Эммануил Фейгин - Здравствуй, Чапичев!

• Название: Здравствуй, Чапичев!
• Автор: Эммануил Фейгин
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1964

---

Я был ошеломлен и ничего не понимал. А Яша весело хохотал после каждого попадания. Даже приплясывал при этом.

Тут явно какой-то фокус, какой-то секрет, решил я. Не в том даже фокус, что Яша поразил все три цели, а в том, что он как-то необычно обращался с винтовкой, держал ее в левой руке, словно палку. Поначалу я не догадался, что он левша.

— Фокус-покус, — буркнул я сердито.

— У молодого человека талант, — сказал владелец тира. — Ему бы в цирке выступать.

— Клоуном… — подхватил я.

Яша нахохлился:

— Гроши свои жалеешь?..

— Я?.. А ну, дайте ему еще три патрона, посмотрим, какой он талант.

Яша выстрелил еще: две фигуры поразил, а по третьей промазал. За промах уплатил он сам, а за попадания расплатился я.

— Теперь ты стреляй, — предложил Яша. — На тех же условиях. Попадешь — я плачу, промажешь — ты.

Я отказался. Нет. Куда мне до него! Может, у него и в самом деле талант?

— Как хочешь, — безразлично произнес Яша. — Ну, а раз ты потратился на меня, я тебя, так и быть, угощу. Хочешь мороженого? А хочешь — арбуз купим? Я умею выбирать. Такой выберу, закачаешься.

Мы отправились на притихший к вечеру воскресный базар. Яшка долго выбирал арбуз. Брал в руки то один, то другой. Общелкивал их со всех сторон, прижимался к ним ухом и чуть ли не животом, пока не вывел из терпения уставшего за день «дядька́».

— Чего вертишь, дай разрежу — и делу конец, — сказал «дядек».

— Не, — возразил Яша. — На разрез только бабы покупают, а я на глаз и на звук.

Как я потом убедился, он действительно выбрал чудесный арбуз: сочный, ароматный, он словно таял во рту.

— Где поедим? Здесь или ко мне зайдем? — спросил Яша.

— Мне все равно…

— Ну так давай к нам. — Он почему-то подмигнул мне и слегка дружелюбно толкнул плечом. — Пошли. Посмотришь нашу «артель». Да и узнаешь зараз, кто мы такие, французы или цыгане. А может, еще какие люди. Кто нас знает… А «артель» у нас большая, веселая и добрая, сам убедишься.

ВЕСЕЛАЯ «АРТЕЛЬ»

Я тогда уже неплохо знал, что такое артельная жизнь. Несколько лет наша семья жила в степной красноармейской коммуне, затем более года отец был председателем первого в районе колхоза. Но такой «артели», как Яшина, я еще не видел.

Яша толкнул ногой скрипучую дверь, и мы вошли в большой саманный сарай без потолка. У нас в степи в таких сараях, по-местному клунях, держат сено и инвентарь. Над головой сквозь крытую соломой кровлю кое-где виднелись голубые лоскутки неба.

Я даже отступил к двери: так меня ошеломило то, что я увидел и услышал. Теперь мне легко найти подходящее сравнение: бродячий театр, цыганский табор и еще многое в подобном роде. Но тогда по недостатку жизненного опыта я подумал с испугом: «Да это же сумасшедший дом». Тут же вспомнил, как однажды, будучи в Симферополе, из мальчишеского любопытства забрался в сад психиатрической больницы доктора Балабана.

В клуне Яшиной «артели», как и в больнице у Балабана, одновременно пели, смеялись, плакали, танцевали, ссорились…

Клуня была заселена так густо, что, казалось, мне и Яше даже ступить некуда будет. Но это только казалось, потому что все здесь находилось в непрерывном движении. Никто ни мгновения не стоял на месте, все кружилось, вихрилось, мелькало — лица, глаза, руки, ноги, рыжие и черные волосы, яркие пунцовые губы… Только толстые саманные стены да большой непокрытый стол посредине клуни были неподвижны.

Яша положил на стол арбуз, и все сразу остановилось. Тогда я увидел, что Яшина «артель» сплошь состоит из девчонок. И таких красивых, что мое мальчишеское сердце тотчас неистово заколотилось от восторга и радостного удивления. Уж не сон ли это? В нашем пыльном и скучном Джанкое, и вдруг такие красавицы! Девочки поменьше были похожи на кукол-растреп, а те, что постарше, — на внезапно по воле злого волшебника обнищавших сказочных принцесс.

— Мои сестры и мой братишка, — сказал Яша.

— Где братишка? — не понял я.

Все рассмеялись. Оказалось, что Яшиного младшего брата я тоже принял за девочку. И не мудрено. Ввиду отсутствия штанов он щеголял в отцовской нательной рубахе. Поди тут разберись.

— А ну, навались, будем работать, — сказал Яша.

