Борис Пильняк - Третья столица

• Название: Третья столица
• Автор: Борис Пильняк
• Жанр: Русская классическая проза

---

"- Ветер дует за окнами

Небо полно тучь.

Сидим с мамой на диване.

- "Ханша, ты меня не мучь".

- Ханша - это собака.

--------------

1. С вышгорода - с Домберга, где старый замок, из окон Провинциального музея и из окон Польского посольства, виден весь город и совершенно ясны те века, когда здесь были крестоносцы и здесь торговали ганзейские купцы. Из серого камня под откосом идет стена, она вбита в отвес холма: Калеево, народный эпос, знает, что эта гора снесена по горсти - пращурами - рыцарями. Стена из серого камня упирается в серую башню, и башня как женская панталонина зубцами прошивки кверху. Домберг высок, гнездо правителей. На ратуше - на кирках бьют часы полдень, башня кирок и ратуши, готика, как застывшая музыка, идут к небу. Там, за городом, во мгле - свинцовое море, древняя Балтика, и небо, седое как Балтика.

- Этой ночью палили из пушек с батареи в бухте у маяка, ибо советский ледокол "Ленин" поднял якоря и пошел без таможенного осмотра - в море, в ночь: без таможенного осмотра, и пушки палили перед его носом - в учебной стрельбе, как сказано было в ночи, пользуясь ночным часом, когда не ожидалось кораблей. В посольстве говорили о контрабандистах, рассказывали, что в море, в Балтийском море, бесследно погибло пять кораблей, один эстонский, два финских и два шведских, были улики пиратства, подозревали, что пиратствуют российские моряки, Кронштадт, - и тогда же шептали о восстании корелов против России.

- С вышгорода видны были снежные поля. В башне, как женская панталонина, поэты, писатели и художники устраивали свой клуб, с именем древнего клича - Тарапита. В башне до поэтов жили совы. По стене шли еще башни, две рядом назывались - Тонкий Фауст и Толстая Маргарита: Толстую Маргариту, где была русская тюрьма, разгромили в 1917 году белою ночью, в мае. - В старом городе извозцы ездили с бубенцами, ибо переулки были так узки, что два извозчика не раз'ехались бы. Каждый закоулок должно было бы снести в театр, чтоб играть Эрика XIV, и Бокаччио мог бы украшать Декамерон стилями этих переулков. На острокрышых домах под черепицею еще хранились годы их возникновения: 1377, 1401, и двери во всех трех - кононных этажах открывались прямо на улицу, - а на доме клуба черноголовых, древней купеческой гильдии, до сих пор из-под-угла крыши торчало бревно с блоком, ибо раньше не было лестниц и во все три этажа поднимались с улицы по блоку на под'емной площадке, площадку на ночь оставляли под крышей и жили так: в нижнем этаже лавка и пивные бочки, в среднем - спальня и жена с детьми, в верхнем - склад товаров. - В полдень на кирках били колокола, из Домберга, из окон было видно, как помутнела Балтика и небо и как идет метель на город. - Нет, не Россия.

- В Толстой Маргарите была русская тюрьма. Россия правила здесь двести лет, - здесь, в древней русской Колывани. - Русский октябрь хряпнул по наковальне 917 года: - Великая Россия Великой Революцией метнула в те годы, теми годами, искрами из-под наковальни, - Эстией, Латвией, Литвой, - и Эстии, Латвии, Литве, в снегах, в морозах - суденышком всеми покинутым, поплыть в историю, партизанствуя, отбиваясь друг от друга, от России, как от немцев, в волчьей мировой драке и русской смуте, возлюбить, как Бельгия, себя, свои болота и леса. - Россия метнула Эстией, Литвой, Латвией, Монархией, - императорской культурой, - русской общественностью, - оставив себе советы, метели, распопье, сектантство и муть самогонки, - а здесь в древне-русской Колывани:

- тор-го-вали ви-ном, маслом, мясом, сардинками, всем, хе-хе-хе, в национальном государстве, - совсем как десять лет назад в России. Историк, - размысли. Поэты кликнули клич - Тарапита.

Культура - финско-нормандская. Средневековье смешалось с сегодня. Здесь запоют еще Калевичи. Здесь есть рыцари-партизаны, которых чтут, которые своею кровью защищали свое отечество от немцев, от большевиков, от смуты. Здесь в башне Тарапита поэты, писатели и художники, рыцари в рыцарском зале - бокалом вина, бочкой пива величали на родном своем языке, встречая русского бежавшего от родины, писателя: они на родном своем языке говорили о своей нации, о своей борьбе за свой национальный быт и за демократию, - переводчик переводил, - русский писатель ответил по-русски, и его речь перевели, - тогда пили бокалы и кубки:

и все вместе потом стали русские петь студенческую песню о том, как "умрешь, похоронят" -

- здесь женщины, чтобы помолодеть, мажут лицо какою-то змеиною едкою мазью, и с лица сходит кожа, растет новая, молодая, и женщина молодеет.

