Борис Григорьев - Повседневная жизнь российских жандармов

• Название: Повседневная жизнь российских жандармов
• Автор: Борис Григорьев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-235-02993-4

В сознании русских людей слово «жандарм» вызывает примерно такие же отрицательные ассоциации, как слова «палач», «каратель», «изверг»… Однако факты, приведенные авторами книги, почерпнутые из архивных источников и мемуаров, свидетельствуют о том, что в жандармско-полицейском корпусе, начиная со времен Александра I и кончая последним царем Николаем II, служило достаточно много честных, умных, идейно убежденных и верных России офицеров, которые были способны противостоять опасному внутреннему врагу, каким им представлялись, к примеру, «Народная воля» и боевые организации эсеров и эсдеков.

Данное повествование о царских жандармах, выполнявших функции политического сыска и охраны высочайших особ государства, обильно сдобрено живыми и примечательными деталями их повседневной службы, быта, нравов, взаимоотношений с вышестоящим начальством и августейшими персонами.

---

«Приблизившись к преступнику на расстояние трех шагов, царь, взглянув ему в лицо, произнес: „Хорош!“ …Царь оставался здесь не более полминуты, а затем повернулся к месту взрыва. Полковник Дворжицкий, шедший впереди, снова предложил ему ехать во дворец, но получил ответ: „Хорошо, но прежде покажи мне место взрыва“». Считаем вряд ли заслуженными в этой связи упреки, высказанные в его адрес О. Барковец и А. Крыловым-Толстиковичем: «Почему-то никому в голову не пришло выполнить свои прямые обязанности: конвою и жандармам — сразу после первого взрыва увезти царя с места событий». Как видим, с такой просьбой к царю дважды обращался получивший до 70 ран полковник Дворжицкий и один раз — трижды раненный ротмистр Кулебякин. В традициях того далекого времени большего от них ожидать не приходилось. Поступить против воли государя и силой заставить его уехать с места взрыва для них было немыслимо! Что касается упрека в адрес младшего фельдшера Горохова («…не держать убийцу, а перетянуть рваные артерии истекающему кровью императору»), то, по нашему мнению, надо учитывать его психологическое состояние в моменты взрывов и борьбы с задержанным им с другими лицами Рысаковым, а также ужасный характер ранений Александра II и недостаточный для них скромный медицинский статус младшего фельдшера.

Более-менее оправданно выглядят упреки княгини Юрьевской в адрес казаков конвоя, которые, по ее мнению, плохо знали свои обязанности, и в отношении Кулебякина, оставившего без внимания совет хорошенько проинструктировать их на случай покушения на охраняемую особу. По ее воспоминаниям, когда государь вышел из кареты, казаки конвоя не последовали за ним, а остались у экипажа, поддерживая за уздцы лошадей. Только один из них — Кузьма Мачнев, сидевший рядом с кучером и выполнявший обязанности выездного лакея, следуя наставлениям княгини, выполнил свой долг полностью и не отпустил царя ни на шаг от себя. Но главное обвинение убитой горем супруги императора было направлено на капитана Коха: он не поставил на месте покушения ни одного своего агента и остался с Рысаковым, вместо того чтобы перепоручить его другому офицеру и последовать за государем. Будь капитан Кох рядом с Александром II, он бы безошибочно смог выделить из толпы Игнатия Гриневицкого и обезвредить его.

«С правой стороны его находился конвоец Мачнев, с левой — ротмистр Кулебякин. Царь подошел к образовавшемуся от взрыва воронкообразному углублению в промерзшей земле аршина, четыре глубиной и аршин с четвертью в диаметре» (там же).

На первый взгляд, поведение царя выглядит, по меньшей мере, странным. Многие на его месте немедленно покинули бы набережную канала, благословляя судьбу и Бога за чудесное спасение. Но не таков был Александр Николаевич! Ключом к разгадке его поведения в этот роковой для него момент может послужить несомненно верное с психологической точки зрения мнение В. О. Ключевского: «Он отличался мужеством особого рода. Когда он становился перед опасностью, мгновенно выраставшей перед глазами и обыкновенно ошеломляющей человека, он без раздумья шел ей навстречу, быстро принимал решения…» Ему вторит князь П. А. Кропоткин: «Перед лицом настоящей опасности Александр II проявлял полное самообладание и спокойное мужество… Без сомнения, он не был трусом и спокойно пошел бы на медведя лицом к лицу… В день своей смерти Александр II тоже проявил несомненное мужество. Перед действительной опасностью он был храбр…»

О чем же думал этот несомненно смелый человек, глядя на воронку, оставшуюся от взрыва бомбы, которая могла лишить его жизни? Испытывал ли чувство глубокого облегчения и благодарил ли всемогущего Бога за новое чудесное спасение? Мы этого никогда не узнаем, ибо судьба-злодейка, как булгаковская Аннушка, уже разлила свое масло и на кровавую сцену разыгрывающейся трагедии из-за кулис выступил второй герой-злодей:

«Неизвестный человек лет 30-ти, стоявший боком, прислонясь к решетке набережной, который выждал, когда Государь приблизится к нему на расстояние не более двух аршин, воздел руки верх и бросил что-то прямо к его ногам. В тот же миг (спустя не более 4–5 минут после первого взрыва) раздался новый, такой же оглушительный взрыв. Царь и бывшие около него люди сразу же упали. Когда дым от взрыва немного рассеялся, оцепеневшему от ужаса взору очевидцев предстала еще более страшная картина… Теперь уже как минимум двадцать человек, получивших ранения разной степени, лежали у тротуара и на мостовой, корчась от боли.

