Мария Гинзбург - Убаюкать нож

• Название: Убаюкать нож
• Автор: Мария Гинзбург
• Жанр: Короткие истории

«Ребятишки – класс второй, наверное – столпились вокруг статуи слона, прикрытой чуть светящимся колпаком силового поля. Разноцветный пластик фигуры потрескался и потемнел от времени, края хобота-горки облупились. Детишек наверняка привезли на экскурсию из какого-нибудь приморского летнего пансионата…»

---

– Уцелевшим от курвиметра глазом, – снова пробормотал я.

Анша снова пихнула меня, на этот раз более ощутимо – она уже по-настоящему сердилась, и обратилась к Янесу:

– А какого зверя?

– Разные бывают, – ответил он. – Летучие мыши, крылатые змеи, просто птицы и просто большие змеи… Еще Двуликая очень любит кошек и часто дает шиварео в двойники больших котов. Так вот, курвиметр вам в глаз, шиварео очаровывает путника, заманивает его к себе или вовсе сбивает с пути, а потом убивает. Некоторые выпивают кровь, другие разрывают на куски, третьи снимают с жертвы всю кожу – они пытаются заменить ею свою, сморщенную и уродливую.

– А как же справиться с шиварео? – спросил Штуц.

– Справиться с шиварео можно одним способом – не встречаться с ней, – ответил Янес. – Не ходить в горы, курвиметр вам в глаз. Шиварео никогда не нападают первыми, не спускаются в долину к людям. Они просто защищают проход в царство Двуликой. Они – часовые и исполняют свой долг. Правда, рассказывают, что однажды шиварео встретила своего мужа. Он узнал ее, заговорил с ней, рассказал о ее ребенке, из-за которого она и умерла, как растет этот ребенок и радует отца, как ребенок похож на свою мать и как он сам всегда любил ее, свою мертвую жену. Он сильно тосковал по ней и, в общем, не возражал принять смерть от ее руки, так сильно он, курвиметр вам в глаз, измучился от своей печали. Некоторые говорят, что и в горы он пошел специально, смерти искал. Но на самом деле этот мужчина был геолог. Они проводили разведку на склоне гор, потому что рудник при поселке начал истощаться. Шиварео сначала не узнавала его, но внимательно слушала. Она смотрела на него словно чужая. Но потом, когда он показал ей ее фотографию и фотографию их сына, она словно проснулась. «Тебе нельзя быть здесь, – сказала она. – Людям вообще нельзя сюда ходить, курвиметр вам в глаз». Она показала ему дорогу к походному лагерю. И попросила мужа объяснить всем людям, что шиварео не злые, а просто не могут иначе поступить. «Людям нет дороги в царство Двуликой», – сказала она.

Я слушал голос Янеса и смотрел на часового, что стоял у двери. Он опирался на свое длинное ружье, словно позаимствованное из запасников музея. Голова его склонялась все ниже на грудь. Когда его лоб касался холодного ствола, он вздрагивал и просыпался. Интересно, он понимает, о чем мы здесь говорим? Охранники обычно не мешали нам разговаривать, лишь прикрикивали на нас, когда мы начинали говорить слишком громко. Дело в том, что я его понимал. Когда они хотели утихомирить нас, они говорили: « Ужо Двуликая вас убаюкает », « Расшумелись, как капризный ветер », « Да замолчите уже, мерзлые сперматозоиды ». Они говорили на вэльчеди – языке моей бабушки, используя такие старые обороты, которые можно было встретить разве что в хрониках Бесконечной зимы. Наш язык был очень поэтичен, это признавали даже искусствоведы из Альянса. Некоторые обороты в речах наших стражников казались мне даже более старыми, чем те, что я видел в хрониках. От « шумного капризного ветра » веяло холодом звезд и вечности. И надпись на наших лбах, Анши и моем, – она тоже была сделана на вельчеди.

И вдруг я – видимо, под влиянием ауры того вечера, – вспомнил историю про нож, которому пели колыбельную. Присловье Орузоси – «хватит нож баюкать» – сразу показалось мне смутно знакомым. Оно все время вертелось у меня в голове, не давая покоя. Это была одна из старых сказок, которые рассказывала мне бабушка. Суть ее сводилась к следующему. Однажды Двуликая оставила своего маленького сына на перекрестке двух дорог. Потом она вернулась за ним, но он уже превратился из маленького человечка в острый нож. Двуликая запеленала дитя и привязала к своей спине, чтобы больше не потерять его. И с тех пор она поет ему колыбельные и рассказывает сказки, чтобы он, слушая их, вспомнил, кто он на самом деле, и снова стал человеком. Дело в том, что стражники говорили « убаюквает» . Это была старая форма глагола, и ничего удивительного в этом не было. И ведь Орузоси использовал именно ее, вдруг вспомнил я. У него вообще была не лучшая дикция, и эта небольшая ошибка казалась именно дефектом произношения, а не намеренным действием. «Орузоси родом из кратера Небесного Огня», – подумал я. Теперь, конечно, это было очевидно, но если бы я догадался обратить на эту мелочь внимание тогда, мы могли вообще не попасть в плен.

– Янес, – сказала Анша. – А что это за горы, про которые ты все время говоришь? Хребет Мира?

