Борис Григорьев - Повседневная жизнь российских жандармов

• Название: Повседневная жизнь российских жандармов
• Автор: Борис Григорьев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-235-02993-4

В сознании русских людей слово «жандарм» вызывает примерно такие же отрицательные ассоциации, как слова «палач», «каратель», «изверг»… Однако факты, приведенные авторами книги, почерпнутые из архивных источников и мемуаров, свидетельствуют о том, что в жандармско-полицейском корпусе, начиная со времен Александра I и кончая последним царем Николаем II, служило достаточно много честных, умных, идейно убежденных и верных России офицеров, которые были способны противостоять опасному внутреннему врагу, каким им представлялись, к примеру, «Народная воля» и боевые организации эсеров и эсдеков.

Данное повествование о царских жандармах, выполнявших функции политического сыска и охраны высочайших особ государства, обильно сдобрено живыми и примечательными деталями их повседневной службы, быта, нравов, взаимоотношений с вышестоящим начальством и августейшими персонами.

---

Последние годы царствования и жизни императора были омрачены тяжкими и невосполнимыми для него личными потерями: в 1819 году умирает в Штутгарте на 31 м году жизни его любимая сестра, королева Вюртемберга Екатерина Павловна[139]. Вслед за ней в 1824 году умирает в возрасте 26 лет его дочь Софья от М. А. Нарышкиной. Ее смерть накануне свадьбы с графом А. П. Шуваловым была для императора страшным ударом. Под влиянием этих тяжких событий и изменений в его характере, приведших в конце его жизни к «полному маразму», по утверждению великого князя Николая Михайловича, императором овладела болезненная страсть к постоянной перемене мест и впечатлений, которые отвлекали его от надоевшей повседневной рутины и заглушали приступы ипохондрии.

Если в первые годы царствования Александр I редко покидал Петербург и Царское Село, то последние 10 лет его жизни частые и продолжительные отлучки становятся правилом. Так, в августе — сентябре 1816 года он совершил путешествие по России, посетив Москву, Тулу, Калугу, Рославль, Чернигов, Киев, Житомир и Варшаву. В апреле — мае 1818 года он опять прибыл в Варшаву, откуда отправился в длинное путешествие по югу России, посетив Тирасполь, Одессу, Николаев, Херсон, Перекоп, Симферополь, Керчь, весь южный берег Крыма, Севастополь, Таганрог, Ростов, Нахичевань, Воронеж, Липецк, Рязань и Москву. Поражает не только география его путешествий, но и скорость передвижения, невиданная для тех времен.

Летом 1818 года он посетил Север России. Выехав из Царского Села 23 июля, он уже 28 июля, то есть всего через пять дней, был в Архангельске. Такая скорость передвижения немыслима с большой свитой и тяжелой поклажей. И действительно, в поездках императора обычно сопровождали всего несколько человек, а свита оставалась в столице. Так, в поездке по северной части Империи в 1818 году его сопровождали генерал-адъютант, светлейший князь П. М. Волконский, личный врач Виллие и фельдъегерь А. Д. Соломко. Скромный возок или карета императора контрастировали с пышным выездом императрицы-матери Марии Федоровны — шестеркой лошадей.

Императрица Елизавета Алексеевна в ноябре 1820 года писала об этих поездках супруга: «…Он любит само путешествие более, чем цель, и часто говорит, что нигде не чувствует себя так хорошо, как в коляске. В ней он отдыхает и не испытывает беспокойств, всюду поджидающих его по приезде…» Бегство от всех треволнений жизни, поиски покоя в бесконечном движении — вот для чего нужны были эти путешествия по необъятной России этому странному императору.

Александр I буквально исколесил всю Русь! Подсчитано, что только в последние годы своей жизни он преодолел более 200 тысяч верст бескрайних просторов своей империи. Ему по праву принадлежит почетное звание самого мобильного императора династии Романовых. «Кого только Александр не встречал на Руси за 24 года правления, — писал великий князь Николай Михайлович, — с кем только не вел он продолжительных бесед, — и с военными, и гражданскими, и дипломатами, и учеными, профессорами, художниками, мистиками, масонами, сектантами, с лицами духовного звания… поляками, балтийскими немцами, восточными людьми, и всех умел очаровать, приласкать, а главное, заинтересовать своей обаятельной личностью; а что касается иностранцев, то опять-таки нет почти ни одного мало-мальски известного на любом поприще человека, которого не знал бы Государь… В общем, редко кому в жизни приходилось иметь такое пестрое знакомство с различными представителями человечества, как именно Александру I».

При таком несметном обилии контактов с разными категориями людей он был крайне уязвим с точки зрения требований личной безопасности, тем не менее он постоянно пренебрегал ими, опираясь в своей охране только на узкий ближний круг наиболее доверенных лиц свиты из числа генерал-адъютантов и флигель-адъютантов. В это благословенное для русского самодержавия время он мог еще себе это позволить без большого для себя риска: за 47 лет своей жизни он фактически ни разу не подвергался серьезной опасности, так как замыслы цареубийства еще только вызревали в головах его верноподданных и до 14 декабря 1825 года они не воплотились в какие-нибудь конкретные насильственные действия.

