Борис Григорьев - Повседневная жизнь российских жандармов

• Название: Повседневная жизнь российских жандармов
• Автор: Борис Григорьев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-235-02993-4

В сознании русских людей слово «жандарм» вызывает примерно такие же отрицательные ассоциации, как слова «палач», «каратель», «изверг»… Однако факты, приведенные авторами книги, почерпнутые из архивных источников и мемуаров, свидетельствуют о том, что в жандармско-полицейском корпусе, начиная со времен Александра I и кончая последним царем Николаем II, служило достаточно много честных, умных, идейно убежденных и верных России офицеров, которые были способны противостоять опасному внутреннему врагу, каким им представлялись, к примеру, «Народная воля» и боевые организации эсеров и эсдеков.

Данное повествование о царских жандармах, выполнявших функции политического сыска и охраны высочайших особ государства, обильно сдобрено живыми и примечательными деталями их повседневной службы, быта, нравов, взаимоотношений с вышестоящим начальством и августейшими персонами.

---

Директора департамента, как водится, мало обращали внимания на собственные эскапады, но зато неусыпно бдели о моральном облике своих подчиненных. «По имеющимся у меня сведениям, — писал один такой записной моралист начальнику Нижегородского охранного отделения, — Ваше Высокоблагородие посещаете… клуб и проводите вечера за игрой в карты. Принимая во внимание, что занятие политическим розыском совершенно несовместимо с препровождением вечеров за карточной игрой, имею честь уведомить Ваше Высокоблагородие, что в случае дальнейшего появления Вашего в местных клубах… я буду поставлен в необходимость обсудить вопрос о соответствии Вашем занимаемой Вами должности».

Прошел год, и поскольку сделанное начальнику нижегородской охранки замечание, видимо, не подействовало, директор Департамента полиции был «поставлен в необходимость» написать ему повторное предупреждение: «Несмотря на предупреждение, Вы, по имеющимся у меня сведениям, продолжаете вести образ жизни, не соответствующий занимаемой Вами должности». Текст предупреждения выдержан в строгих и холодных тонах и лишен всякого отеческого благожелательства, о чем, в частности, свидетельствует отсутствие обращения «Ваше Высокоблагородие». Директор указывает, что начальник охранки продолжает посещать клубы и играть там в азартные карточные игры. Более того, список прегрешений нижегородского начальника за прошедший год только увеличился: он теперь со своей беговой лошадью участвует в конных состязаниях. «Вследствие сего вновь требую, чтобы Вы прекратили карточную игру, участие в бегах и вообще не афишировали себя, предваряя, что при неисполнении Вами такого приказания моего больше никаких предупреждений не последует». Директор предупреждал, что предупреждать более не будет.

Спешим уведомить любопытного читателя, что ветер на начальника охранки задул из губернаторской резиденции. Все началось с подачи губернатора А. Н. Хвостова, который невзлюбил начальника охранного отделения и «натравил» на него петербургского ревизора, приехавшего ревизовать охранное отделение. В осевшей в архивах департамента докладной записке Хвостова говорится, что он «отнюдь не осуждал бы личной жизни подполковника если бы только она не мешала… правильному отправлению местной полицией своих обязанностей по отношению к надзору за азартными играми в местных клубах… и если бы увлечение подполковника широкой общественной жизнью не отражалось на интенсивности и продуктивности работы охранного отделения». Вот куда повернул высокобдительный и глубокоморальный Хвостов, который вскоре позорно «погорел» на посту министра внутренних дел России!

Подполковник из «департаментских», «увлекавшийся широкой общественной жизнью» Нижнего Новгорода, оказался, тем не менее, человеком стойким и принципиальным и своего образа жизни менять не захотел. Скоро он позволил себе совсем возмутительный поступок: он — нет, нам просто даже боязно произнести это! — в «бюрократическом клубе» выступил в роли мелодекламатора! Ужас, позор! И подполковник спешит объясниться со своим петербургским начальством: «Я действительно, по просьбе собравшейся публики, состоявшей исключительно из моих знакомых, прочел два стихотворения Апухтина. Наряду с этим некоторые из присутствующих пели, играли на разных инструментах, так что составился импровизированный литературно-музыкальный вечер, без всякой программы, даже без наличности эстрады… Самый вечер также являлся вполне обыкновенным, и даже не было установлено платы за места или за вход. Последнее обстоятельство весьма существенно, так как по существующим законоположениям… Военного министерства офицеры имеют право участвовать не только в концертах, но и спектаклях, если они бесплатны. Приказами по Отдельному корпусу жандармов также не установлено ограничений для офицеров корпуса по поводу выступлений, разрешаемых офицерам русской армии вообще… Мне казалось, что это не идет вразрез и с теми обязанностями, которые налагаются на меня службой по розыску. Я полагал, что чем более буду пользоваться симпатиями местного общества… чем я более буду жить его жизнью, тем скорее буду иметь возможность знать среду, освещать общественное настроение, так как агентуры наемной, которой мы пользуемся в подпольных организациях, в обществе получить почти невозможно».

