Владимир Бенедиктов - Сборник стихотворений 1836 г.

• Название: Сборник стихотворений 1836 г.
• Автор: Владимир Бенедиктов
• Жанр: Поэзия

«Отовсюду объятый равниною моря,

Утес гордо высится, – мрачен, суров,

Незыблем стоит он, в могуществе споря

С прибоями волн и с напором веков.

Валы только лижут могучего пяты;

От времени только бразды вдоль чела;

Мох серый ползет на широкие скаты,

Седая вершина – престол для орла…»

---

Прощание с саблею

Прости, дорогая красавица брани!
Прости, благородная сабля моя!
Влекомый стремлением новых желаний,
Пойду я по новой стезе бытия.
Ты долго со мною была неразлучна,
Как ангел грозы все блестела в очах;
Но кончена брань, – и с тобою мне скучно:
Ты сердца не радуешь в тесных ножнах.

Прости же, холодная, острая дева,
С кем дружно делил я свой быт кочевой,
Внимая порывам священного гнева
И праведной мести за край мой родной!
Есть дева иная в краю мне любезном,
Прекрасна и жаром любви калена;
Нет жаркой души в твоем теле железном —
Иду отогреться где дышит она.

«Напрасно, о воин, меня покидаешь, —
Мне кажется, шепчет мне сабля моя, —
Быть может, что там, где ты роз ожидаешь,
Найдешь лишь терновый венец бытия;
Ад женского сердца тобой не измерен,
Ты ценишь высоко обманчивый дар;
Мой хладный состав до конца тебе верен,
А светских красавиц сомнителен жар.»

О нет, я тебя не оставлю в забвеньи,
Нет, друг мой железный! Ты будешь со мной:
И ржавчине лютой не дав на съеденье,
Тебя обращу я в кинжал роковой,
И ловкой и пышной снабжу рукоятью,
Блестящей оправой кругом облеку,
И гордо повесив кинжал над кроватью,
На мщенье коварству его сберегу!

Две реки

Между пышными лугами,
Между ровными брегами,
По блистающему дну,
В глубину не нарастая,
Влага резвая, живая,
Раскатилась в ширину.
В искры луч небес дробится
О поверхность этих вод;
На струях волшебных зрится
Искры в искру переход.
Здесь, дитя, тебе раздолье!
Здесь, питая своеволье,
Можешь бросится в реку;
И ручонку лишь протянешь,
Ты со дна себе достанешь
Горсть блестящего песку!

Путь по дебрям пробивая,
Там бежит река другая.
Та река в брегах сперта
Стелет воды не широко;
В глубину ушла далеко
Этой влаги полнота.
Стрелы Феба не пронзают
Этой мощной глубины;
Взоры дна не достигают —
Волны дики и черны.
Низвергайся, муж отваги!
Здесь под темным слоем влаги
Перлы дивные лежат.
Сбрось с чела венок цветочный!
Блеск возвышенный и прочный
Эти перлы подарят.

Разлука

«Поле славы предо мною:
Отпусти меня, любовь!
Там – за Неманом – рекою
Свищут пули, брызжет кровь;
Здесь не место быть солдату:
Там и братья и враги;
Дева милая, к разврату
Другу сердце сбереги!»
Девы очи опустились
К обручальному кольцу,
И по бледному лицу
Вдруг обильно покатились
Токи жгучих слезных струй:
При словах: «Прости, мой милый!»,
Будто роза близ могилы,
Пал прекрасный поцелуй.

Не тучи над миром грозу замышляют —
Сближаются мерно две рати врагов;
Не хладно, не сухо друг друга встречают —
При первых приветах и пламя и кровь.
Всем бешенством смерти ядро боевое,
Врываясь в колонну, ряд валит на ряд.
Вот прыснул картечный язвительный град,
Все ломит и рвет он в редеющем строе.
Все ближе и ближе враги меж собой —
Исторглись из ружей свинцовые брызги,
Пронзительно в слух ударяют их визги,
И строй навалился на вражеский строй
И роет штыками противников груди,
Кровь хлыщет волнами, и падают люди;
Сливаются стоны и ржанье и треск,
И мечется в дыме порывистый блеск.

