, вы же туда в основном водку пить ездили да в бане париться? С такого что хочешь померещится.

– Да нет, это ребята много пили. Я, когда начинаю что-то такое чувствовать, пить перестаю.

– Знаешь, Чарли, всё это какая-то ерундистика. Хоть что-то предметное — было?

– Было. Возвращались мы вечером в избушку. В Хрустальную ходили. Пятнадцать человек нас там было. Рельеф ты знаешь — лес, воронки, лес, воронки. Лыжня то спускается в воронку, то прячется за скалу, то за деревья. Мы растянулись. Идёшь вот так один, а впереди фонари то исчезают, то опять появляются. И сзади кто-то идёт, тоже фонарик то прячется, то сверкает. Близко идёт, ярко сверкает. Шагов не слышно, или забиваются скрипом моих лыж, но мою тень на снег луч этого фонарика вполне читаемую отбрасывает.

– Ну и что?

– Да так… Добираюсь до базы, захожу в избушку, а все уже там. Сидят, уже разделись, водку пьют. Понимаешь — все! Все четырнадцать! Пересчитывал несколько раз и по именам перебирал. Я шёл последним, не было за мной никого!

– Точно не пил?

– Да пошёл ты… Да, вот… Первый раз я заметил сзади фонарь, когда лыжня острый угол вокруг скалы давала; тех, кто сзади, — само собой, на этом месте видишь. Так это — та скала, которая над дальней стороной входа в пятьдесят вторую нависает, ну ты знаешь, это где Володя Киселёв несколько лет назад погиб. Я всё с тех пор думаю, не его ли дух там остался?

* * *

М-да. Разумеется, мэтр Киселёв тут совсем уж ни при чём. Габариты не те, знаете ли. А кто? Не было больше жмуриков на Железных Воротах, были бы — я бы знал. Да и чушь собачья все эти сказки про привидения. Материалист я. Могу поверить про совсем неведомое, всё ж таки не бесконечно знание наше… Но не в такую чушь, на скорую руку сляпанную из повседневно знакомого, сдобренного сосанными из пальца предположениями.

И всё же — это оно? То, ради чего меня тащило в эту пещеру, но не пускало в трёх предыдущих попытках? А тогда где установление контакта? Просто попугать? Так не из пугливых… Ну да, мозги чуток закипать начинают, но ведь не со страху, а просто на упихивание в них подобных приколов да на согласование их с имеющимися знаниями — мно-о-о-го энергии надо, перегрев-с. Логики не видно. Или это знак, чтобы готовился, а ОНО — дальше будет? Ай-яй-яй. Суеверными становимся?

А ведь в Олимпийской — за последнюю пару лет не появлялся вообще никто, а после нашей августовской вылазки так и ко входу никто не подходил. Десятью способами доказуемо. На Пинеге всегда все знают, если кто в какую пещеру собрался. А на входе в лог Железных Ворот, там, где единственная осмысленная дорога подходит, — стоит кордон карстового отряда, на котором мы и живём. Четыре избушки с банькой. На кордоне всю зиму непрерывно кто-то находился, причём все — знакомы, доступны, ну и так далее. Мы сами, к примеру, забрасываясь, столкнулись с предыдущей группой. Посторонних не было, маршруты передвижения «своих» известны. В журнале, в конце концов, расписаны. А со всех других сторон, где нет кордона на входе, — многие километры, даже десятки километров по шелопнику, что, в особенности зимой, совсем уж невероятно. Непроходимы по шелопнику большие расстояния. Да и нафиг кому к Олимпийской по шелопнику ноги квасить, если дорога есть?

Гм. А ведь верхний сифон на ручье, если карте верить, — в точности под той воронкой, где лыжня-то пропала. Трам-пам-пам. Приехали. Хватит. Дальше думать не надо, чорт знает куда ведь заведёт. Как сказал тот прапорщик из анекдота, в котором его заставили состязаться в интеллекте с шимпанзе, а чего тут думать, когда трясти надо?

– Эй, ребята, хватит отдыхать. Двигаться пора. Теперь мы знаем, где мы, дальше без проблем. Просьба одна есть. Давайте Машке про следы пока ни слова. Напугается — съёмка сорвётся. Вечером, на базе, и обсудим, и похохмим. Договорились?

– Ты — начальник. Как скажешь.

* * *

Какое-то время шли со свистом. Обратно на Белую речку вывалились ходом, без единой разведки, на слиянии надули лодки, чайку сварганили, погрузились… Даже полкилометра проплыли без единой проблемы — глубина есть, течение слабое, лодка под веслом с приличной скоростью идёт… А вот дальше, как только объёмы галерей прибавились, так оно и началось.

