Иван Толмачев - В степях донских

• Название: В степях донских
• Автор: Иван Толмачев
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1959

Автор книги «В степях донских» Иван Павлович Толмачев родился в 1889 году в хуторе Лукичеве Донской области. Несколько лет прослужил в старой армии, был на фронтах первой мировой войны. В 1917 году вернулся в родные края, вступил в большевистскую партию и по поручению Каменского комитета взялся за организацию красногвардейских отрядов. В годы гражданской войны был начальником пулеметной команды, принимал участие в обороне Царицына, в боях против Врангеля и Махно. Вместе с И. П. Толмачевым в красногвардейских отрядах и частях Красной Армии сражались с белогвардейцами и иностранными интервентами одиннадцать его братьев. В своих мемуарах Иван Павлович рассказывает о становлении Советской власти в казачьих хуторах и станицах, с сердечной теплотой вспоминает о своих боевых друзьях. Немало волнующих страниц книги посвящено описанию быта донского казачества.

---

Жестокие, порой безуспешные бои, зверские расправы офицеров над ни в чем не повинными женщинами, стариками вызывали у многих казаков горькое разочарование. Даже преданные контрреволюции бородачи не понимали, почему командование бросает их в бой на отходящие советские части.

— Нам говорили: очистим Донщину от большевиков, установим казачью власть. Но ведь большевики сами отходят на Царицын? Зачем же кровь лить? — спрашивали старики офицеров.

Те всячески изворачивались, чтобы заставить подчиненных сражаться за присоединение к Дону Царицына, Камышина, Балашова, Богучар и других городов.

А в ответ все смелее раздавались голоса:

— На кой черт нам другие земли, своих хватит!

— Идти за Дон — значит, против всей России воевать? Ого-го!

— Та ни в жисть не осилим! Куда нам против махины?

Заволновались, заспорили люди в лагере врага. Начавшиеся репрессии лишь помогли многим из них определить свой путь: казаки начали переходить на сторону Красной Армии сначала поодиночке, крадучись от своих станичников, а потом группами, взводами, сотнями. Помню, как под хутором Максимкином во время боя перешла с полным вооружением казачья сотня во главе с офицером Мордовиным и хорунжим Пастуховым.

— Веду своих молодцов в атаку, — рассказывал Мордовин, — а за нами едет строй юнкеров. Если мы побежим обратно, юнкера обязаны стрелять нам в спины. Стоит ли класть за этот порядок свою голову? Не верит Мамонтов и нам, офицерам-фронтовикам. Ведь мы встречались с большевиками в окопах и знаем, кто они. Одним словом, пора браться за ум.

И казаки стали «браться за ум». После неудачного рейда по нашим тылам в районе Калача вспыхнула крупная ссора — заспорили фронтовики со стариками-бородачами, фанатически преданными офицерам.

Первые ратовали за примирение с большевиками, вторые обвиняли фронтовиков в измене Дону, лезли в драку. Не успели погасить ссору, как одна из сотен категорически  отказалась сидеть в окопах и, самовольно снявшись с позиций, ушла в тыл. Ее примеру последовали некоторые другие фронтовики. Все они объединились в один отряд и двинулись по домам. Их возглавил смелый, опытный урядник Ананий Борисович Троянов.

Мамонтов всполошился и стал принимать экстренные меры: вдогонку, ушедшим выслал карателей, а военно-полевой суд заочно приговорил зачинщиков бунта Троянова и других к смертной казни.

Каратели ночью настигли беглецов в одном из небольших хуторов недалеко от Калача и окружили их. Полковник Иванов предложил им сдаться на милость. Они ответили категорическим отказом.

— Браты, нету нам другой дороги, кроме той, по которой пошли, — заявил Троянов, обращаясь к товарищам. — Уговаривают нас, а после оденут петлю на шею и повесят.

И казаки решили: биться до последнего, но не мириться с Мамонтовым.

Начали бой. Скомандовав «Шашки вон, в лаву стройся!», Троянов повел отряд в атаку. После короткой, но ожесточенной стычки большинство прорвало кольцо и ушло, но некоторые раненые, в том числе и Троянов, свалились с лошадей. Озверевшие каратели исполосовали их шашками. Их, окровавленных, без сознания, бросили в повозку и отправили в Калач. В городе вывалили на пыльной площади. Тут бородачи дали волю своим звериным привычкам: били пленников сапогами, плевали в залитые кровью лица, трясясь от злобы, тыкали в раны окованными остриями палок.

Но нашлись в Калаче жители, которые сочувствовали Троянову и его товарищам. Дождавшись темноты, один из таких переплыл Дон, добрался до штаба нашей части и сообщил о случившемся. Тут же решили помочь спасти жизнь людям, смело бросившим вызов контрреволюции. На этом факте казаки могли еще раз убедиться в том, что в лице Красной Армии они имеют настоящих друзей, готовых прийти на выручку в тяжелую минуту.

Командиру стрелкового батальона Харитону Петушкову (позже его назначили командиром полка) поручили взять сотню кавалеристов, четыре пулемета и организовать налет на Калач с целью освобождения пленников.