Уж, полночная крикунья,
Дико крикнула сова;
Светом звезд и полнолунья
Светит неба синева;
Посреди немой равнины,
Погрузившись в смертный хлад,
Безобразные руины
Человечества лежат.
Чей здесь труп? – Чело разбито,
Исказилась красота,
Черной язвой грудь раскрыта,
Сжаты синие уста.
Поражен враждебной силой,
Юный ратник пал в борьбе:
Не воротится твой милый,
Дева милая, к тебе!

К М-ру

Еще на быстролетный пир,
О друг, мы сведены судьбою.
Товарищ, где наш детский мир,
Где так сроднился я с тобою?
Взгляну на стройный замок тот,
Где бурной жаждой эполета,
В златые отрочества лета,
Кипел незрелый наш народ, —
И целый рой воспоминаний,
То грустно – сладкий, то смешных,
Пробудится в единый миг
В душе, исполненной терзаний.
Там, светских чуждые цепей,
Мы знали только братства узы,
И наши маленькие музы
Ласкали избранных детей.
От охладительной науки
Бежали мы – в тиши мечтать
И непокорливые звуки
Игре созвучий покорять.
Там в упоительной тревоге
Мы обнимались на пороге
Меж детства запоздалым сном
И первым юности огнем,
И чувством дивным закипали,
И слив в безмолвии сердца,
Еще чего – то от творца,
Как недосозданные, ждали, —
И легкой струйкою в крови
Текло предвкусие любви.
Ударил час: мы полетели
Вдоль разных жизненных путей,
Пучину света обозрели,
И скоро сердцем откипели,
Открыли яд на дне страстей.
Под хладным веяньем порока
Поблекла юная мечта;
Душа, как львица, заперта —
Скорбит в железной клетке рока.
В толпе холодной и сухой
К кому приникнуть головой?

Где растопить свинец несчастья?
Где грудь укрыть от непогод?
Везде людского безучастья
Встречаешь неизбежный лед
Повсюду чувство каменеет
И мрет под кознями умов;
В насмешках сирая немеет
И мерзнет дружба; а любовь —
В любви ль найдешь еще отраду?
Оставь напрасные мечты!
Любовь – лишь только капля яду
На остром жале красоты.

Товарищ, где же утешенье?.
Чу! гром прошел по высотам.
Дай руку! благо провиденье:
Страданье здесь, блаженство – там!

Люблю тебя

Люблю тебя – произнести не смея, —
Люблю тебя! – я взорами сказал;
Но страстный взор вдруг опустился, млея,
Когда твой взор суровый повстречал
Люблю тебя! – я вымолвил, робея,
Но твой ответ язык мой оковал;
Язык мой смолк, и взор огня не мечет.
А сердце все – люблю тебя! – лепечет.

И звонкое сердечное биенье
Ты слышишь; так, оно к тебе дошло,
Но уж твое сердитое веленье
Остановить его не возмогло.
Люблю тебя! И в месть за отверженье,
Когда и грудь любовию отдышит,
Когда-нибудь безжалостной назло,
Мое перо – люблю тебя! – напишет.

Роза и дева

После бури мирозданья,
Жизнью свежею блестя,
Мир в венке очарованья
Был прекрасен, как дитя.
Роза белая являла
Образ полной чистоты;
Дева юная сияла
Алым блеском красоты.
Небо розу убелило,
Дав румянец деве милой, —
И волшебством тайных уз
Между ними утвердило
Неразгаданный союз;
И заря лишь выводила
В небе светлого царя,
Дева, рдея, приходила
К белой розе, как заря.

