Теодор Кернер - Мёртвый гость. Сборник рассказов о привидениях

• Название: Мёртвый гость. Сборник рассказов о привидениях
• Автор: Теодор Кернер
• Издательство: Ренессанс, СП “ИВО-СиД”
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1992
• ISBN: 5-8396-0027-Х

Что ожидает нас на исходе земного бытия? Откуда являются призраки, двойники, привидения? Есть ли доказательства загробного существования? Многие века тревожат род человеческий подобные вопросы.

Одно из самых загадочных явлений в мире таинственного — призраки. О встречах с ними — замечательные рассказы немецких, австрийских и швейцарских писателей, вошедшие в эту книгу.

---

— Тогда пойдем этой; все равно ты от меня не избавишься… Подумал ли ты о том, что если мы сейчас пойдем дальше, то вынуждены будем ночевать в монастыре? Тебя это устраивает после всего того, что с тобой вроде бы произошло здесь?

— В любом случае я пойду туда… Судя по дороге, они, кажется, в самом деле ушли из монастыря. Однако почему?

— Какому ордену он принадлежит?

— Это женский монастырь.

Я воскликнул:

— В этой глуши поселились женщины?

— Камальдолянки.

— И у них ты провел все лето?

— Ну да.

— Как это возможно?

— Они разрешили мне остаться.

— В монастыре?

— В маленьком доме, принадлежащем монастырю.

— И там, думаешь ты, благочестивые женщины разрешат нам переночевать?

— Если они все еще там, и если ты…

Он запнулся.

— И если я — что?

— Если ты не боишься духов.

— В которых ты, похоже, веришь?

— В которых я вынужден верить. Пойми: вынужден!

Он произнёс это так необычно и при этом так странно посмотрел на меня, так призрачно (я и сейчас не могу обозначить его взгляд по-другому), что я с трудом скрыл, какое впечатление произвели на меня его тон и взгляд.

Пока я еще обдумывал, что ему ответить, его рука оказалась в моей. Она была холодной и влажной.

«Разве ты не понимаешь, что я бы поплатился за это жизнью, если бы я не был обязан верить? Именно так: „обязан“! Наше милое дитя сегодня было бы живо, если бы все, что случилось со мной в монастыре, мне только пригрезилось», — эти слова он прошептал мне хриплым голосом, почти задыхаясь от волнения, словно выдавал какую-то страшную тайну, причем его рука судорожно сжимала мою и он неотрывно смотрел на меня своим одухотворенным взглядом.

Я вырвал свою руку и воскликнул: «Я не пущу тебя дальше! Я требую, чтобы ты немедленно повернул назад! Я требую этого во имя твоей жены, которую ты очень обижаешь своими выходками».

— Моя бедная жена! — почти простонал он…

В следующий миг он уже отвернулся и быстро зашагал прочь. Так как он не послушался моих увещеваний, а я не мог применить силу, то мне пришлось волей-неволей отпустить его и последовать за ним.

А между тем день клонился к вечеру.

Там, где мы находились, очевидно, уже много лет не ступала нога человека. Лавина горного обвала засыпала прежнюю тропу, а из расщелин между камней пробивались вверх чертополох и заросли колючек. Если бы я теперь остановился и оглянулся назад, то увидел бы, что величественная перспектива Кампаньи бесследно исчезла, словно ушла под землю по мановению волшебной палочки, а ее место заняла каменистая пустыня и дикие скалы. Впереди нас горы разрезала узкая, как щель, расселина, окруженная отвесными, уходящими в небо каменными стенами и лишенная всякой растительности.

Фердинанд устремился к этому ущелью.

Итак, в этой безутешной теснине должен был находиться монастырь, и из года в год там жили люди — женщины. Очевидно, это были души, отвернувшие свои взоры от жизни и мира сего и обратившие их к могиле и небесам. Но чем хуже тогда немедленная смерть и вечность?

Я догнал Фердинанда, ушедшего далеко вперед, и старался дальше не отставать от него. Я слышал, как он бормотал: «Сейчас должны звонить к вечерней молитве… Они, кажется, в самом деле ушли и действительней покинули свой монастырь. Из-за чего?»

— Я бы предпочел, чтобы мы их вообще не нашли. Я бы не мог пожелать лучшего этим беднягам! Любое другое место выглядело бы менее-ужасно, чем это. Кто в состоянии выносить такую жизнь в течение многих лет, не утратив при этом рассудка, «тому нечего терять», выражаясь словами сумасшедшей графини… Скажи мне только одно: как эти добровольные узницы могли жить здесь днями, да что там — неделями — в разгаре лета?

Все тем же хриплым шепотом он ответил мне:

— Она не отпускала меня.

— Кто мог тебя насильственно удерживать в этой скалистой дыре?

— Камальдолянка.

— И ты позволял себя удерживать?

— Я ведь не мог иначе.

— Но тогда ты был до потери рассудка влюблен в нее, так как только этим видом безумия можно объяснить твое бессмысленное пребывание здесь.

