Александр Кулешов - Лишь бы не опоздать

• Название: Лишь бы не опоздать
• Автор: Александр Кулешов
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1971

---

— «Накануне»… — ворчал Никитин. — Выходи за неделю…

В конце концов он придумал хитрый прием — стал сам опаздывать на свидания, хотя это и противоречило всем его привычкам. Но прием себя не оправдал — Лена все равно приходила позже.

Проведя первые пять минут встречи в упреках и оправданиях, они, взявшись за руки, отправлялись в любимый «Космос», в кино, на концерт, в театр или в гости. И хотя вкусы у них были весьма разные, даже во многом противоположные, шли с удовольствием — ведь, в конце концов, они были вместе.

Происходил, как выражалась Лена, процесс «взаимного обогащения». Например, Лена заразила Никитина своей любовью к цирку, а он ее — к спортивным соревнованиям.

Сначала Лена сопротивлялась.

— Не могу понять! Ну, выходят два человека на ковер, пыхтят, сопят, швыряют друг друга, тратят кучу энергии… Зачем? Да еще ты говоришь, что каждый день теряют два — три часа на тренировки. Это же уйма времени!

— Во-первых, — солидно возражал Никитин, — я не говорил «тратят время». Они от тренировок получают удовольствие. Они благодаря этому «потраченному» времени становятся здоровыми, сильными, атлетичными. Ты вот, например, сколько времени проводишь каждое утро перед зеркалом? А? То-то! Тратишь время. Зачем? Чтобы выглядеть красивой — «от того удовольствие и торжество в чувствах получая». Во-вторых, кто сопит и пыхтит? Ты, может быть, когда контрольную пишешь, а у самбистов я что-то не замечал. И вообще, по-твоему, самодеятельные певцы, танцоры, актеры, художники, фотографы, композиторы, все, кто пишет для себя и друзей, а не для журналов и издательств стихи, все, кто вообще «тратит время», совершенствуясь в чем-то, не связанном с его непосредственной профессией, делают это зря?

— Нет, ну я не говорю… Но… В общем…

Однако такая аргументация звучала малоубедительно, и Лена замолкала.

В конце концов она увлеклась самбо, азартно вопила на соревнованиях, толкала Никитина в бок, охала или в сердцах восклицала: «Шляпа! Дистрофик!»

Друзей у них было много, и в гости они ходили часто. Но тут наметилось явное размежевание. Несмотря на свою примечательную красоту и все признаки любви к Никитину, которую она не скрывала, его товарищам Лена не нравилась.

Разумеется, они были приветливы, галантны, гостеприимны, но Никитин чувствовал, что это делается ради него.

Не многие из его даже самых близких друзей могли позволить себе в столь интимной области полную откровенность. Дима Сурков, например, инженер, занимавшийся у одного с Никитиным тренера.

— Видишь ли, — говорил он раздумчиво, стараясь подбирать выражения помягче, — не настоящая она какая-то. Не обижайся, Валька. Тебе, в конце концов, судить. Но, с другой стороны, ты не можешь судить в этом деле объективно. Со стороны видней.

— Но ведь она же… — горячился Никитин.

— Знаю, влюблена. По всему видно. Бесспорно. Но как бы тебе сказать? Мне кажется, что вот так она могла бы любить еще сто человек. Нет, не одновременно, последовательно. Ну, понимаешь, вот есть женщина, которая любит самозабвенно именно тебя. Ни до тебя, ни после никого так уже не полюбит, да если б тебя и не было, никого бы так не любила. По-другому — слабей, спокойней, меньше. А Лена твоя, она любит вообще так, любого, кого любит, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Не было б тебя, она так же отчаянно была бы влюблена в другого. Исчезнешь ты — следующего, а за ним следующего будет так любить. Да и до тебя…

— Но она же девчонка…

— Э, нет! В чувствах она зрелый человек, поверь мне. Просто она вообще такая. И в двадцать пять, и в тридцать, и в сорок будет такой же. Ну, легкомысленная она, что ли. Или это другое. Вот она постановила для себя, что влюблена, и шлюзы открылись. Потом решит, что влюблена в другого, — повторится то же. Таких, как ты, она, наверное, еще не встречала, но ведь встретит. Подобные ей быстро забывают.

Дима Сурков во многом был прав, но в одном он ошибался — Лене никогда не суждено было забыть Никитина…

Иногда Никитин мечтал. Прохаживаясь с жезлом в руке вдоль широкой асфальтовой магистрали, по которой уже прохладный ветерок то и дело прометал начинавшие желтеть листья, он мечтал. Это не мешало ему зорко следить за машинами, останавливать нарушителей — вообще выполнять свои прямые служебные обязанности. Отнюдь.