Милая провинция и жизнерадостный синий мундир! — воскликнем мы вслед за советским историком Щеголевым, обнаружившим в архиве Департамента полиции и опубликовавшим эту занятную переписку.

Об обстановке внутри Ярославского губернского жандармского управления в начале 1900-х годов нам кое-что сообщает в своих воспоминаниях бывший жандармский офицер А. М. Поляков. Не без иронии он описывает своего начальника полковника А. П. Маркова, человека пожилого и женатого в третий раз. Главной головной болью полковника, по словам мемуариста, было наличие у него трех живых тещ, включая двух от предыдущих браков. Вследствие этого, пишет Поляков, у Маркова развилось много отрицательных качеств, «снисходя к которым, все же можно было назвать его человеком хорошим». Квартира полковника находилась на верхнем этаже над канцелярией управления, и каждое утро офицеры управления, приходя на работу, могли слышать сверху звон посуды, треск, шум и возбужденные голоса. Всем становилось ясно, что с появлением Маркова на работе будут неприятности. Сходил он вниз всегда свирепый и начинал ко всему придираться. Однажды, когда Поляков, адъютант губернского жандармского управления, подавал ему на доклад какие-то бумаги, он желчно заметил:

— Ах, да не шелестите бумагой!

Дисциплина в корпусе жандармов была поставлена идеально, но выполнить указание Маркова было довольно трудно: ну как можно подавать документы, чтобы бумага не шелестела? Когда Поляков подавал ему вторую или третью бумагу, глаза у Маркова задергались, и он заорал:

— Перестаньте шелестеть, или я дам вам в морду! «Я ушам своим не поверил, — пишет Поляков:

— Что вы сказали, повторите, — переспросил я. Это было один на один. Марков вскочил.

— А, вы еще разговаривать! — и, было, на меня замахнулся.

— Господин полковник, — сказал я, — если вы меня хоть пальцем тронете, от вас только мокрое место останется.

Он был маленький, я же — человек здоровый и настолько сильный, что когда был в полку, борол больше половины казаков в своей сотне.

— Вон! — закричал он. — Уходите, я не хочу вас видеть!»

Поляков ушел, громко хлопнув дверью. Скандал получился грандиозный. Марков первым нажаловался на адъютанта, и того скоро перевели в Кострому.

В провинции были свои нравы и порядки.

А Марков действительно не сдержался и дал-таки по морде, но уже не Полякову, а ротмистру Петухову. Маркова уволили, а Петухова на всякий случай перевели в другое место.

У костромского начальника Полякова был другой «пунктик». Генерал Бекнев, сообщает бывший его подчиненный, был человеком недалеким и ничего не понимавшим в службе, но мнившим о себе очень высоко. Но главное, генерал страстно увлекался садоводством и огородничеством и с утра до вечера проводил время на клумбах и грядках. По случаю убийства в Москве великого князя Сергея Александровича в главной церкви Костромы устраивалась панихида, на которой присутствовал губернатор и весь губернский бомонд. Бекнев, увлекшись цветочками, позабыл о панихиде и вспомнил о ней, когда она уже кончилась. Генерал прибежал в канцелярию и набросился в первую очередь на адъютанта Полякова, потом на писарей и унтер-офицеров, обвиняя их в том, что не напомнили о панихиде, а затем ушел в свою комнату, накричал на супругу и на все управление: «Это сволочь, а не управление, прохвосты, как я теперь покажусь губернатору?»

Когда Поляков уезжал из Костромы к новому месту службы в Керчи, генерал Бекнев провожал его и даже прослезился…

Перед заступлением на контрольно-паспортную службу в Керчи Поляков представился начальству Симферопольского губернского жандармского управления и познакомился с помощником начальника подполковником Кравченко, прославившимся своим умением пить. Кравченко тут же предложил зайти в ресторан и «перекусить с дороги». Подполковник пил все: водку, шампанское, пиво, Поляков от него не отставал. «То ли он был не в ударе, или слава его оказалась преувеличенной, но я легко обошел его на этом состязании… Напился он, действительно, как сапожник, я же был чист, как стеклышко, и посмеялся над ним. Это мне не прошло даром, и он отомстил мне самым позорным образом…»

В 1905 году, во время всероссийской забастовки, Поляков получил из Симферополя телеграмму с указанием немедленно явиться в управление. Телеграмма была подписана «питейных дел мастером» Кравченко, который к этому времени доносами выжил начальника и стал временно исполняющим обязанности. От Керчи до Симферополя 350 верст, поезда и пароходы не ходили, другого сообщения не было, и Поляков ответил, что выехать не может. Кравченко телеграфировал вторично: «Выехать без всяких рассуждений». Тогда ротмистр пошел в местный военный лазарет, рассказал врачам всю ситуацию, те посочувствовали ему и выдали больничный лист. После этого он по служебному каналу сообщил Кравченко, что не может выехать по болезни, а в частной телеграмме написал ему: «Пришли воздушный шар, через 2 часа буду в Симферополе». Кравченко чувством юмора не обладал и занес «оскорбительный» факт в характеристику Полякова, который в дальнейшем имел по службе неприятности.