— Я — влюблен в мертвую?

— Ты опять со своей… идеей-фикс, — хотел добавить я. Однако взгляд на побледневшее лицо несчастного заставил меня замолчать. И в тот же миг он крикнул: «Вот он!»

Глава 5

Он был там!

Повернув за острый выступ скалы, мы внезапно оказались в самом начале ущелья; перед нами, отделенный от нас пропастью, стоял монастырь; с трех сторон окруженный крутыми, голыми стенами скал, уходящими в небо, а с четвертой стороны средством сообщения с миром служила узкая расселина в скале.

Только участок белой стены с черными воротами в ней и кроваво-красным крестом над ними выдавал здесь присутствие святого места. Я никогда не видел ничего более уединенного, более безутешного!

Кому суждено было войти через ворота в эту юдоль, тому уже не на что было надеяться — не на что!

Однако тропа вела в монастырь, в святое место… всех тех, кто входил через эти ворота, чтобы никогда больше отсюда не выйти; все они, стоявшие когда-то перед этой мрачной дверью, оставляли позади все земные надежды — но все они, без исключения, жили в этом альпийском скиту величайшей и ослепительнейшей надеждой измученного и обремененного заботами человеческого рода: надеждой на безоблачную жизнь после смерти, на духовную близость с божеством и со всеми, которых любили на земле эти заживо погребенные и кого они добровольно покинули, чтобы в назначенный час вместе праздновать блаженное воскресение. Увидев перед собой жилище удалившихся от мира, я не мог сдержать громкого крика ужаса. Фердинанд, стоявший подле меня и с трудом переводивший дух, пробормотал: «Не правда ли, жутко? И в таком жутком месте пережить еще один ужас…» Вне себя я воскликнул: «Зачем ты пришел сюда! Ты ведь болен и постоянно бредишь в горячке! Все, что ты мне рассказал об этом ужасном месте, — не более, чем твои горячечные фантазии!»

— Разве это место — горячечная фантазия? Он там! Все, что я пережил там, было такой же реальностью, как и то, что он сейчас стоит перед нами… А теперь пошли, скоро ночь.

В быстро сгущавшихся сумерках римского летнего вечера мы проделали последний отрезок пути — назад, по внезапно обнаружившейся тропе: она была вырублена прямо в скалах, вдоль пропасти, из глубин которой доносилось журчанье горного ручья. В некоторых местах тропинка была настолько узкой, что в скалу были вбиты железные скобы. Держась за них, мы продолжали наш путь, ощупью продвигаясь вперед, словно паря в сгустившихся потемках над пропастью, между небом и землей.

Путь был таким же страшным, как и цель, которой мы, наконец, достигли и которая, хоты в это и трудно поверить, произвела на меня еще более сильное впечатление, чем все остальное. Ущелье завершалось уступом в скале, на котором как раз хватало достаточно места для поселения: для скита в скиту, прибежища для уединившихся в полном уединении от мира, для склепа в склепе.

Как заколдованный, стоял монастырь на самом краю пропасти: вокруг — непроходимые, застывшие, мертвые скалы, вверху — кусочек неба, а внизу — черная бездна. Таким был здесь мир, и — «се есть мир!»

Святое место в самом деле оказалось брошенным, за что я в душе благодарил небеса. Черные ворота в белой стене с восходящим над ними красным крестом, будь они на замке, превратили бы монастырь в крепость, но они были открыты настежь. Я все же не решался переступить заросший травой порог, хотя ни одна из хозяек этого святого склепа, ни одна из заживо погребенных не могла в гневе изгнать меня.

Я был там, хотя охотнее повернул бы назад, бежал бы. Потому что в момент, когда черные ворота с красным крестом за мной закрылись, я почувствовал себя пленником, заживо погребенным в этом месте… Я смог различить перед собой в ночных сумерках небольшой, утонувший в буйной растительности двор, заросшую травой каменную лестницу, ведущую к высокому монументальному порталу, над которым возвышалось изваяние высотой в человеческий рост в белом торжественном одеянии: изображение святого Ромуальда!

До того времени я даже не подозревал, что статуя может производить такое жуткое впечатление.

Подобно духу места, бледное мраморное изваяние, казалось, парило над входом в дом святого, словно охраняя его в этой глуши.

Медленно поднимаясь вверх по ступенькам, я остановился перед церковной дверью, подумав о том, сколько человеческого горя вместил в себя этот Божий дом, и почувствовал острую жалость к несчастной человеческой жизни.

В этом настроении я забыл о человеке, который меня привел сюда и который пережил здесь что-то таинственное и страшное. Я даже не заметил, что он снова ушел далеко вперед от меня. Уединенность, которая обволакивала меня кладбищенским покоем, вызвала во мне чувство, будто я не смею дышать и ради всего святого должен удержаться от вздохов, чтобы не потревожить духов уединившихся здесь людей.