Эльхан Мирзоев - Мои останкинские сны и субъективные мысли

• Название: Мои останкинские сны и субъективные мысли
• Автор: Эльхан Мирзоев
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

— Это наш корреспондент. Пустите его, — попросил Боря.

— Для нас это не доказательство.

— Ну как же. Вот мой паспорт, вот моя фотография…

— Да, паспорт Ваш. В списках Вы есть. Но удостоверение просрочено.

— А у нас тоже они просрочены, — заулыбался Антон.

Я, кажется, уже говорил, что на НТВ страшный бардак. Уже конец первого квартала года, а многие сотрудники с недействительными редакционными документами. Это ещё ничего — компания могла приобретать автомобили представительского класса для начальства, а для съёмок не хватало кассет — не покупали: приходилось их размагничивать и использовать для записи десятки раз, пока те не развалятся. Иногда невозможно было отобрать для эфира те или иные отснятые эпизоды видео или интервью, из-за технических браков на старых кассетах.

Конечно, кремлёвские съёмки — исключение. Для этих целей в видеотеке НТВ был специальный стеллаж с новенькими кассетами «для Путина». Цирк!

Охранники с интересом стали изучать удостоверения ребят. Мне показалось, что всё время молчавший второй фэсэошник даже покраснел.

— Давай пропустим, — сказал он коллеге, назвав его, кажется, Миша.

— Нет, раз они там, — показал Миша в зал. — Значит они… ммм… с НТВ.

— То есть главное — туда попасть, пройти эти двери. А потом у Вас претензий не будет, так? — начала ехать у меня «крыша» и дрожать руки.

— Да. Но до следующей проверки документов, — улыбнулся моей сообразительности человек, которого я уже ненавидел.

Нашему брату с Сергеем Мироновым было интересно работать. Человек он импульсивный, общительный, корректный, в интервью никогда не отказывает. А всё это, к сожалению, исключение среди госчиновников. Да, в попытке произвести впечатление он может потерять контроль и сказать вздор, яркий, эмоционально-окрашенный, популистский вздор. Говоря просто — его заносит. Но что же тут поделаешь? Современная российская политика сейчас стала не борьбой действий, дел, не конкуренцией деятельности, а соревнованием слов, фраз. Журналист передаёт информацию не о том, кто что сделал, а о том, кто что сказал. Так Миронов хотя бы говорит что-то.

Но самое главное, за что его ценят коллеги — он не сноб. Ни «на камеру», ни «вне камеры». Спикер Совета Федерации выигрывает в невольно напрашивающемся сравнении с другим отечественным спикером — Государственной Думы — Борисом Грызловым, который, наверняка, в прошлой жизни был надменный индюк, или ему предстоит реинкарнироваться в него в будущей.

И подчиненные у Миронова самые корректные, если сравнивать с командой других руководителей. С его службой безопасности можно не только разговаривать, а даже высказывать ей свои мысли.

Я тогда действительно разозлился. Тем более обстоятельства позволяли. А ничто так не красит злость, как понимание осуществимости мести. Уверенный, что эти фэсэошники мне ничего не сделают, я погрозил им дрожащим пальцем, прохрипел: «Я вам покажу!» и, стоя недалеко от них, стал слушать и наблюдать происходящее в зале через открытые двери.

Перед тем, как подписать Соглашение о сотрудничестве Сергей Миронов сказал фразу интересно звучащую, но не связанную с действительностью:

— Сегодня перед вами произойдёт реальное объединение демократических сил. Все три политические партии, председатели которых присутствуют за этим столом, созданы снизу. У нас много общего в наших подходах, в наших программах. Главное — это гуманизм! Такие союзы — залог становления настоящей многопартийной системы в нашей стране.

Аплодисменты. Улыбки. Можно ставить подписи.

Кто-то из счастливых коллег в зале во время пресухи спросил — какая идеология у этой «коалиции», и Миронова снова понесло:

— Пройдёт ещё несколько лет, и не будет ни левых, ни правых — это всё остатки Маркса и замшелого XX века. А мы стремимся вертикально вверх — к звёздам, к солнцу!

Смех. Искренние аплодисменты. Всё же человек думал над красивой фразой, потел.

Мне звонит Михаил Осокин, ведущий вечернего, семичасового выпуска новостей. Вот школа у Деда (так его на НТВ называли). Только пришёл на работу и уже все съёмочные группы обзванивает. Сам.

— Ну что там, Эльхан? Скука? — спросил как всегда грустно-скрипучий голос.

— Не совсем. Миронов зажигает.

— Нет, про это объединение-слияние не будем давать, — сказал голос Деда и стал ещё грустнее. — Это же не «Яблоко» с СПС…

— А я собираюсь после пресухи отдельно записать Миронова. По поводу Киргизии.

