Зия Самади - Избранное. Том 2

• Название: Избранное. Том 2
• Автор: Зия Самади
• Издательство: Жазушы
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1986

Второй том избранного З. Самади составили романы «Гани-батур» и «Маимхан».

В первом из них автор изображает национально-освободительную борьбу под руководством народного героя Гани-батура, начавшуюся несколько лет спустя после разгрома восстания Ходжанияза и приведшую к созданию временного революционного правительства в Восточном Туркестане.

События второго романа переносят читателя в более далекую историческую эпоху — в XIX век. И здесь, как и в предыдущих романах, — главная тема — тема освободительной борьбы против чужеземных захватчиков. С большим мастерством и теплотой рисует автор образ своей героини, славной дочери уйгурского народа Маимхан, отдавшей жизнь за свободу.

---

— Открывай! Это я — вор Гани! Знаешь такого?!

— Ой, аллах! — женщина мгновенно скрылась в доме.

Гани полез на забор, собираясь спрыгнуть во двор, но тут подбежал его старший брат Елам и закричал на младшего:

— Что тебе нужно в чужом дворе?! Ну-ка, слезь! Слезь, кому говорят!

— Не мешай, брат, иди домой, я скоро приду…

— Я говорю тебе — слезай! Опять что-то затеял?

Столпившиеся тем временем у дома бая односельчане сказали, что Хаким вместе с Рози-имамом и еще кем-то отправился с утра в сторону Токкузтара…

— Ах, черт, опоздал! Ну, все равно, он от меня не убежит! — Гани снова вскочил в седло, но его удержал Елам, стал убеждать хотя бы коню дать передохнуть, чтобы не загнать его. Гани вынужден был послушаться.

— И где тебя носит, Гани, в свой родной дом перестал заглядывать, — укоризненно говорил Елам, когда собравшиеся всей большой семьей братья и сестры сели за один стол.

— Ты взгляни на свой участок — весь ведь зарос. Как ты не поймешь — пора тебе бросить дурачиться, надо осесть на земле, заняться делом, нашим делом, — сказал второй брат Амат.

— Слышали мы, что ты и жениться успел. Познакомил хоть бы. Привел бы в дом. Тебя ведь и с дочкой поздравить надо? — быстро заговорила младшая сестра Айсихан.

— Об этом чтоб никаких разговоров, курносая! — ответил Гани, улыбаясь ей.

У семьи был участок земли — около трехсот хо[22]. После смерти отца этот надел остался трем его сыновьям. Первые два-три года Гани на своем отрезе работал за пятерых и получал хорошие урожаи. Но потом, окунувшись в бурю событий, происходивших далеко за околицей его села, он устремился на простор, как птица устремляется в небо. Он перестал быть дехканином. И теперь снова дать ему в руки соху и заставить пахать и сеять было невозможно.

— Жил бы ты с нами, всем было бы хорошо, — вздохнула одна из невесток.

— Жили бы рядом, так вечно ссорились бы, а нынче вон у нас какая дружба, — отшутился Гани.

— Ладно, тебя, я вижу, на землю назад уже не посадишь. Живи, как хочешь, живи, где хочешь, но не шуми. Не балуй, — сказал Елам.

— Брат правду говорит, — поддержал старшего Амат. — Ты все на свою силу надеешься, хочешь быть не ниже, чем Хаким-бай, Рози-имам и им подобные. Но ведь за ними стоят лозуны, шанъё, разные большие люди. Как тебе одному с ними справиться? Слишком много берешь на себя! Подстрелят где-нибудь — и все!

— Родной мой, я умоляю тебя, не связывайся ты с ними. У меня сердце всегда за тебя так болит, — взмолилась младшая сестра.

Ласково погладив жгуче черные волосы сестренки, Гани шепнул ей:

— Не бойся, не родился еще такой человек, чтобы совладать со мной…

В комнату шумно вошли односельчане.

— Где ты пропадаешь, сынок, мы тут все соскучились по тебе, — поцеловала Гани руку сгорбленная старушка.

— Жил бы ты постоянно с нами, было бы нам поспокойнее, — поздоровался седобородый аксакал.

— И не говори, мы ведь так гордимся тобой, так тебе верим, — поддержал его другой старик, совсем древний, с трясущейся головой.

— Свадьбы, игры, скачки, состязания по-настоящему веселы, лишь когда ты здесь, Гани, а без тебя наша молодежь сидит позевывая…

Все расспрашивали Гани, как его дела, где он был, что видел. Батур в свою очередь интересовался здоровьем и делами каждого.

— Как живешь ты? — спросил он у седобородого старика. — До сих пор работаешь на Хаким-бая?

— Что делать, сынок… — вздохнул старик, поглаживая бороду. — Буду работать, пока не верну свою землю…

— Что ты будешь работать до конца дней своих, а потом и сын твой и внук твой будут работать — это я знаю. Но я знаю и другое — никогда вы назад своей земли не получите! Неужели так трудно это понять? Неужели вы не видите, что такое ваш Хаким-бай? На что вы надеетесь? С такими, как он, бороться надо — добром вы ничего не добьетесь! Ну когда эта простая вещь дойдет до ваших сердец! — Гани снова вскипел. Земляки сидели, опустив головы.

— А что делать? Я налога заплатить не смог, и у меня забрали бумагу на право владения землей…

— И у меня!

— У меня тоже…

Таких было человек десять.

— Кто забрал?

— Сам же знаешь, кто! Ала байтал да Хаким-бай, кто же еще.

