Михаил Загоскин - Брынский лес

• Название: Брынский лес
• Автор: Михаил Загоскин
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1993
• ISBN: 5-86863-001-7

Введите сюда краткую аннотацию

---

Казалось, случай как будто бы нарочно свел вместе этих трех раскольников, чтобы олицетворить перед глазами Левшина три главных начала почти всякого раскола: безумный фанатизм, фарисейское лицемерие и глубокое, закоснелое невежество. Остальные три раскольника, сидевшие за столом, не отличались ничем от обыкновенных зажиточных мужиков и, по-видимому, не принимали никакого деятельного участия в беседе своих старшин.

— Оле бедствие!.. Оле скорбь неусладимая!.. — говорил старец Пафнутий. — Православные призывают еретиков, отрекаются от своего обета!.. Да потребит же Господь от земли память сих окаянных отступников!.. Да воспомянутся беззакония отцев их пред Господом, да приидет на главу их…

— Эх, полно, отец Пафнутий, не кляни! — прервал Филипп. — Или ты не ведаешь, что от изрекающих проклятия отвращается Господь, ибо гортань их, яко гроб отверстый. Прежде бывшие братья и сестры наши не до конца свершили свой подвиг, — так что ж?.. Коли было начало благое, так будет и конец благой; а что они призвали на помощь еретиков и те их выручили, так в этом мы сами виноваты; коли они волей пошли в запо-щеванцы, так мы бы могли им и здесь в скиту местечко найти, здесь бы их никто не выручил. Вот, погоди, они вернутся к нам со своими пожитками.

— Да не дерзают! — закричал Пафнутий. — И како возмогут сии нечестивые грехолюбцы и плотоугодники внити во святые врата обители нашей.

— Ну, коли не во святые, так мы проведем их и задними. Я приму их с любовью, яко заблудших овец…

— Недостойное глаголеши, брате Филиппе! — прервал Пафнутий. — ЭДюбе тьме смешатися со светом, чем единому из братии наших иметь общение и любовь с ними, отступниками от православной веры…

— Эх, отец Пафнутий! Да ведь человек слаб: протекая свое поприще, он 'претыкается, а претыкающийся падает — потщимся же восставить его. Ты станешь их увещевать, я тебе пособлю, и, может быть, они опять пойдут охотно в запощеванцы…

— А не захотят охотою, так можно и поневолить, — проговорил долгобородый.

— Ни, ни! — завопил Пафнутий. — Не достойны бо стяжать светлые венцы мученические. Пусть гибнут окаянные во грехе своем.

— И впрямь, — промолвил долгобородый, — пусть гибнут во грехе!

— Ну, как хотите!.. Так мы их в скит не пустим, а пожитки их оставим у себя.

— Нет, брате Филиппе! — прервал Пафнутий. — Все их доброе, сиречь, пожитки, яко еретикам принадлежащие, да предадутся огню.

— Огню! — повторил Филипп. — Что ты, отец Пафнутий!.. Как станем этак все предавать огню, так нам и перекусить нечего будет.

— Да, братие! — продолжал Пафнутий. — Да! И пепел оных развейте по ветру, да не како прикасаясь к достоянию нечестивых, осквернимся и мы, православные.

Кошачьи глаза Филиппа завертелись во все стороны, он приподнялся, хотел что-то сказать, но вдруг остановился и начал молча перебирать свои четки.

— Истинно так! — промолвил долгобородый. — И покойный наставник мой Антипий увещевал братию сохранять себя от осквернения; он часто говаривал, что коли где погребен еретик, и на могиле его вырастет трава, и той травы пощиплет корова, и от этой коровы кто из братии выпьет молочка, то отлучить такового на шесть месяцев от церкви и троекратно читать над ним молитву от осквернения.

— Эх, братие, братие! — заговорил опять Филипп кротким и тихим голосом. — Да ведь и скверное, проходя чрез руки православных, освящается. Мало ли из наших и продают, и покупают, и деньги на торгу берут, а из каких они идут рук?

— Деньги! — прервал Пафнутий. — Берегитесь, братие, сей прелести сатанинской!.. Деньги бо суть печать антихристова.

— Деньги печать антихристова! — повторил Филипп, вовсе уж не кротким голосом. — Нет, отец Пафнутий, не безумствуй!.. Деньги дар Божий.

— Дар Божий!.. О людие крепковыйные и с окаменелым сердцем!.. Да разве ты не читал, Филипп, о звере и драконе антихриста?

— Читал.

— А что же мнится изображенным на сих еретичных деньгах — не дракон ли? Как же они не суть печать антихристова?

— Эх, Пафнутий! Да на них изображен Георгий Победоносец, поражающий дракона, сиречь сатану.

— Толкуй по-своему, толкуй!.. Нет, брате Филиппе, нечиста твоя вера. Се бо плоды кичливой мудрости бывшего твоего наставника — Андрея Поморянина. Берегись, возлюбленный Филиппе, берегись внимать льстивым речам сего прелестника!.. Не пастырь бо есть овец, а наемник… Что глаголю — наемник!.. Волк бо есть, пожирающий стадо!

