Том Шарп - Сага о Щупсах

• Название: Сага о Щупсах
• Автор: Том Шарп
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-86471-648-9

В идиллической глуши сельской Англии затерялся древний Щупс-холл — замок, где уже не одно столетие заправляют женщины. Род их восходит к датскому викингу, которого взяла в оборот первая из Щупсов. С тех пор так и повелось: Щупсы берут мужчин в плен, используют в хозяйстве и не позволяют им никаких глупостей. Но даже в самых консервативных семействах случаются перемены. Беда (или любовь?) приходит в Щупс-холл в лице Эсмонда Ушли, трепетного юноши с исковерканной биографией. Жизнь его была тяжела до крайности: романтичность матушки-фиалки, ненависть батюшки-клерка и эксцентричность криминального дядюшки кого хочешь лишат рассудка. Или бросят прямо в объятия последней из Щупсов.

«Сага о Щупсах» — тринадцатый роман мэтра истинно английского юмора, виртуоза непочтительной литературной буффонады Тома Шарпа. В лучших традициях классика новая книга также населена идиотами-полицейскими, жлобами, классическими стервами, вселенскими обормотами, властными старухами. Истеричный хохот гарантирован.

---

— Эсмонд не знал, что чернила так въедятся в штукатурку.

Но мистеру Ушли так просто зубы не заговоришь.

— Семь слоев эмульсии, а все равно просвечивает, и где он вообще видел женское кое-что такой формы? Вот что мне интересно.

Миссис Ушли предпочитала видеть в этом иное.

— Нельзя сказать с уверенностью, что это… то, о чем ты думаешь, — сказала она, заманивая его в ловушку. — Это все твои грязные фантазии. Я не восприняла это как какую бы то ни было часть человеческой анатомии. Мне это увиделось чистой абстракцией, линией, силуэтом и формой…

— Линией, силуэтом и формой чего? — спросил ее муж. — Так вот, я тебе скажу, что в этом увидела миссис Люмбагоу. Она…

— И слушать не желаю. И не буду, — сказала миссис Ушли, и тут ее озарило: — А откуда ты знаешь, что она увидела? Не хочешь ли ты сказать, что миссис Люмбагоу сообщила тебе, что ей увиделось…

— Мистер Люмбагоу мне сообщил, — сказал мистер Ушли, а супруга его замерла в ожидании непроизносимого. — Он пришел в банк продлить срок по кредиту и отметил, как сильно его чертова жена, зайдя к тебе выпить кофе на днях, впечатлилась рисунком женской штучки на стене в нашем туалете.

— Ну нет, не может быть. Ее к тому времени уже закрасили.

— Именно. Дважды. Но она все равно просвечивает через краску. Миссис Люмбагоу доложила мужу, что это проросло, покуда она сидела в туалете.

— Не верю. Рисунки не прорастают. Она все придумала.

Хорэс Ушли сказал, что дело не в этом. Дело в том, что миссис Люмбагоу видела… ну, что эта штука прорастает… ладно, не прорастает, а проступает сквозь эмульсию, пока она сидела в туалете, и этому паршивцу Люмбагоу хватило пороха потребовать увеличения срока выплаты, угрожая ему, что все узнают о привычке Ушли, а именно Хорэса Ушли, рисовать вульвы, да, к черту «кое-что» и «штучки», давайте называть вещи своими именами, на стене у себя в туалете, и поэтому…

— Ты же не позволишь ему это сделать? Ты же не можешь… — пропищала миссис Ушли.

Хорэс Ушли будто взглянул на свою жену в первый и, возможно, в последний раз.

— Конечно, я все отрицал, — проговорил он медленно, после чего умолк. — Я сказал ему, чтобы он пришел, черт бы его драл, сам и проверил, если мне не доверяет. Поэтому штукатуры прибудут ликвидировать остатки ущерба завтра же.

— Опять ущерба? Какого еще?

— Ущерба, причиненного литром «Доместоса», кувалдой и паяльной лампой, за которые я заплатил двадцать пять фунтов. Не веришь — иди, убедись.

Миссис Ушли уже унеслась, и, судя по наступившей тишине, Хорэс понял, что впервые за время их брака он добился практически невозможного. Ей нечего было сказать, и вопрос о художественном образовании Эсмонда был отложен навсегда.

Ум миссис Ушли был занят другим: она вдруг увидела великую мужественность в поступке супруга. Разглядывая разгромленную стену уборной, она раздумывала, сможет ли уговорить Хорэса примерить до сих пор не ношенные бриджи из лосиной кожи, которые она подарила ему на свадьбу. Вероятно, оно и к лучшему, что ныне шумный Эсмонд более не прятался по углам.

Глава 4

К Вериному сожалению, решительный миг Хорэса оказался именно им — мигом. Супруг немедленно пришел в себя боязливого и им остался. К бессмысленной агрессии, направленной на что угодно, даже слегка отмеченное искусством или хотя бы изысканностью, Эсмонда подтолкнула мать, но и влияние отца в последующие несколько лет вряд ли можно считать целительным.