— Говорят, Хаким-бай наш долг собрался сам выплатить, чтобы землю совсем уж себе забрать.

Все невзгоды земляков Гани знал и без их жалоб. Да и кто в краю не знал, как обогащаются шанъё, лозуны и беки. Уберут одного грабителя — придет другой, еще злее и ненасытнее. Мало завоевателей на нашу голову, так тут еще свои богачи, уйгуры, кровь сосут… До каких же пор все это будет продолжаться? Не зря Нусрат говорил, что… Да, Нусрат… Гани снова помрачнел. Ведь он приехал сюда затем, чтобы отомстить за Нусрата, наказать одного из виновников его ареста, Хаким-бая. Чего же он здесь сидит? Надо догнать Хакима и хотя бы забрать у него неправдой попавшие к нему документы на землю. Хотя бы так помочь землякам.

— Кто из вас поедет сейчас со мной? — строгим голосом спросил Гани.

— Куда опять? Снова на свою голову приключений ищешь? — заволновался старший брат.

— Не дури, не дури, себя не жалеешь, так хоть нас пожалей, — застонал Амат.

— Да вы сами себя, не переставая, жалеете! И чего добились?! Что толку сидеть дома да лить слезы, проклиная баев. Я не могу так жить! Не могу!

Гани стремительно встал и направился к выходу. Он не мог больше бездействовать, хотя вовсе не знал, принесет ли его поступок землякам пользу или новое горе. Он просто должен был бороться, а других путей помочь людям, страдания которых терзали его, он не знал.

Подумав, батур взял с собой лишь одного спутника — Махаматджана.

В сумерках они достигли Токкузтара, остановились у низенького домика.

— Замерз? — спросил Гани у Махаматджана, слезая с коня.

— Не спрашивай, — задыхаясь, ответил тот. — Весь трясусь от этого холода.

— Сейчас выпьем чаю, согреемся, — батур постучал в плотно запертую калитку. — Эй, Сай Шансин, ты дома?

— Что-то медлит твой китаец. Может, открывать не хочет?

— Что ты — узнает мой голос, без штанов прибежит. Я тебя в какой попало дом не приведу! Увидишь, как нас встретят, да и все новости узнаем…

Хозяин лишь слегка приоткрыл ворота, словно дело происходило в осажденной крепости, но, узнав гостя, распахнул их настежь:

— Гани!.. Моя чувствовал, моя знал, что ты приедет! Ну давай, проходи, проходи, дорогой. Вон там привяжут коней. Сяогуй[23],— крикнул хозяин.

Тут же появился маленький мальчик и отвел коней в глубь двора. Хозяин же, фонарем освещая дорогу гостям, повел их к дому. Дверь в него была так низка, что Гани втиснулся с трудом. Усевшись в комнате, гости осведомились о здоровье хозяина, тот в свою очередь расспрашивал об их делах.

— Мы к тебе поздно, ты не сердишься, Сай Шансин?..

— Ну что ты, что ты, ты — друг, моя всегда рада тебе и твоим друзьям.

Китаец быстро заварил крепкого чаю, а потом протянул гостям длинную трубку.

— Вот спасибо, Сай Шансин, как раз угадал. — Гани жадно затянулся и передал трубку другу.

— Твоя хорошо сделал, что приехал. Моя хотел завтра к тебе ехать. Очень многа всяких дел… Многа.

— Что случилось? Говори!

— Не торопись, не торопись, что будете кушать?

— Что подашь, то и будем, мы неприхотливы.

— Э, нет, не все будете, вы же мусульмане. Я скажу, чтобы барашка привели, — засмеялся китаец.

— Ну что, тыква, хоть барана-то сможешь зарезать? — обернулся Гани к приятелю. — Или руки все от холода дрожат?

— Да я сейчас этими руками верблюда зарежу, если мне его съесть дадут, — отозвался Махаматджан.

— Ну, тогда берись за дело. Всего барана и брось в котел, раз он для нас предназначен.

— Правильна, правильна, — закивал китаец, выводя Махаматджана из комнаты.

Уже давно не слезавший с коня Гани порядком притомился. И теперь, в теплой комнате, его разморило.

Их хозяин, китаец по фамилии Сай, вырос в Токкузтаре, всю свою жизнь был накрепко связан с уйгурами, прекрасно знал их обычаи и быт, уважал их. Был он и вообще добрым, порядочным человеком, не старался, подобно другим, обманом нажить богатство, пахал себе свою землю и поэтому издавна находился в самых хороших отношениях с местными старожилами. Однажды, собираясь выдать свою старшую дочь замуж, Сай отправился в кульджинский храм «Чин хуан мияу». Когда он переправлялся через Или, трос парома лопнул и бурные воды реки повлекли площадку с тремя беспомощными людьми — это были Сай, его жена и дочь — к перекатам. Трагедия казалась неминуемой. Гани, проезжавший в тот час мимо, бросился в воду. Широкими размашистыми гребками разрезая свирепые волны, пловец настиг паром и стал сильно и резко толкать его к берегу. Даже Гани это противоборство с могучим потоком обошлось недешево. Потом, вспоминая все это, он думал, что гибель его была недалека. Уже потерявшие всякую надежду на спасение, Сай с женой и дочерью не знали, как благодарить батура. С той поры и подружились они. Сай не остался в долгу, он не раз выручал Гани из опасности. Его зять служил в ямуле уездного управления. Однажды это позволило Саю вытащить джигита из тюрьмы. Их верному товариществу никак не мешало, что один из них был уйгур, а другой китаец.