— Ну, хоть и не волк, — прервал с приметным удовольствием Филипп, — а нечего греха таить: отец Андрей не великий ревнитель православия — осуетился, обмирщился!.. Да все-таки каков ни есть, а ведь другой заступы у нас нет… Кабы не он, так давно бы нам от прежнего Мещовского воеводы житья здесь не было. Вы все ведаете, что благочестивая наша царевна Софья Алексеевна в своей царской милости его содержит, и не токмо жалует, но даже грамотки к нему пишет: так поди-ка — обличи его!

— Обличу нещадно сего мироугодника! — воскликнул Пафнутий. — Не убоюсь ни льва, ни скимна…

— Ну, хорошо, хорошо! — прервал Филипп. — Да речь теперь не о том. Послушайте, братие: мы захватили одного из проезжих еретиков, посягнувших на свободу служения нашего…_

— Да, да! — сказал Пафнутий. — Святые угодники невидимо поборали с нами, и сей буйный нечестивец взят и ввержен в узилище…

— Сиречь заперт в моей кладовой. Да что ж мы станем, православные, с ним делать?

— Вестимо что, отец Филипп, — сказал один рыжий раскольник из числа тех, которые не принимали еще участия в беседе. — Не отпустить же его с поклоном домой!.. Ведь он, проклятый, разнес тесаком, почитай, надвое голову брату Федосею. Бог весть, будет ли жив?

— Так что ж, торговаться с этим еретиком? — подхватил долгобородый. — Петлю ему на шею…

— А мы с братией вот как думаем, — продолжал рыжий, — держать его взаперти, да не давать хлеба: пусть себе умирает своей смертью.

— Яко благочестивый запощеванец? — прервал Пафнутий, — Нет, братие, да не будет! Пусть гибнет сей еретик по закону, сказано бо есть: подъявший меч, от меча да погибнет!

— Оно так! — промолвил вполголоса Филипп, — да чтоб оглядок не было. Ведь он был не один.

— Да тот в донос не пойдет, — сказал рыжий. — Гаврила так хватил его по маковке дубиною, что он и не пикнул.

— Полно, так ли?

— Да уж не бойся, отец Филипп, не встанет!

Во всякое друтое время Левшин пришел бы в отчаяние от этих слов: он истинно любил верного своего слугу, но на этот раз его собственное положение было так ужасно, что ему некогда было пожалеть о бедном Фера-понте.

— Ну, это дело друтое! — сказал, помолчав несколько времени, Филипп. — Коли того убили, так этого нельзя помиловать: живая улика! Да что это у вас за обычай такой?.. Одного уходят, а друтого нет. Иль вы не знаете пословицы: семь бед, один ответ?

— Да вот отец Пафнутий указал нам захватить их живьем; их, дескать, допросить надобно: они подосланы от врага нашего, калужского архиерея.

— Истинно так! — подхватил Пафнутий. — Не странники бо суть мимоидущие, но лукавые соглядатаи.

— Сиречь, языки? — сказал Филипп. — Нет, отец Пафнутий! Коли бы они были языки, так не полезли бы с нашими в драку: все бы втихомолку высмотрели, а там подали бы изветь калужскому архиерею или Мещовс-кому воеводе. Да это все равно: подослан ли он или нет, а коли отпустим его живого, так он докажет на нас, что мы убили его товарища. Ну делать нечего, жаль молодца, да своя рубашка ближе к телу… Чу!.. Что это? Кто-то въехал к нам на двор… Что больно поздно?.. Кому бы кажется?..

— Отец Филипп, — сказал молодой детина, входя поспешно в избу. — Андрей Поморянин приехал.

— Андрей Поморянин!.. Зачем?..

— А вот как скажу, так узнаете! — раздался в дверях громкий голос.

— Отец Андрей! — вскричал Филипп, вставая. Все собеседники его также встали, исключая Пафнутия, который, однако ж, поотодвинулся, чтоб очистить место для приезжего гостя. В избу вошел человек пожилых лет. Мы не станем описывать его наружность, потому что она известна нашим читателям. Левшин с первого взгляда узнал в нем проезжего раскольника, с которым повстречался на постоялом дворе.

II

Когда этот проезжий, которого называли Андреем Поморянином, помолился перед иконами, Филипп сказал ему с низким поклоном:

— Милости просим, батюшка!.. Радуюсь твоему посещению и творю земной поклон!..

— Дозволь, отец Андрей, и мне, — промолвил почтительно рыжий раскольник, — приветствовать тебя с нижайшим поклоном.

Все остальные раскольники отвесили также по низкому поклону, исключая Пафнутия, который сидел, не трогаясь, на своем месте.

— И я бы вас приветствовал, — сказал приезжий, окинув строгим взглядом всех присутствующих, — и я сказал бы: мир вам, братие! Да язык не повернется. Нет мира для вводящих богопротивные ереси; нет мира для вас, окаянных душегубцев, всуе призывающих имя Господне!