Зия Самади - Избранное. Том 2

• Название: Избранное. Том 2
• Автор: Зия Самади
• Издательство: Жазушы
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1986

Второй том избранного З. Самади составили романы «Гани-батур» и «Маимхан».

В первом из них автор изображает национально-освободительную борьбу под руководством народного героя Гани-батура, начавшуюся несколько лет спустя после разгрома восстания Ходжанияза и приведшую к созданию временного революционного правительства в Восточном Туркестане.

События второго романа переносят читателя в более далекую историческую эпоху — в XIX век. И здесь, как и в предыдущих романах, — главная тема — тема освободительной борьбы против чужеземных захватчиков. С большим мастерством и теплотой рисует автор образ своей героини, славной дочери уйгурского народа Маимхан, отдавшей жизнь за свободу.

---

— Что?! — разгневанный Гау вскочил, влепил пощечину парламентеру, да такую, что тот пошатнулся. Но все же он удержался на ногах и даже сохранил спокойствие.

— Возьмите себя в руки, Гау-жужан! Зачем понапрасну проливать кровь? Ведь у вас нет никаких надежд, вы в кольце. Если вы не сдадитесь, вас уничтожат!

— Сдаваться? Мне? Да я разорву твою поганую пасть, которой ты осмелился сказать мне это, — Гау вынул из кобуры пистолет и выстрелил парламентеру в лицо. Тот упал, обливаясь кровью. Он был без сознания, но еще жив. Гау приказал сбросить его со стены — пусть полюбуются! Он закурил сигарету. Когда адъютант вернулся и доложил, что приказание выполнено, Гау сделал новое распоряжение — уничтожить всех заключенных в тюрьме. Ни в какие списки заглядывать не надо, ликвидировать всех подряд.

…Главное управление безопасности гоминьдановцев было окружено с четырех сторон. В первых рядах стояли хорошо вооруженные повстанцы, уже организованные в отряды, а за ними — масса, только что примкнувшая к партизанам — горожане и дехкане с пиками, дубинами, вилами и топорами.

Стараясь избежать кровопролития, руководители повстанцев перед началом атаки отправили к Гау парламентера. Горе и гнев охватили всех, когда его окровавленное тело упало с крепостной стены на землю. Гани выхватил маузер и дал знак к выступлению.

— Вперед, братья, на врага! Никого не щадить!

Крепость ответила на атаку сильнейшим огнем. Через час лишь бойцам, наступавшим с запада, удалось пробиться к крепостной стене. Они оказались в сравнительной безопасности, в мертвой зоне. Но двигаться дальше было некуда.

— Придется взрывать эту дуру, иного выхода нет, — Гани-батур постучал по крепостной стене.

— Тола у нас хватит, — поддержал его Нур-батур.

— Наш славный предок Садыр-палван когда-то простым порохом подорвал огромную крепостную стену Баяндая. Если мы не сможем разрушить эту тоненькую перегородку, то грош нам цена. Как ты думаешь, Юсуп?

— Позволь мне заняться этим, батур.

— Давай, друг, я надеюсь на тебя…

Несмотря на то, что смерть подстерегала осаждавших на каждом шагу, близость победы поддерживала в них веселое возбуждение. Кто-то, вспомнив страсть Юсупа передавать новости, крикнул:

— Юсуп так привык слухи разносить, что стену разнести ему ничего не стоит!

Под общий хохот другой повстанец добавил:

— Разносить он мастер!

Отсмеявшись, перешли к серьезному обсуждению плана действий. В помощь Юсупу выделили Нура, Кувана, Бавдуна. Они начали работать у стены под охраной товарищей. Гани же с другими партизанами вернулся в один из соседних домов, стоявших в нескольких саженях от крепости.

— В заборах этих домов, — объяснил он, — нужно проделать достаточно широкие отверстия, чтобы сейчас же после взрыва можно было выскочить и броситься в пролом крепостной стены.

— Да ведь сколько дыр проделать придется…

— Подумаешь, сложности. Дайте-ка я покажу вам, как это делается. — Гани приказал принести ему лом и мощными ударами стал разбивать глинобитный забор. Через несколько минут получилось отверстие, в которое свободно мог пролезть человек. Гани оглянулся.

— Турди! Иди-ка сюда! — позвал он одного из партизан. — Помнится мне, что в детстве ты увлекался такой невинной забавой — крал кур, пролезая в курятник вот в такие дыры. Вспомни золотое детство и покажи, как это делается! Измерь расстояние от забора до стены крепости.

— Так ведь там стреляют?..

— Боишься, что не успеешь рассчитаться с Гау-жужаном? Не бойся. Если тебя сразит вражеская пуля, я распоряжусь, чтобы тебя похоронили в одной могиле с ним. Там ты с ним еще поговоришь.

Все засмеялись.

— Ладно, пойду, — вздохнув, кисло ответил Турди. — Но если погибну, хороните меня со своими, а не с этим вонючим Гау.

Невысокий ловкий боец и вправду, как мышь, проскользнул через дыру. Спустя пять минут он вернулся назад:

— Восемь широких шагов, — доложил он, отряхиваясь от пыли.

— Понятно.

