Алексей Шельвах - Приключения англичанина

• Название: Приключения англичанина
• Автор: Алексей Шельвах
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-367-00582-0

…

---

Говоря так, Аккуратов уже нетвердой рукой взялся за бутылку. Я скептически наблюдал, как хлещет чернильная струя, то и дело виляя, соскальзывая по наружной стороне стакана, и прикидывал, не вычеркнуть ли этот затянувшийся эпизод, я совершенно искренне не понимал, на кой ляд мне понадобился в прологе Аккуратов, – неужто лишь для того, чтобы напиться и перестать хотя бы на сегодня мучиться угрызениями?.. Да ладно, тоже мученик нашелся. А может, это какой-то, мною самим пока не осознанный, композиционный ход?..

Так ничего и не решив, я предоставил повествованию развиваться самопроизвольно. Честно говоря, неохота было шевелить ни рукой, ни ногой, ни тем более мозгами. Табачный дым клубился даже под потолком, пол был усеян черно-блестящими каплями. Надо бы открыть форточку, думал я, сходить на кухню за тряпкой, вытереть пол... и не двигался с места.

За стеной между тем бодро кричали «ура» – шла в атаку пехота.

Аккуратов, наполнив стаканы до краев, поставил пустую бутылку (третью по счету) на пол.

 – Не опоздаешь? – спросил я, тихо радуясь, что вина больше не осталось и что здорово я все-таки это придумал с командировкой – если бы не торопился Аккуратов в аэропорт, уж наверное предложил бы он продолжить и даже сам сгонял бы за бухлом.

– Есть еще десять минут в запасе, – посмотрев на часы, ответил Аккуратов. – Ну что, вздрогнули?

С усилием влил я в себя последнюю дозу. Аккуратову это тоже далось нелегко – залпом заглотив содержимое (иным способом употребить проклятую бормотуху было уже невозможно), он побагровел, подавляя рвотный спазм...

Сделал энергичный выдох и прежним задушевным тоном завершил, наконец, душеспасительное собеседование:

– Может, тебе поменять профессию? Нынче многие непризнанные идут в кочегары. Хотя там же платят копейки, а ты должен матери помогать... Слушай, а что если тебе попробовать написать нечто вроде исповеди, нечто заведомо не для печати, а для, так сказать, внутреннего употребления? Нет-нет, я вовсе не хочу сказать, что, сочиняя стихи, ты всякий раз просчитываешь, напечатают их или нет, боже упаси, и все же, признайся, что сообразуешься ведь с некими общепринятыми нормами, ну там, литературного стиля, правописания... морали, наконец! А я тебе советую описать нынешнее свое состояние, не заботясь нимало о красотах слога и не стесняясь подробностей, даже самых непривлекательных, перечислить все до единой причины своих неудач в жизни и творчестве, словом, завести историю собственной болезни. Я читал, что такого рода психотерапия помогает разобраться в себе. Боюсь только, что ирония твоя рефлекторная все испортит. Ты же без иронии не можешь, это твоя скорлупа, раковина, твое забрало с темным, как у электросварщика, стеклом, а нужна вспышка, чтобы глазам стало больно, чтобы увидел ты свою болезнь во всей ее неприглядности... Леха, блин, я уже опаздываю!

Не знаю, не помню, почему я согласился проводить Аккуратова до аэропорта. Скорее всего, потому что здорово захмелел и ничем серьезным заниматься все равно не мог.

Короче, поймали тачку и вскоре уже входили в стеклянное здание Пулково. Приникли к дверям ресторана и спроворили у халдея бутылку коньяка. Выжрали ее из горла в общественном туалете. Времени на разговоры уже не было, обнялись, и Аккуратов скрылся за стеклянной стеной накопителя, а я остался покачиваться посреди зала ожидания, не смея ступить ни вправо, ни влево, ни вперед, ни... понятно, боялся быть изобличенным милиционерами, стоял на месте и грустил о том, что улетаю не я, что суждено мне по гроб жизни точить чугунные чушки, и поделом, если даже не пытаюсь изменить эту самую жизнь, прав Аккуратов, это болезнь, болезнь, которая не может не сказаться и сказывается на творческом процессе, о творчество, творчество, восклицал я мысленно, черное ты мое, чернильное над белым листом бумаги! то есть вдохновение, ну разумеется, вдохновение, а не творчество, легкий огнь, дым дельфийский, расположение души к живейшему принятию впечатлений, забыл, как дальше, о вдохновение, хладный пот, смешно разинутый рот, трезвое пианство, о вдохновение, где же ты?.. Ты – где-то...