Неправильно мы снаряжение рассчитали. Нужно было брать не как сейчас — один гидрокостюм и три лодки, а строго наоборот. Берёзовый ручей в верхнем течении, оказывается, по зимней малой воде пребывает в самом паскудном состоянии из возможных. Воды ровно столько, чтобы в сапогах практически нигде нельзя было пройти, особенно имея в виду топкую глину на дне, и при этом достаточно мало, чтобы лодки прочно на мели сидели. Настолько прочно, чтобы наш единственный огидрокостюмленный бурлак (разумеется, Маша) гружёную лодку не мог даже сдвинуть с места без риска подрать в клочья. Вот если бы всех в гидрокостюмы, а лодки только для транспортировки аппаратуры, перекуса, ну и на антураж… А так — где по берегу, где по воде, где несколько метров проплыть, где Маша протянет. Трудно и медленно. Джентльмены фиговы. Трое мужиков каждый в своей лодке сидят покуривают, а бедная девушка, отдуваясь, тащит весь этот плавучий поезд.

Не доходим мы до водопадов. Полкилометра не доходим. И хоть ты тресни. То есть дойти, конечно, можно, но только похоронив завтрашний выход. По времени и по силам. Да и не факт, что на фото силы останутся. Так что придётся поворачивать назад. Жалко. Одно хорошо — без фотографий остаться не должны. Были красивые пейзажи по дороге, и не один… Сделаем. Аппаратуру можно изготовить сразу, сплав спокойный, просто по лодке разложить… Кадров на шесть-семь постановка практически готова, каждый можно за пять минут щёлкнуть. А на кристаллах отыграться толком можно и в Ломоносовской, сделаем завтра второй выход и все дела.

Одно непонятно. Если пещера столько времени не пускала, а теперь пустила, и предчувствие было, и драйв соответствующий был, не говоря уж о приколах со следами всякими, — почему застряли, почему возвращаться приходится, да ещё и в столь невразумительном месте? Не сбивается оно как-то, что-то явно здесь не то…

* * *

Программа съёмок накрывается на первом же кадре самым замечательным образом. Как выразился тот же хирург из того же анекдота по поводу третьего падения того же попа с той же колокольни, третий раз несомненно означает привычку. Останавливаем на присмотренной точке лодки, объясняю всем затею кадра и действия каждого, достаю технику. Идеально вышколенная фотоассистентка Маша (без издёвки, лучшей мне за последний десяток лет не попадалось) внимательно смотрит, как я ей показываю лазером, куда какую вспышку класть и куда целить, снимает варежки, вытирает руки сухим платочком, вооружается парой главных вспышек, а также полиэтиленками, которые под них подстелить (высоковольтные вспышки органически не переваривают даже единственной капли воды), идёт к первой точке, суёт вспышку прямо в жидкую грязь, идёт ко второй точке, опять суёт вспышку прямо в жидкую грязь, и продолжает исполнять то же самое далее по всей схеме! Завершив процедуру убиения работоспособности всех наличных вспышек, не торопясь возвращается. Даже, кажется, мурлыча что-то музыкальное себе под нос.

Абсолютно не в моих правилах воспринять эдакое спокойно. При продвинутом ляпе, хоронящем всю содержательную программу целого выхода, я обычно начинаю по-адмиральски фитилить направо и налево этажей на шесть, да с вывертом. Здесь же – идиотизм ситуёвины был настолько запредельным, что ни сил, ни желания ругаться не было. Ни на секунду не возникло мысли, что Машка могла так ошибиться или свредничать. Явное помрачение. В полном обалдении я вылупил глаза, соскочил с лодки и мягким таким голосом спросил Машу, зачем, собственно, она намочила вспышки и тем самым их погробила? В полном соответствии с логикой событий она ответила, что не знает, после чего стукнула себя по лбу и удивлённо высказалась в смысле, что ведь и впрямь погробила. То ли сила удара по лбу была чрезмерной, то ли помрачение продолжалось… Как бы то ни было, в момент стуканья себя по лбу Маша поскользнулась и начала падать. Ну и упала бы. Ну и хрен бы с ней. На то она и фотомодель, чтобы в гидре ходить и не бояться промокнуть, даже поплавав в речке. Но я-то в сапогах стою. И повисшая на шее Маша добавляет мне ровно столько веса, чтобы я начал медленно, но верно тонуть в жидкой глине. По самое это самое. На этот раз — уже оглашая окрестности фигурными и фигуральными загибами. Мало того. Люди вообще животные отзывчивые и понятливые. Состраданием к ближнему одержимые. В общем, попрыгавшие со своих лодок ребята начинают меня вытаскивать, и — тонут сами. По самое это самое. В итоге имеем скульптурную группу из трёх вцепившихся друг в друга мужиков, торчащих из воды приблизительно от середины бёдер, удерживающих повисшую посередине Машу. Опять потерявших дар речи. Великое, между прочим, искусство — одним движением руки основательно намочить три вспышки и трёх мужиков!