Андрей Фурсов - Холодный восточный ветер. На пороге нового мира — есть ли субъект стратегического действия?

• Название: Холодный восточный ветер. На пороге нового мира — есть ли субъект стратегического действия?
• Автор: Андрей Фурсов
• Жанр: Исторические приключения

Как часто бывало в прошлом, Россия опять находится в исторической ловушке, на рубеже исчезновения. Есть ли выход из тупика? На каком пути возможна трансформации разлагающегося и деградирующего осколка СССР в нечто новое, привлекательное для подавляющей части своих граждан. Ответ на эти вопросы -- в статье Андрея Ильича Фурсова, одного из лучших современных российских историков, и без сомнения, патриота России.

---

О пользе и вреде национализма

На бумаге все или почти все кажется правильным и выполнимым. В реальности — иное. Мир не таков, каким нам хотелось бы его видеть. За каждой задачей скрывается на самом деле несколько задач, каждая из которых упрятана в другую, но вырастает до гигантских размеров, как только добираешься до нее. Причем решение этой задачи гарантирует лишь одно — возможность решать следующую. А вот неудача означает очень неприятную вещь — конец игры. Итак, проблемы.

Начать с того, что русские до сих пор не являются нацией в строгом смысле этого слова. Или являются не полностью: процесс формирования русской нации не завершен, более того, он деформирован. Нация в строгом смысле слова есть такая форма социо-этнической организации, базовой единицей («кирпичиком») которой является индивид: нация не может состоять из племен, кланов, каст, полисов, общин — эти коллективные формы, охватывая индивида, не позволяют сформироваться нации. Не случайно нации начинают возникать в Западной Европе в XVII—XIX веках по мере разложения «первичных коллективностей». В Российской империи, где община просуществовала до начала ХХ века, условий для появления целостной русской нации не было; к тому же фокус групповой идентичности носил не этнический, а религиозный (православие) или монархический (самодержавие) характер. В таких условиях естественное состояние основной массы населения — народ(ность), тогда как небольшая часть — дворянство — превращается в квазинацию. Отмечу, что православие и монархический строй не способствуют, по крайней мере в русских условиях, развитию нации. Поэтому нынешние призывы к возрождению православия и восстановлению монархии в России бессмысленны. И дело не только в том, что обе эти формы, особенно монархия, изжили себя еще в начале ХХ века. Дело и в другом — они не способствуют, если не блокируют развитие нации. Показательно: те, кто ратует за православизацию и монархизацию России, чаще всего помалкивают по вопросу о развитии русской нации и смотрят не в будущее, а в прошлое, обрекая себя тем самым на поражение.

В СССР русская нация тоже не сложилась: во-первых, формировалась общность нового типа — советский народ; во-вторых, русско-национальное, за исключением периода конца 1930-х — начала 1950-х годов, мягко говоря, не поощрялось — по контрасту с курсом на развитие «национального сознания» во всех республиках, кроме РСФСР.

Таким образом, на данный момент русская нация как таковая до конца не сформировалась. Более того, за период с 1980-х годов в значительной степени произошел — отчасти стихийно, но в еще большей степени целенаправленно — демонтаж и народа, прежде всего советского; впрочем, психоинформационные удары наносились по советским и русским архетипам сознания одновременно. В связи с этим возникает задача, теснейшим образом связанная с созданием сильной, процветающей и независимой России и предваряющая ее. Речь идет о воссоздании жизнеспособной, полноценной русской нации и соответствующих ей форм властной, социальной, экономической и духовной организации вкупе с обеспечением ее психоисторической (смыслы и ценности), геополитической (хозяйство) безопасности в условиях надвигающегося мирового системного кризиса, который, если не случится тотальной катастрофы, может продлиться 100—150 лет (то есть охватит XXI, а возможно, и XXII век).

Однако на пути достижения поставленной цели имеются серьезнейшие препятствия. Во-первых, это как нынешняя внутренняя среда, причем речь идет о состоянии не только власти, но и населения в целом, так и внешняя среда, враждебно настроенная к России и русским. Во-вторых, количественный аспект: невозможно создать нацию сразу из 130 млн человек — сначала должно быть создано ядро («модальный тип личности» — 7—8% населения), что отчасти затрудняет и осложняет, а отчасти облегчает и упрощает решение задачи. В-третьих, возникает вопрос о том, кто будет создателем нации. Им-то как раз и может быть только принципиально новый, отвечающий современным русским и мировым условиям ССД, который, комбинируя сетевые, институционально-иерархические и территориальные принципы организации, способен решать стратегические задачи геополитического, системно-геоисторического и цивилизационного характера. На данный момент такой субъект в РФ не просматривается. О том, как он может появиться, мы поговорим позже. Здесь и сейчас скажем о тех задачах, которые объективно стоят перед ССД, и о тех железных требованиях исторического процесса, которым он должен соответствовать, чтобы состояться, чтобы вступить в Игру, в которой можно победить. Соответствие этим задачам и требованиям и формирует ССД, определяет, оконтуривает его.