Так называется великая горная цепь, которая тянется практически вдоль всего экватора, разделяя единственный материк Пэллан на две части.

– Нет, – ответил Янес, помолчав. – Я говорю про горы вокруг кратера Небесного Огня. У нас их называют Зубами.

В каждой области, примыкающей к кратеру, свою часть гор называют по-своему.

– А у нас рассказывали наоборот, – сообщила Дарнти. – Что шиварео загрызли первую экспедицию, которую отправили в кратер Небесного Огня за метеоритом. Всех подчистую. И вторую тоже, но в тот раз одному человеку, ученой женщине, удалось спастись. Шиварео приняли ее за свою. Она пошла с ними в их деревню. Она дождалась рассвета, а когда они уснули, убежала к перевалу в горах, а потом пробралась обратно в Карнаги.

– Никогда не слышал таких сказок, – заметил Кервин.

– Так вы же из Вэльчера, – заметил Штуц. – У вас шиварео не водятся… Знаете, что я думаю? Что мы сейчас в деревне шиварео.

– Я уже думал об этом, – сказал Янес. – Но здесь нет женщин. Совсем. Я все время смотрел. Все эти люди – мужчины.

– И детей здесь тоже нет, – вдруг произнесла Анша.

Я думал, что она уже спит – так уютно она посапывала мне в ухо.

– Они в другой деревне, наверное, – сказала Дарнти. – Здесь что-то вроде походного лагеря геологов. Я видела, когда нас тащили. Тут вокруг поля, и мужчины работают на них. На таких огромных странных животных вроде сухопутного краба. Они их вместо комбайнов используют, у них клешни такого же размера, как ковши у экскаваторов!

– Ладно, давайте спать, – сказал Янес.

Это был последний наш спокойный вечер, скучный, но чем-то и уютный – я словно оказался в дешевом летнем пансионате для подростков. Очень дешевом.

А утром пришли они. Люди в балахонах. Жители деревни следовали за ними, переговариваясь высокими, словно птичьими голосами. Они были явно возбуждены. Троица в противогазах проследовала через площадь и двинулась по улочке к нашему загону. Анша стиснула руки и застонала. Я обнял ее за плечи. Ничего хорошего и я от этого визита не ожидал.

– Мы же будем вдвоем, – сказал я.

Мы оба были уверены почему-то, что пришли за нами. Ведь зачем-то на наших лбах поставили эти уродливые клейма? Анша слабо улыбнулась. Охранник грубыми возгласами отогнал прилипших к решетке зевак. «Наших» отгонять не надо было – все пленники столпились у задней стены. Охранник открыл дверь. Человек в латунном противогазе заглянул внутрь. Кажется, на нас с Аншой он задержал взгляд чуть дольше, чем на остальных. Мне стало больно дышать. Ноги у меня задрожали. Такой противной, мелкой нервной дрожью, от которой трясутся икры и до боли напрягаются мышцы под коленками.

– Вот эти двое, – невнятно произнес человек в балахоне.

Он размашисто указал на Штуца и Кервина.

– Нет! – завопил Штуц.

В загон вошли охранники, оттеснили нас, остальных, к стене. Я был так ошеломлен тем, что выбрали Кервина и Штуца, что даже не успел ничего сказать. Хотя, как вдруг понял я, именно им двоим и следовало бояться больше всего. Янес говорил мне, но я не поверил…

Мои товарищи по несчастью ворочались, устраиваясь на соломе. Мне не спалось. Я решил дойти до туалета – вонючей каморки в дальнем конце загона. Когда я был уже на полпути, я услышал, как поднялся кто-то еще. Человек явно шел туда же, куда и я. Это оказался Янес.

– Тебе сильно невтерпеж? – спросил он, догнав меня у двери.

– Иди, ладно, – сказал я.

Янес отрицательно покачал головой. Приблизив свое лицо к моему, он прошептал:

– Не пытайтесь бежать, курвиметр вам в глаз. Анша права. Далеко вы не уйдете. Тут уже были одни такие, из предыдущей группы. Их поймали, и…

– Что – и?

Янес помолчал, пошевелил губами и наконец ответил:

– И съели.

Охранники схватили Штуца и Кервина, выволокли наружу. Кервин сопротивлялся. Глаза его на белом от страха лице были абсолютно безумными. Кервина ударили прикладом по голове, и он обмяк. Как показало дальнейшее развитие событий, он выбрал наилучший путь. Дверь в наш загон закрыли, и Штуца повели на площадь, а Кервина потащили сзади.

– Что с ними будет? – спросила Анша.

Ответила Дарнти.

– Тебе лучше не смотреть на это, – сказала она ломким голосом. – Когда они сделали это в прошлый раз, я сидела у туалета и вспоминала сто дат Бесконечной зимы. Не сказать, чтобы сильно помогло, но…

Она обняла Аншу за плечи и попыталась увести от решетки. Анша сбросила ее руки. У Дарнти задрожали губы. Она хотела что-то сказать, но потом махнула рукой и отошла. Усевшись на свое место на соломе так, чтобы не видеть площадь, она обхватила колени руками. Губы Дарнти шевелились, глаза были плотно закрыты. В истории Пэллан достаточно дат, чтобы вспоминать их.