Но преступного паденья
Миг нежданный налетел:
Под дыханьем обольщенья
Образ девы потускнел.
Молча, зеркало потока
Ей сказало: ты бледна!
И грустит она глубоко,
Милой краски лишена.
Вот светило дня сорвало
Темной ночи покрывало;
Розе верная, спешит
Дева в бархатное поле…
Вот подходит… чудный вид!
Роза, белая дотоле,
Алым пламенем горит;
Пред пришелицею бедной
Струи зари она пышней
И кивает деве бледной
Алой чашею своей.
Милый цвет преобразился:
Твой румянец, дева, здесь!
Не пропал он, – сохранился,
Розе переданный весь

Так впервые отлетело
Пламя с юной девы щек,
А листочки розы белой
Цвет стыдливости облек.
Так на первом жизни пире
Возникал греха посев, —
И досталось жить нам в мире
Алых роз и бледных дев!

Наездница

Люблю я Матильду, когда амазонкой
Она воцарится над дамским седлом,
И дергает повод упрямой рученкой,
И действует буйно визгливым хлыстом.
Гордяся усестом красивым и плотным,
Из резвых очей рассыпая огонь,
Она – властелинка над статным животным,
И деве покорен неистовый конь, —
Скрежещет об сталь сокрушительным зубом,
И млечная пена свивается клубом,
И шея крутится упорным кольцом.
Красавец! – под девой он топчется, пляшет,
И мордой мотает, гривою машет,
И ноги, как нехотя, мечет потом,
И скупо идет прихотливою рысью,
И в резвых подскоках на мягком седле,
Сердечно довольная тряскою высью,
Наездница в пыльной рисуется мгле:
На губках пунцовых улыбка сверкает,
А ножка – малютка вся в стремя впилась;
Матильда в галоп бегуна подымает
И зыблется, хитро на нем избочась,
И носится вихрем, пока утомленье
На светлые глазки набросит туман…
Матильда спрыгнула – и в сладком волненьи
Кидается буйно на пышный диван.

Черные очи

Как могущественна сила
Черных глаз твоих, Адель!
В них бесстрастия могила
И блаженства колыбель.
Очи, очи – обольщенье!
Как чудесно вы могли
Дать небесное значенье
Цвету скорбному земли!

Прочь с лазурными глазами,
Дева – ангел! Ярче дня
Ты блестишь, но у меня
Ангел с черными очами.
Вы, кому любовь дано
Пить очей в лазурной чаше, —
Будь лазурно небо ваше!
У меня – оно черно.
Вам – кудрей руно златое,
Други милые! Для вас
Блещет пламя голубое
В паре нежных, томных глаз:
Пир мой блещет в черном цвете,
И во сне и наяву
Я витаю в черном свете,
Черным пламенем живу.
Пусть вас тешит жизни сладость
В ярких красках и цветах:
Мне мила, понятна радость
Только в траурных очах.
Полдень катит волны света —
Для других все тени прочь,
Предо мною все ж простерта
Глаз Адели черна ночь.

Вот – смотрю ей долго в очи,
Взором в мраке их тону,
Глубже, глубже – там одну
Вижу искру в бездне ночи.
Как блестящая чудна!
То трепещет, то затихнет,
То замрет, то пуще вспыхнет,
Мило резвится она.
Искра неба в женском теле —
Я узнал тебя, узнал,
Дивный блеск твой разгадал:
Ты – душа моей Адели!

Вот блестящая взвилась,
Прихотливо поднялась,
Прихотливо подлетела
К паре черненьких очей
И умильно посмотрела
В окна храмины своей;
Тихо влагой в них плеснула,
Тихо в глубь опять порхнула,
А на черные глаза
Накатилась и блеснула,
Как жемчужина, слеза.

Вот и ночь. Средь этой ночи
Черноты ее черней,
Дивно блещут черны очи
Тайным пламенем страстей.
Небо мраком обложило;
Дунул ветер; из – за туч
Лунный вырезался луч
И, упав на очи милой,
На окате их живом
Брызнул мелким серебром.
Девы грудь волнообразна,
Ночь тиха, полна соблазна…

Прочь, коварная мечта:
Нет, Адель, живи чиста!
Не довольно ль любоваться
На тебя, краса любви,
И очами погружаться
В очи черные твои,
Проницать в их мглу густую
И высматривать в тиши
Неба искру золотую,
Блестку ангельской души?

К Н-му