«Артель» облепила стол со всех сторон. Сапожным ножом Яша ловко и быстро разрезал арбуз на тонкие «скибы». Так же быстро и ловко он разделил на ломти большой и пышный каравай пшеничного хлеба.

Здесь арбуз был не лакомством, а серьезной едой. Здесь, в клуне, были голодные, но не было жадных. Меня щедро наделили самой лучшей частью каравая — горбушкой и самым лучшим куском арбуза — сердцевиной.

В тот день я провел в доме у Яши Чапичева часа два или три. И мне уже не хотелось отсюда уходить. Какая это была веселая и дружная семья! Дружная, несмотря на то, что все здесь постоянно ссорились и дрались. И все это мимоходом, не всерьез. Поссорятся и тут же помирятся. Обидятся и тут же забудут об обиде. Подерутся и тут же обнимутся.

Мы играли в прятки, в казаки-разбойники, в фанты, затем просто сидели на лужайке перед клуней и болтали. Правда, я не сразу научился понимать Яшиных сестер. В семье Чапичевых лишь один Яша хорошо и чисто говорил по-русски. А все остальные говорили на какой-то странной смеси русского, татарского, украинского и французского языков.

Сейчас уже не помню, когда и от кого я узнал историю этой семьи. Возможно, мне рассказал сам Яша, а вероятнее всего — его отец. Он был не то восьмым, не то девятым сыном в семье бедного ремесленника. В 1907 году женился на такой же, как сам, бедной девушке-бесприданнице и решил вместе с молодой женой попытать счастья в далекой Америке. За океан он не попал, но какими-то судьбами оказался в Париже, где Чапичевы застряли надолго. Там, в одном из предместий и родились все их дети. Только в 1924 году Чапичевым удалось вернуться на родину в Крым. Жившие в Симферополе родственники выслали им деньги на дорогу. Но когда Чапичевы вернулись в Крым, родня испугалась: «Столько голодных ртов! Ужас! Да они сожрут нас с потрохами». Но старшие Чапичевы обладали деликатностью и щепетильностью бедняков. Они и сами не захотели обременять людей, которым были благодарны за то, что те помогли им вернуться на родину. Некоторое время Чапичевы жили в Севастополе. Но в большом городе прокормиться такой большой семье трудно. И тогда они подались в Джанкой, на вольные степные хлеба.

— Тут, в Джанкое, житуха что надо, — сказал мне как-то Яша. — Молока много, помидоров, дынь, арбузов — завались. Так что живи, не помирай. Плохо вот только у нас в семье с одеждой и обувкой. Сестры босые ходят, а впереди зима. Им бы в школу, да без обувки какая же школа!..

— Так отец-то у вас сапожник.

— Сапожник! — усмехнулся Яша. — А товар где взять? А приклад? Ты думаешь, даром дадут? Товар покупать надо. Да и не умеет батька шить ботинки. Он же «холодный» сапожник. Латку или набойку — пожалуйста. А ботинки пошить… Нет, не сумеет, не приходилось ему.

ЦИБУЛЯ

С той поры я стал частым гостем в семье Чапичевых. Впрочем, гость не то слово. Яшина «артель» быстро привыкла ко мне и приняла, как своего. А со своим чего стесняться! Меня сразу наградили прозвищем, смешным и нелепым. Тут каждый имел прозвище. Меня беспрестанно дразнили, часто в рифму, иногда без нее, но почти всегда очень обидно. Это было любимым занятием Яшиных сестер. Я пытался урезонить девочек и прекратить эту глупую, с моей точки зрения, забаву, но девочки даже не поняли, чего я от них хочу. А что тут такого? Они то и дело дразнили друг друга, и нужно сказать, делали это остроумно, с юмором, фантазией, получая от словесной перестрелки истинное удовольствие. С какой же стати они будут щадить меня? Чем я хуже или лучше? Нет, они великодушны и щедры: неравенства и несправедливости не допустят. Правда, иногда такие забавы доводили сестер до ссоры. Не обошлось однажды и без драки. Девочки дрались ловко и умело, по-мальчишески, на кулачках. Когда же я попытался разнять их, обе стороны дружно напали на меня и при этом пустили в ход чисто женское оружие — коготки и слезы.

Нужно отдать им должное — плакали они здорово, хотя и притворно. Рев стоял на всю улицу. Будто не они меня, а я их изуродовал острыми ногтями. А изуродовали они меня крепко. Зато, одержав победу, сразу стали добрыми. Даже осколок зеркала принесли и любезно предложили посмотреться. То, что я увидел в зеркале, меня, понятно, не обрадовало: щеки были расцарапаны до крови. На их языке это почему-то называлось «поставить штемпель». Хороший штемпелек, ничего не скажешь! Как только я на работу явлюсь завтра с таким штемпелем на физиономии — засмеют ребята. Я хотел было обидеться, но, подумав немного, решил, что обижаться нет смысла. Все равно моей обиды не поймут — здесь не принято обижаться по такому пустяковому поводу.