С головы Государя упала фуражка, разорванная в клочья шинель свалилась с плеч, размозженные ноги были оголены, из них струями лилась кровь. В числе первых, подавших ему помощь, были полковник Дворжицкий, ротмистр Кулебякин, штабс-капитан Новиков и подпоручик Рудыковский, а также… казаки Кузьменко и Луценко. Приблизились юнкера Павловского училища. Прибывший к этому времени вслед за юнкерами на место трагедии великий князь Михаил Николаевич встал на колени перед братом и мог только произнести: „Ради Бога, Саша, что с тобой?“ Царь в ответ произнес последние слова на набережной: „Как можно скорее домой!“» (там же). «Раненый… полковник Дворжицкий… подбежал к нему вместе с многими другими лицами… Приподняв Государя, уже начавшего терять сознание, окружавшие Его лица, в числе которых были юнкера Павловского военного училища и чины… 8-го флотского экипажа… понесли Его к саням полковника Дворжицкого, причем поручик Гендриков покрыл своею фуражкою обнаженную голову Страдальца… Е. В. произнес: „Несите меня во дворец… Там… умереть“» (Дело о совершенном 1 марта 1881 года злодеянии, жертвою коего пал в бозе почивший Император Александр II. Приложение к «Литературному журналу». СПб., 1881).

«В санях спереди стал ротмистр Кулебякин, рядом с кучером и спиною к лошадям, поддерживая ноги и нижнюю часть умирающего, кроме того в санях помещались казаки Кузьменко и Луценко и рядовой лейб-гвардии Конного полка Василий Прокудин… Когда несли Государя к саням, квартирмейстер Курышев покрыл голову царя платком, при усаживании в сани кто-то вместо платка надел каску с султаном, поручик граф Гендриков, опасаясь, что она может беспокоить, заменил ее своей фуражкой; тогда же штабс-капитан Кюстер, сняв свою шинель, укрыл ею царя с помощью других лиц.

Великий князь Михаил Николаевич приказал юнкерам и матросам окружить сани, а 4 м конным казакам ехать впереди. Однако юнкера и матросы отстали от саней после Конюшенного моста, когда сани свернули в Мошков переулок. За санями ехали: великий князь Михаил Николаевич, флигель-адъютант полковник Короченцев и подпоручик Радзиковский… Сани по Мошкову переулку и Миллионной улице остановились у Собственного Е. В. подъезда внутри тамбура. Когда царя подняли из саней, в них оказалась такая масса крови, что ее пришлось потом выливать. Поднять его на подъемной машине из-за ее маленьких размеров не могли и понесли по парадной лестнице. Великий князь поручил штабс-капитану Кретеру закрыть двери подъезда и никого посторонних не пускать. Первыми в Зимний прибыли наследник с женой.

Место происшествия было оцеплено только через два часа рядовыми Павловского полка» (Дневник событий с 1 марта по 1 сентября 1881 года. СПб., 1882).

«Царя подняли на второй этаж, в кабинет. Дежурный врач Зимнего дворца Ф. Ф. Маркус попытался оказать первую помощь. Вскоре прибыли лейб-медик С. П. Боткин, хирург Ф. С. Цыцурин, профессор Е. И. Богдановский. Была предпринята попытка ампутации левой ноги… но все усилия врачей оказались тщетны» (О. Барковец, А. Крылов-Толстикович)[165].

«Император лежал обнаженный. Ранение достигало даже яичек, из которых одно было окровавлено. Был окровавлен также бандаж, который Император носил против грыжи» (из «Воспоминаний» А. А. Бобринского).

«Государь в рубашке лежал на своей походной кровати, которую вынесли из-за перегородки, где она всегда находилась, и поставили рядом с письменным столом под портретом его дочери Великой княжны Марии. Простыня, которую на него набросили, по-видимому, второпях, оставила открытыми его сломанные колени — ужасное зрелище, от которого я невольно отвернулась. Глаза государя были закрыты и более уже не открывались… Княгиня Юрьевская… распоряжалась докторами, прибывшими отовсюду. Это она распорядилась принести подушки с водородом… Я видела, как вошли Наследник с Цесаревной, Боткин, граф Александр Адлерберг, бледный, как смерть, сотрясаемый нервною дрожью… Его агония без видимого страдания продолжалась полтора часа. Все то время я не отводила от него глаз и могу удостоверить, что он не сделал ни малейшего движения и оставался неподвижен до конца… Поскольку Государь потерял страшно много крови, его можно считать умершим раньше, чем его перенесли в Зимний дворец. На лестнице и в коридорах, по которым его несли, образовался ручеек крови… В один момент Боткин, державший руку умирающего, обернулся к новому монарху и объявил, что все кончено. Страшное рыдание вырвалось у всех из груди… Лицо и руки Государя были испещрены маленькими черными точками. Судя по всему, следами от взрыва динамита, убившего его. По выражению лица совершенно нельзя было понять, что происходило в его душе в последние минуты…» (А. А. Толстая).