Весь вечер и всю ночь повстанцы неустанно беспокоили чериков огнем и вылазками. На рассвете раздался мощный взрыв, разбудивший весь город. Одновременно с ним со всех сторон послышалось громовое «ура!», заставившее чериков в крепости забиться в смертельном ужасе.

Повстанцы, разбившись на две штурмовые группы, бросились на крепость. Одна группа устремилась в пролом в стене, бойцы другой приставили к уцелевшим ее участкам лестницы. Они карабкались на бастионы, как кошки, и сверху кидались на обезумевших чериков, в броске распарывая их пиками и штыками. Партизаны гонялись за солдатами по двору, добивая на ходу. Те поднимали руки, моля о пощаде. Избиение прекратилось, пленных загнали в конюшню и заперли.

Гау-жужан забился в свой кабинет и не выпускал из рук телефонной трубки, пытаясь дозвониться до Урумчи. Он совершенно потерял голову и заперся изнутри на ключ, как будто дверной замок мог остановить партизан, взметнувших в небо крепостные стены! Кто бы распознал в этой жалкой дрожащей фигурке грозного властителя человеческих судеб, еще вчера приказавшего казнить сотни беззащитных узников! Когда в его кабинет ворвались Гани, Нур, Бавдун, он по-животному завизжал от ужаса и упал на пол, пытаясь прикрыть лицо телефонной трубкой.

— Ни хау, Гау-жужан? Гани зиваза лайла![29] — сказал батур по-китайски.

— Гани?! — Гау вскочил как ужаленный и, снова завизжав, бросился в ноги батуру, моля о пощаде.

— А что ты сделал с нашим парламентером?

— Пощади! Пощади!

Гани, скривив губы, поднял маузер и сунул дуло в раскрытый от ужаса рот жужана, но его остановил Нур:

— Не спеши! Этот подлец многое знает, надо сначала его хорошенько допросить.

— Что ж, ты прав…

Гани быстро вышел из комнаты. Здание управления ему было хорошо знакомо, не раз ему доводилось бывать здесь «в гостях». Он сразу же нашел путь в тюрьму-подвал и пошел вдоль дверей камер, срывая замки. Ему помогали товарищи. Узники, выходившие из камер, бросались на шеи своим освободителям. Заключенных насчитывалось совсем немного. А где же остальные?..

Не найдя среди живых того, кого он искал здесь, Гани сразу как-то потух. Опустив голову, пошел назад, не замечая ни повстанцев, ни освобожденных арестантов, ни пленных чериков. У него что-то спрашивали Нур, Бавдун, но ответа не получали. Гани не видел и не слышал их…

Перешагивая через трупы чериков, Гани вышел во внутренний двор и остановился, пораженный страшным зрелищем. Огромная яма для свалки мусора была переполнена изуродованными остатками человеческих тел, Гани и вышедшие за ним товарищи, онемевшие от ужаса, не могли даже сначала понять, что перед ними. Потом до них дошло. Узников не расстреливали. Их живыми рубили на куски.

— Это что?! — раздался чей-то потрясенный голос.

В углу двора был вырыт глубокий колодец. Он тоже до половины был заполнен трупами — узников сверху сбрасывали живыми, они умирали в медленных муках, разбившись при падении, задавленные телами упавших на них…

— Проклятые палачи! Проклятые! Смерть, смерть им всем!..

Партизаны начали вынимать трупы из колодца и из ямы. В это время кто-то закричал:

— Идите сюда, сюда!

Голос слышался из конюшни.

Подбежав, бойцы увидели: здесь лежали связанные попарно узники. Палачи собирались их рубить топорами, но начался штурм, и убийцам стало не до своих жертв: они бежали, спасая шкуры… Среди узников, оставшихся в живых, нашлись родственники и знакомые участников штурма. Их освобождали от пут, поднимали осторожно, выводили на воздух…

Тех, кого искал Гани, среди них не было. Неужели они где-то в глубине колодца? Сердце Гани сжалось от невыносимой боли…

— Гани-ака! — голос Бавдуна, полный слез и скорби, резанул батура по живому. Кого обнаружил там Бавдун? Кого он сейчас увидит мертвым и истерзанным? Братьев? Любимого друга Махаматджана? Или старого Нусрата? Кто из них?..

— Посмотри, Гани-ака…

Бавдун рыдал, не в силах больше сдерживаться. Гани увидел бездыханное тело Махаматджана и дико закричал. Столько горя было в его отчаянном крике, что все стоявшие вокруг почувствовали бездонную глубину страдания батура.

Родное лицо Махаматджана не было обезображено смертной мукой, на нем застыла его вечная улыбка. Казалось, что он вот-вот откроет мертвые глаза и скажет: «Это ты, Гани? Где же тебя черти носили? Не мог прийти раньше, всегда ты так… Пока поднимешь свой тяжелый зад…»

Но никогда больше ничего не скажет друг. Гани опустился на колени перед его телом. Он приподнял голову Махаматджана, погладил его спутанные волосы и поцеловал в лоб. «Прости, прости меня, Махаматджан, что я опоздал, не успел…» Не знавший, что такое слезы, Гани плакал, и слезы, стекая по его щекам, капали на мертвую улыбку Махаматджана…