Профессия мистера Ушли, несомненно, утвердила его в старомодных представлениях, что два плюс два неизменно равно четыре, дебет должен сходиться с кредитом, деньги не растут на деревьях и их надо зарабатывать, сберегать и приумножать с процентом, второй закон термодинамики применим к делам человеческим в той же мере, в какой он применим в мире физики. Или, как он выразился одним знойным вечером, когда отца и сына, совершенно против их воли, выслали на «приятную» прогулку в Кроуэм-Хёрст:

— Тепло всегда двигается от горячего к холодному, никогда не наоборот. Ясно?

— То есть нечто холодное, вроде кубика льда, не может нагреть огонь на плите? — уточнил Эсмонд, удивив отца своей проницательностью. Хорэс никогда не думал об этом в таких очевидных терминах.

— Именно. Отлично. То же самое и с деньгами. Закон термодинамики применим и к банковским делам. Деньги всегда двигаются от тех, у кого они есть, к тем, у кого их нет.

Эсмонд остановился под березами на вершине холма Брейкнек.

— Не понимаю, — сказал он. — Если богатые все время дают деньги нищим, почему нищие остаются бедными?

— Потому что они тратят деньги, разумеется, — раздраженно ответил Хорэс.

— Но если богатые раздают деньги, значит, деньги от них уходят, и, стало быть, богатые не могут оставаться богатыми, — возразил Эсмонд.

Мистер Ушли с тоской вгляделся в далекого игрока на гольф-поле и вздохнул. Он не умел играть в гольф, но вдруг пожалел, что не научился. Его захлестнуло желанием ударить по чему-нибудь, и маленький белый мяч вполне мог бы заменить ему сына. Устояв перед искушением, мистер Ушли изо всех сил постарался улыбнуться и ответить Эсмонду. Хотя и не представлял, что именно тут можно сказать. На выручку пришло некоторое религиозное воспитание.

— Нищих всегда имеем с собою[5], — процитировал он.

— А почему мы их всегда имеем с собою?

Мистер Ушли попытался назвать хоть одну причину, с чего он привел это утверждение, которое никогда прежде не обдумывал. Как-то не было необходимости. Нищим его услуги управляющего отделением банка были не нужны, а если и нужны, то у нищих нет средств, чтобы за эти услуги заплатить; единственный человек в округе, где проживали Ушли, которого с некоторой натяжкой можно было счесть менее благополучным, являлась старая миссис Драпп, уборщица, что приходила дважды в неделю пылесосить и выполнять иные обременительные работы по дому и за свои услуги вымогала по пять фунтов в час. Мистеру Ушли думалось, что она не может считать себя нищей. Но, как бы то ни было, он уже ввязался в спор, и теперь придется его продолжить.

— Нищие всегда с нами потому, — сказал он, внезапно вдохновившись, — что они не сберегают средства. Они тратят все, что заработали, сразу, а богатые, которые гораздо умнее, поэтому они и стали богатыми, возвращают потраченное. Получается циклический процесс, что доказывает мою точку зрения. Я иду домой пить чай.

Вот в таких незавершенных дискуссиях о втором законе термодинамики и еще целой куче различных вопросов юный Эсмонд обретал уверенность в бытии. Точнее, не столько уверенность, сколько убежденность в том, что ему, возможно, никогда не постичь природу вещей, но в вещах была определенность предназначения, а у общества — некие неизменные качества, и все это делало понимание совершенно необязательным.

Эти выводы и впрямь произвели некое успокоительное действие, особенно на подростка, подверженного не только эффектам собственного вялого сексуального пробуждения, но и нападкам других мальчиков и, что еще хуже, девочек — из-за его имени, ушей, дурацкой внешности и все еще не вполне изжитой склонности таиться по углам, особенно в минуты душевного разлада. Озлобленность, пробужденная в Эсмонде подобным к нему отношением, находила некоторый выход в ожесточенных барабанных припадках, а позднее — в нескольких фортепианных уроках, но этой отдушины его лишили.

Поскольку Эсмондовы непристойные каракули на стене туалета не возымели хоть сколько-нибудь продолженного действия на прискорбно слащавые чувства матери к нему, которые она так часто выражала публично и многословно, Эсмонд почувствовал себя несколько счастливее, осознав, что в этом мире понимание сути вещей практически необязательно, если вообще возможно.

Таким образом, выбирая между сокрушительной любовью матери и чувствами, которые эта любовь в нем вызывала, и отцовскими жесткими неизменными представлениями примерно обо всем, Эсмонд Ушли замыслил походить на отца. Мышление — процесс семье Ушли неведомый, и замысел Эсмонда был обречен на неудачу.

Глава 5

Хорэс Ушли в последнее время испытывал некоторую симпатию к сыну: мальчишка, благодаря которому можно было утихомирить столь говорливую жену, даже если для этого требуются непристойные картинки в туалете первого этажа и расходы на штукатурку и ремонт, не так уж и плох.

Он даже простил сыну чудовищный барабанный грохот. В конце концов, из-за него Хорэсу приходилось покидать дом гораздо раньше и таким образом избегать пробок, а также он давал совершенно легитимный повод возвращаться поздно, предварительно укрепив дух парой больших виски в местном пабе «Виселица и гусь». Если вдуматься, то и столкновение Веры с инспектором по шумовой экологии и угроза наказания тоже пошли на пользу. У Веры поубавилось авторитарности, а скандал с прорастающей в туалете «штучкой» и рассказы миссис Люмбагоу о происшествии усилили этот эффект.