Меж тем огнь коньяка занялся в моих жилах, и я поплелся, наконец, сквозь толпу и вдруг сел в кресло.

– Вдохновение? – насмешливо спросил кто-то слева, я вздрогнул, повернул голову и увидел, что в нескольких метрах от меня расположились в креслах и беседуют три девушки.

– Вдохновение? – насмешливо спросила одна из них другую, и я начал прислушиваться, а украдкой и приглядываться. Они, оказывается, еще и выпивали, не обращая внимания на мелькающих мимо граждан, и возле стройных ног стояли стройные бутылки, еще и дымили сигаретами, и волокна дыма, как венки, плавали над их головами.

Одна из девушек, утомлена употреблением вина, откинулась на спинку стула и уснула.

Другая из горла глотнула и продолжает:

– В искусстве главное – прием и чувство меры, а слову «вдохновение» давно уж нету веры.

Поверь, Мария,

все это бред богемы, истерия.

    – Эй, дэвушка, хады сюда! – вдруг восклицает гражданин в огромной кепке, заглядывая с улицы.

Мария тоже сделала глоток и отвечает, при этом нарочито кобеля не замечает:

– Нет, Ленка,

цель творчества - не обязательно нетленка. Побудь минуту объективной, а не гневной, подумай, каково в психушке повседневной поэту истинному...

– Как же отличить беднягу от всего лишь рифмача? – ехидствует Елена.

У Маши на устах вскипает пена:

– О графоманах я не говорю! Какое дело

до них нам всем, кто жить желает смело?

Любая «Ars poetica» – ботва.

Глагол «творить» –

из речевого обихода божества

и в переводе означает...

Елена ерзает:

– Маш, не могла бы покороче?

Так писать хочется – нет мочи.

Мария гнет свое:

– ... и в переводе означает:

ни в чем и никогда себя не повторить!

– Ну все, конец терпенью моему. – Елена убегает.

Мария сигарету зажигает

и вся – как Пифия – в дыму.

Тут просыпается Людмила:

– А мне стихи Есенина читал один солдатик –

он был в постели настоящий акробатик

и фото с надписью оставил на прощанье.

Сейчас я вспомню... как там?.. «Будто я весенней гулкой ранью

скакал на розовом коне... » Вот так я, девочки, влюбилась.

Сказала – и по новой отрубилась.

Елена возвращается и говорит:

– Пить надо меньше Людке.

Хотя, конечно, мужики – ублюдки.

Мария ей в ответ:

– Ну как всегда

глас вопиющего в пустыне раздается.

Цель творчества – ... Да слушай ты сюда!..

понять, что жизнь лишь раз дается.

О да, не властны мы в своей судьбе,

но вариантов ритмики до черта.

И если уж писать, так только о себе.

А если замуж, так за лорда!

И смотрит почему-то на меня.

Затрепетала вдруг Елена. Из дверей подмигивал ей давешний джигит:

– Иди скАрей!

Елена, вняв призыву, встает, приглаживает гриву, на улицу выходит и зашла

за куст, – слышны оттуда визги, веток хруст; вот возвращается минут через пяток, кипит как кипяток и говорит:

– Трусы порвал, скотина. Нет, я одно сказать могу,

что магия стиха рождается в мозгу. Как ни сходи с ума, ты все внутри ума, суди

сама. Все дело в композиции, в расположении частей, в подборе слов. Сюжет же может быть не нов.

Мария в бешенстве:

– Ты отдышаться не успела после ебли и, надо же, в такие лезешь дебри!

Дала бы я тебе как следует по шее! Прикинь, в процессе творчества участвует Психея!..

Но тот же гражданин, неутомим, теперь сигналит Маше.

– Ну ты и мим! – она бежит за куст. Слышны оттуда писк, визг, веток хруст.

Вернулась красная как мак (и рак).

– И мне порвал трусы, дурак, – хихикает смущенно. – Так вот, цель творчества...

Тут пассажиров на посадку вызывают. Мария тормошит Людмилу. Та встает,

потягивается, зевает и гражданину в кепке пальчиком грозит:

– Ну ты артист!

Елена подхватила саквояжи. И вот уж след простыл подруг, они летят на юг, на юг, и в черных небесах над зданием аэропорта гул, грохот, свист...

Я вернулся домой в третьем часу ночи. Сознавал, что логика повествования требует развития темы нечистой совести, ея же и угрызений, но развивать уже не было сил. И то сказать, потрудился я в тот день, причем в разных сферах.

*   *   *

Открыл глаза и сразу отметил, что в комнате прибрано: пол помыт, бутылки составлены в угол, на табуретке в оранжевом солнечном луче играет чистыми гранями пустая стеклянная пепельница.