Нация и империя

Одну задачу мы зафиксировали: окончательное оформление русской нации, без этого трудно представить себе новую историческую Россию. Нации, как показывает история, создаются посредством национализма, главные орудия которого — школа и армия (именно эти институты целенаправленно разрушались в РФ).

Вопрос, однако, в том, какой национализм и что его уравновешивает, поскольку у национализма есть свои плюсы и свои минусы. Плюсы очевидны: история западных стран, где национализм трактуется весьма положительно (достаточно посмотреть английские, немецкие, французские, испанские словари), показывает, что национализм — мощнейшее орудие внутренней интеграции и внешних побед[6]. Национальная разобщенность и слабое чувство коллективной идентичности — две серьезнейшие наши проблемы как в исторической, так и в повседневной жизни, из-за этого русские часто проигрывают внешне намного более слабым, но обладающим национальной сплоченностью этнорелигиозным, а то и этномафиозным группам, которые мощное чувство именно национальной идентичности, растворяющей все остальное, даже религию, превращает, по сути, в особые корпорации.

Однако, как говорят наши заклятые друзья англосаксы, every acquisition is a loss, and every loss is an acquisition (каждое приобретение есть потеря и каждая потеря — приобретение). Завершенный национализм часто приводит к окостенению, приближая финал развития того или иного народа. Нация завершается — оканчивает свое развитие, останавливается. Не это ли произошло с главными националистами Европы — французами, немцами и поляками? А вот у британцев нашлось нечто существенно ограничивающее национализм, компенсирующее его узкие места, выводящее за его рамки при сохранении национальной идентичности как высшей ценности (Right or wrong, my country — «Права она или нет, но это моя страна»; этот принцип — залог побед англосаксов). Это нечто — имперскость, одно из лучших средств против жесткости и крайностей национализма, не позволяющее ему превратиться в этноцентризм. Разумеется, «ненационализм» англосаксов не стоит преувеличивать, и тем не менее разница в этом плане между ними, с одной стороны, и французами, поляками и немцами — с другой, очевидна. Эта разница — в отличии имперского национализма от узкоэтнического.

Существует определенная корреляция между незавершенностью русских как нации, с одной стороны, и имперскостью дореволюционной России и квазиимперскостью (протоглобальностью) СССР. И самодержавие, и советский строй тормозили и даже деформировали развитие русской нации. Однако они же не позволяли русским закостенеть в узконациональном восприятии реальности, делали их открытыми миру; правда, часто слишком открытыми. Другое дело, что последние три сотни лет русские, неся основное бремя имперскости, непропорционально их доле в населении страны, были представлены во многих решающих сферах общества.

Действительно, русские тащили на себе основное бремя и Российской империи, и СССР, как правило, не получая за это достойного вознаграждения («победитель не получает ничего»); в верхушке был непропорционально высокий процент нерусских. Однако трагическая ирония истории заключается в том, что вне и без империи русские вообще лишаются исторических шансов. В отличие от Запада, где империя — политическая форма и не более того, в России империя есть социальная форма, и ее крушение приводит к разрыву социальной ткани и катастрофе прежде всего для русских. В связи с этим любые попытки квалифицировать имперскость как бремя, которое необходимо сбросить, создав узконациональное русское государство, следует рассматривать либо как глупость, либо как сознательное участие в одной из западных (англосаксонских, ватиканских и иных) схем, общий знаменатель которых — «ударим русским национализмом по России».

С учетом всего этого ССД должен строить новую историческую Россию как импероподобное образование, границы которого могут существенно отличаться как от царской России, так и от СССР. Кроме того, у новой исторической России должно быть не только физическое измерение, но и метафизическое — виртуальное. Речь идет о сетевом русском мире как реализации русского проекта глобализации — единство материального и виртуального. Сетевые формы, великолепно дополняя территориальные, способны развиваться и сами по себе (см. две «академии» из знаменитого пятикнижия А. Азимова). Как знать, возможно Четвертый Рим как диалектическое единство сетевого глобального русского мира и новой исторической России как макрорегиональной территории начнет строиться в виртуальной сфере, прорастая из нее как из будущего в материальное настоящее.