«Золотая рота»

Главным ответом Николая I на восстание декабристов было громкое учреждение службы политического сыска — широко известного в русской истории Третьего отделения во главе с графом А. X. Бенкендорфом. Вторым, более скромным и незаметным жестом он создал автономное подразделение личной охраны, подчиненное не гвардейскому командованию, а министру императорского двора. Мы имеем в виду сформированную по его приказу в октябре 1827 года роту дворцовых гренадер, или, как ее еще называли, «золотую роту». Первый шаг на пути устранения гвардии от охранных обязанностей был сделан.

Примечательна история, послужившая толчком для создания «золотой роты», рассказанная в мемуарах декабриста М. А. Бестужева (1800–1871), штабс-капитана лейб-гвардии Московского полка, одного из четырех братьев Бестужевых, причастных к восстанию 14 декабря, который вместе с братом Александром и штабс-капитаном Щепиным-Ростовским вывел на Сенатскую площадь свой полк[140]. Предоставим же ему слово:

«В первый раз, когда меня привели к личному допросу Незабвенного (то есть Николая I. — Б.Г., Б.К.), он вбежал в кабинет и, обратившись к Чернышеву, произнес с расстановкой, указывая на меня: „Видишь, как молод, а уж совершенный злодей. Без него такой каши не заварилось бы! Но что всего лучше, он меня караулил перед бунтом. Понимаешь… Он меня караулил!“

Чтобы пояснить эти его слова, должно сказать, в каком страхе находилась вся царская фамилия в продолжение всего периода рокового ожидания депешей из Варшавы, особенно после доноса Ростовцева. Переехав в Зимний дворец, Незабвенный приказал ставить на ночь часовых у своей спальни и водить на смену самому караульному офицеру. Двенадцатого числа декабря я стоял со своей ротой в карауле и вследствие приказа повел часовых на смену. В коридоре было довольно темно. Часовые, сменяясь, сцепились ружьями; железо звякнуло довольно громко. Через несколько минут в полуотворенных дверях появилась бледная, вытянутая фигура Незабвенного. „Что такое? Кто тут? — спросил он торопливо. — А, это ты, Бестужев, — что случилось?“ Когда я объяснил причину шума — „Ничего больше? Ну, хорошо… Ступайте“.

Эта мысль, что подобные телохранители оберегали его накануне бунта, так его занимала, что он успокоился только тогда, как издал указ о сформировании роты Дворцовых гренадеров».

Можно представить себе, какие тревожные чувства испытывал Николай I во время этой сцены допроса Бестужева. Оказывается, его жизнь и жизнь близких ему людей накануне восстания всецело находилась в руках мятежников. Будь они более организованы и решительны, им ничего не стоило бы арестовать «Незабвенного» с семьей в Зимнем дворце в ночь с 12 на 13 декабря, используя для этого роту Михаила Бестужева, находившуюся в карауле. Мы не сомневаемся, что Николаю Павловичу отлично была известна роковая роль, которую сыграла рота Семеновского полка, несшая караул в Михайловском замке в ночь убийства его отца Павла I — аналогия напрашивалась сама собой. И царь Николай сделал вывод: надо обезопасить себя и близких от охраны, которая подчинялась офицерам гвардейских полков, несших посменно караул в Зимнем дворце.

Так под влиянием сильного психологического стресса, пережитого императором во время мятежа, родилась идея сформирования специальной воинской части, которая, осуществляя охрану внутри дворца, подчинялась бы непосредственно министру императорского двора. Иными словами, после мятежа декабристов гвардия потеряла доверие императора, и его личная охрана была отныне не в ведении офицеров дислоцировавшегося в Петербурге Гвардейского корпуса, продолжавших по-прежнему нести караульную службу во дворце, а в руках наиболее приближенной к особе императора и царствующей фамилии сановника, пользовавшегося его полным доверием. Эта тенденция была закреплена и продолжена преемниками Николая I: его сыном Александром II, внуком Александром III и правнуком Николаем II, о чем речь подробно пойдет ниже.

В первый состав роты вошло 120 солдат и унтер-офицеров гвардейских полков, имевших награды за проявленную в период войн с Наполеоном храбрость, а также три офицера, выслужившихся из рядовых и награжденных знаками отличия Военного ордена за Бородинское сражение, то есть ордена Святого великомученика и победоносца Георгия. На особое значение роты указывало пожалованное ей в 1830 году гвардейское, георгиевское по типу, знамя, богато расшитое золотой нитью и украшенное по периметру надписью: «В воспоминание подвигов Российской гвардии», которое хранилось в Военной галерее Зимнего дворца под портретом Александра I. Для чинов роты была сшита особая форма одежды: темно-зеленый мундир с красным лацканом, который так же, как погоны, воротник и обшлага, щедро украшали золотые галуны и петлицы. На головах гренадер были высокие шапки из медвежьего меха. Из-за обилия золотого шитья это подразделение вскоре получило в народе название «золотой роты». В целом же форма гренадер разительно напоминала форму старой гвардии Наполеона: те же высокие медвежьи шапки, эполеты и султаны, только не золотые, а красные.