Глухой ночью, перед самым рассветом, когда сон морит часовых, мы подползли к окопам противника. Вел нас тот самый казак, который ночью прибыл из города и сообщил о положении отряда Троянова. Красноармейцы бесшумно сняли часовых, подошли вплотную к Калачу и бросились по улицам к сараям. Охрану перебили, пленников посадили на коней.

Вызволенных из неволи товарищей поместили в госпиталь. После выздоровления все остались служить в рядах Красной Армии. Лихой, бесстрашный Ананий Троянов впоследствии успешно командовал эскадроном, вступил в большевистскую партию.

* * *

В конце июня 1918 года закончилось переформирование наших частей и отрядов. В жесточайших боях с врагом родилась и окрепла ставшая потом знаменитой Морозовско-Донецкая дивизия.

К июлю в дивизию входили:

1-й Донецкий полк — 1500 штыков, под командованием Василия Лысенко, сменившего Стеценко.

2-й Донецкий полк — 2000 штыков, под командованием Ивана Глущенко.

Морозовский полк — 3500 штыков, под командованием Михаила Вышкворцева, которого позже сменил Григорий Дунайцев.

Громославский полк — 2500 штыков, под командованием Николая Ипатова.

Воронцовский полк — 1000 штыков, под командованием Ипатия Воронкова.

Чернышковский полк — 1200 штыков, под командованием Федора Лобачева, позже Василия Гончарова.

Кавалерийский полк в составе двух дивизионов — 1200 сабель, под командованием Исая Дербенцева (после его смерти полком стал командовать М. Лысенко).

Полки в свою очередь сводились в бригады. Первой бригадой командовал большевик Василий Васильевич Кондратов — шахтер, человек редкой закалки и бесстрашия. Вторую бригаду возглавлял бывший вахмистр большевик Федор Ульянович Лобачев — один из организаторов отрядов Красной гвардии в Донецком округе.

Артиллерийская бригада в составе девяти батарей насчитывала 33 орудия. Командовал бригадой Павел Гетман — человек удивительных способностей и бесстрашия.  

Железнодорожный батальон состоял из 700 рабочих-железнодорожников станции Морозовская, им командовал Иван Фролов.

Начальником связи назначили Александра Максимовича Сильца. Правда, средства связи в то время были весьма примитивными, но настойчивый и инициативный Сильц сумел хорошо наладить это дело. Александр Максимович еще во время движения на Царицын прихватывал по пути все необходимое, снимал со столбов провода, доставал аппараты.

Подрывной командой руководил бывший учитель Василий Гаврилович Лебединский. Он хорошо обучил своих бойцов, и благодаря этому саперы умело действовали в боях.

Дети рабочих и крестьян-бедняков получали высокие назначения. До революции никто из нас, конечно, не мог и мечтать даже о командовании взводом. Вызывают бывало товарища в большой штаб и самым серьезным образом предлагают: принимайте полк или дивизию.

А товарищ этот стоит, и с его запыленного лица градом катит пот. Краснеет, смущенно машет руками, умоляет:

— Не могу я, не приходилось быть таким начальником.

— Научим.

— Боязно, шутка ли — тыщи людей в бой водить. Не могу!

— А если надо? Если революция требует?

— Ну уж, ежели революция... Ладно, попробую. Много случалось смешного при этих назначениях, сколько можно вспомнить интересных историй!

Вернувшись однажды из штаба фронта, Н. В. Харченко рассказал:

— Вызвали меня Сталин и Ворошилов. Расспросили о частях, как да что, а потом командовать фронтом предложили. Я, конечно, на дыбы — мол, не смогу, малограмотный. А они мне свое: «Как так малограмотный. Ты же бывший штабс-капитан, тринадцать наград у царя-батюшки заслужил геройством». Ну и пошли хвалить, с меня пот градом катит — стыдно за все эти побрякушки. Но стою на своем: не могу. Тогда предложили должность командующего участком Царицынского фронта. А уговорили  и сразу спрашивают: «Ну, товарищ командующий, что же вам нужно на первый случай?»

Надо бы что-нибудь умное придумать, а я возьми и шарахни: «Автомобиль нужен легковой, товарищ Народный Комиссар. А то участок длинный, ездить на коне несподручно».

Захохотали. Чувствую, сморозил глупость, готов провалиться сквозь землю от стыда. Посмеялись, а потом Сталин и говорит: «Раз требует автомобиль — будет из него командующий».

Слушали мы и тоже хохотали, а ведь с каждым случалось такое. Вот взять Михаила Филипповича Лысенко. В царской армии он дослужился до старшего унтер-офицера 27-го Нижегородского драгунского полка, прошел тысячи верст по дорогам войны, участвовал в десятках боев. Грянула революция, и он вернулся к себе в Ефремово-Степановку, организовал там один из первых на Дону партизанских отрядов. Отряд потом влился в кавполк. Стал Лысенко командовать сначала эскадроном, потом дивизионом. После смерти Дербенцева предложили принять полк. Растерялся: долго не решался дать согласия. Воевал, фактически командовал полком, а вот дать формальное согласие сразу не мог. Полк большой — по численности почти равнялся бригаде. Служили в нем казаки и иногородние, бывшие уланы и драгуны, гвардейцы и кирасиры, опытные рубаки и безусые юнцы. Потому и сомневался: его, иногороднего, могла не поддержать казачья часть полка.