- А где-то в другом месте, за тысячи верст и отсюда и от России, - от русской земли, - два человека, русских два писателя, - в воскресный день, в заполдни, - рылись в вещах, - и они нашли коробочку, где была русская земля, - не аллегория, не символ, - а просто русская наша земля, - сероватый наш русский суглинок, увезенный в коробочке за тысячи верст: - и ах как тоскливо стало обоим, какая тоска по земле. Тогда перезванивали колокола на кирке, и они не слышали их: они были два русских изгоя. Хряпнул октябрь не только октябрьскими слезками Эстии, Литвы и Латвии: если себе Россия оставила только советы и смуту, метель и распопщину, то те, кто не хочет русской мути метели и смуты, кто ушел от России - тот вне России фактически. Имя им - изгои. В те годы было много Кобленцев. И: просто русский сероватый наш суглинок.

а -

Ресторан, лакеи, фраки, смокинги, крахмалы, дамы, оркестр румын,

- Встаааать.

- Смииирнааа.

"Боже, царяа хрании.

"Сииилы, державный - -

b-c-d-e-f

h

Улица, перекресток, там вдали клуб черноголовых, здесь ратуша и на ней часы показывают одиннадцать дня, морозный день.

- Полковник Саломатин? - это басом, обветренным многими ветрами.

- Никак нет, изволите ошибаться.

- Оччень жаль, о-чень жаль! - хотя, впрочем, - очень приятно... - Я полковнику Саломатину должен дать в морду, - в морду с! - он предатель отечества... С кем имею честь? - позвольте представиться: ротмистр русской службы Тензигольский. - Очень похожи на полковника Саломатина, - он предался большевикам!

- Куда изволите итти?

- Ах, пустяки, - надо зайти на перепутьи выпить рюмку водки.

И потом, в ресторане, после многих рюмок:

- Вы, конечно, коллега, заплатите?.. Э-эх, прос... Россию, все, все вместе, сообща. Что говорить. - И бас, обветренный всяческими ветрами, не умеет быть тихим, - а глаза, также обветренные, смотрят в стол.

к-м

русская же 0, фита, отмененная, неотменимая, новым правописанием в России, - будет, есть в конце русской абевеги. -

2. Шахматы без короля.

В полдни с вышгорода видно, как идет метель. Полдни.

У крепостной стены, около шведской церкви из гранита, на половину врытой в землю, - дом, в котором жили - когда-то - шведские гильдейцы. В этом доме гостиница теперь: Черный Ворон. В последнем этаже гостиницы, где раньше гильдейцы шведы хранили свой товар, - последние - за тридцать - номера, вход на чердак, комнаты для оберов и фреккен, потолок почти в уровень с головой и в узких окнах черепицы крыш соседних зданий. С полдня и всю ночь - из ресторана внизу - слышна музыка струнного оркестра. Здесь живет богема гольтопа, все комнаты открыты. Здесь проживает русский князь-художник, три русских литератора, два русских офицера, художники из Тарапита, - здесь бывают студенты-корпоранты, партизаны, офицеры национальной и прежней русской армии, министры, губернаторы, поэты. - И в тридцать третьем номере, - в подштанниках с утра играют двое в карты и в шахматы, начатые вчера, - русский князь-художник и русский офицер. На столе у шахмат ужин на подносе, а на кровати, где свалены пальто, спит третий русский. На столике и под столом бутылки из-под пива, стаканы, рюмки, водка. Князь и офицер сидят склонившись к шахматной доске, они играют с ночи, они долго думают, они долго изучают шахматную доску, их лица строги. На чердаке безмолвие, тепло, за окнами зима. Безмолвно иной раз проходит фреккен с ведерком и щеткой, в крахмальном белом фартучке, - и навощенный пол и крашеные стены в морозном желтом свете блестят, как оно должны блестеть в горнице у бюргера. Двое за шахматами безмолвны, они изредка - по глотку - пьют помесь пива с водкой.

Тогда приходит, запушенный снегом, ротмистр Тензигольский. Он долго смотрит в шахматную доску, бекешу сваливает на спящего, садится рядом с игроками и говорит недоуменно князю:

- Да как же ты играешь так?

- А что?

- Да где же твой король?

Ищут короля. Короля нет на шахматной доске: король вместо пробки воткнут в пивную бутылку. - Мешают шахматы, толкают спящего и расходятся по комнатам - ложиться спать. Фреккен убирает комнату - моет, чистит, отворяет окна в ветер - каждый день из стойла превращает фреккен комнату в жилище мирное как бедный бюргер.

Ротмистр Тензигольский спускается по каменной лесенке, выбитой в стене, - вниз; в ресторане уже надрывается оркестр, и скрипки кажутся голыми, обера во фраках, бывшие офицеры русской армии, разносят блюда. Ротмистр Тензигольский у стойки, по привычке, пьет рюмку водки и идет в метель, в кривые тупички улиц, где трое расходятся с трудом. - Князь Паша Трубецкой, грузясь в мути сна, сквозь сон слышит, как в шведской церкви - не по-русски - медленно вызванивает колокол. - Во французской миссии Тензигольский долго ждет начальника контрразведки, скучает, а когда начальник приходит, рапортует ему о сысковом. Начальник пишет чек. -