— О! Слушай, точно. А ты уже договорился с ним?

— Пока нет, Михал Глебыч — посмотрел я на своих обидчиков, чтобы набраться сил. — Но настроен решительно!

— Аааа. Давай! Сразу мне сообщи, что он там скажет.

В то время, пока Россия зарастала нравами и обычаями, характерными для политического и общественного застоя, в Киргизии кипела жизнь. События, которые скоро назовут Тюльпановой революцией. Очень важные, показательные для России.

Всё началось из-за парламентских выборов. С 2005 года республика должна была перейти от президентской формы правления к президентско-парламентской. Выбираемый по одномандатным мажоритарным округам законодательный орган получал более широкие полномочия — результат конституционной реформы 2003 года. Предполагалось, что Аскар Акаев, у которого заканчивался третий президентский срок, выберет один из двух вариантов сохранения власти за собой: либо займёт пост премьер-министра, либо продавит новые, дополнительные конституционные реформы, по которым президент будет избираться не на всенародных выборах, а парламентом. Так что, за места в парламенте шла яростная борьба.

По результатам двух туров на выборах — 27 февраля и 13 марта — оппозиционные политики получили всего 6 мест, а абсолютное большинство мандатов достались пропрезидентским силам, в том числе — Партии единства и развития «Алга, Кыргызстан» («Вперед, Киргизия!»), возглавляемой дочкой президента Акаева 32-летней Бермет Акаевой, и партии «Адилет» («Справедливость»).

Оппозиция, возглавляемая бывшими госчиновниками (бывший премьер-министр Курманбек Бакиев, бывший министр иностранных дел Роза Отунбаева, бывший вице-президент и глава МВД и МНБ Киргизии Феликс Кулов) была не согласна с результатами. Наблюдатели ОБСЕ и ПАСЕ не признали выборы соответствующими международным нормам — из-за нарушений как со стороны власти, так и со стороны оппозиции. А вот наблюдатели от СНГ, как всегда, признали выборы «вполне демократическими, легитимными, свободными и открытыми». Очень интересный персонаж и член миссии международных наблюдателей от СНГ Владимир Чуров (тот самый, который сейчас заправляет ЦИК России, а тогда ещё зампред Комитета Госдумы по делам Содружества и связям с соотечественниками), видимо, отправленный в Киргизию на стажировку, сказал по этому поводу, сам того не подозревая, многозначительную фразу: «Мы и наблюдатели от ОБСЕ видели одно и то же, но опять пришли к неодинаковым выводам».

Не согласились с мнением Чурова в Киргизии подозрительно много близоруких киргизов. Начались массовые волнения против результатов выборов. Особенно на юге республики: большинство членов оппозиции были родом из южной, отсталой по сравнению с севером, части страны. Там, на юге, власть захватывали недовольные массы людей — в Оше, Джалал-Абаде, Нарыне и Таласе. На некоторых участках избирком под давлением пересчитывал голоса и менял результаты. Но было уже поздно. На понедельник 21 марта Киргизия была расколота на две части: север со столицей контролировали власти, а юг — взбунтовавшиеся.

Потом многие — в том числе и в России — ругали официальный Бишкек за нерешительность и мягкость. Мол, надо было в самом начале жёстко подавить выступления. Николай Бордюжа[41], например, потом признавался — предлагал президенту Аскару Акаеву использовать механизмы ОДКБ. Но это не совсем так. Власти применили почти весь репрессивный арсенал, кроме втягивания армии. И слезоточивый газ, и спецназ, и стрельба по протестующим, и подкуп оппозиции. И даже использовали любимейший трюк постсоветских режимов — национальный вопрос: первые выступления в южных городах Оше и Джалал-Абаде официальный Бишкек преподносил как узбекские беспорядки, организованные наркобаронами и религиозными экстремистами. А потом ещё и опустились до самого примитивного регионализма — мол, это нищие и отсталые киргизы-южане, «вчерашние кочевники»[42], озлоблены против образованного, продвинутого русскоязычного севера Киргизии. Но все эти варианты могли дать результат раньше, не теперь — власть потеряла уважение, доверие. Любая жёсткость с её стороны лишь усиливала волнения, выводила на улицу ещё больше людей.

Официальная Москва в те дни была крайне немногословна. Если сразу после выборов происходящее в Киргизии в Москве виделось и комментировалось как хулиганские беспорядки — опасная, но вполне решаемая сапогом и дубинкой проблема — то молчание последних дней говорило о растерянности в Кремле. Да нет, Кремль был в состоянии шока. А ведь говорить что-то надо было.