Просто в какие-то спокойные минуты он представлял, что они с Леной вместе. Он избегал находить этому понятию более точное определение — просто вместе. В основном он мечтал о том, что Лена станет другой — она будет серьезной, с чувством ответственности; будет увлечена своей профессией педагога, к каковой ныне она относится крайне иронически, хотя и учится в педагогическом вузе; будет любить его, Никитина, не восторженной любовью, а глубокой, спокойной, «солидной». Никитин досадливо обрывал свои мечты, когда над головой его любимой начинал светиться нимб. А вообще здорово, если б она стала такой, какой он хотел! Но, наверное, само ничто не приходит, надо над этим работать, воспитывать ее, разумеется, незаметно, чтобы она и не догадывалась…

— Девчонки, он меня перевоспитывает, — увлеченно повествовала Лена своим внимательно слушавшим подругам, — ведет душеспасительные беседы.

— А ты? — вопрошала Нина.

— Поддаюсь! Всецело. Скоро запишусь в секцию самбо — буду вас швырять через стол. Хочешь, сейчас?

Лена набрасывалась на подруг, начинались визг, возня, пока все трое в изнеможении не падали на диван, растрепанные и тяжело дышащие.

— Нет, вы только подумайте, — продолжала Лена, отдышавшись, — он, например, не понимает, зачем я учусь в педагогическом, если не собираюсь учить детишек! Я объясняю — язык хочу знать, а там куда-нибудь в интересное место. «В какое?» — спрашивает. А я откуда знаю? Я сама не знаю. Ты вот, Валя, знаешь?

Валя презрительно пожала плечами:

— Я-то знаю. Я, между прочим, это еще в седьмом классе знала. Пойду в школу. Поработаю несколько лет; если смогу, буду в институте преподавать.

— А я, если возьмут, — в аспирантуру, — вставила Нина. — Я и тему уже придумала…

— Да ладно… — Лена махнула рукой. — Вы же образцово-показательные. Вас на выставку надо, в музей, а я буду гидом — указкой в вас тыкать и объяснять на заграничных языках: «Вот идеальные бывшие школьницы, позже образцовые студентки, ныне показательные учительницы…»

Она помолчала.

— А вот он всегда знает, что хочет. И уж он, будьте покойны, своего добьется. Он еще генералом станет…

— А ты генеральшей… — подхватила Нина.

— Нет, — сказала Лена с неожиданной грустью, — не буду я генеральшей. Он найдет лучше, настоящую, не такую балаболку, как я… — Но тут же она вскочила, закружилась по комнате, запела: — «Как хорошо быть генералом, как хорошо быть генералом, стану я точно генералом, если капрала переживу!..»

— Да брось ты! — Валя растрогалась. — Все у вас будет хорошо. Между прочим, если он дослужится только до капитана, тоже ничего страшного, будешь капитаншей.

Лена иногда спрашивала себя, по-настоящему ли она любит Никитина. Дело в том, она это твердо знала, истинная любовь беспричинна и необъяснима. Когда человек любит по-настоящему, он не может ответить, почему он может любить урода, глупца, подлеца. Подчас даже знать это, и все равно любить.

А вот она отлично знала, за что любит Никитина. Она просто по полочкам могла разместить все эти причины. Никитин умный, решительный, волевой, романтичный. Герой. Он сильный, ловкий, атлетически сложен и красив, он самбист и снайпер, спортсмен и офицер. Супермен. Когда они идут рядом, девчонки засматриваются на него, а на нее бросают завистливые взгляды.

Но однажды где-то в кино, в ожидании сеанса, они, случайно заглянув в старую газету, увидели постановление Президиума Верховного Совета о награждении лейтенанта милиции из далекого города. Последним словом в постановлении было «посмертно». Никитин помрачнел, но ничего не сказал. А Лена вдруг задумалась. Она себе представила, что вместо фамилии того далекого лейтенанта стоит фамилия Никитин. Ей стало страшно-она вцепилась в его руку с такой силой, словно они должны были расстаться навсегда. Она внезапно представила себе, что он больше не позвонит, не придет на свидание, вообще исчезнет из ее жизни. И не только из ее.

Вот тогда она поняла, что любит по-настоящему. Она замучила Никитина нелепыми вопросами: не палят ли нарушители движения в инспекторов из пистолетов, не опасно ли ездить на большой скорости на мотоцикле, вооружен ли он, когда ходит в штатском, особенно ночью, и т. д.

Никитин смеялся, шутил, но Лена смотрела на него укоризненным взором, и ему становилось неловко.

Впрочем, долго грустить и тревожиться Лена не умела. Ее увлекала какая-нибудь очередная идея — веселая, забавная: то готовилась свадьба подруги, то возникала мысль кого-то разыграть, то выяснялось, что где-то, чуть не в подмосковном поселке, устраивается бал-маскарад и она во что бы то ни стало хотела попасть туда, да еще с Никитиным.